Александр Плонский
ПРОЩАНИЕ С ВЕКОМ
От автора.
Я живу одновременно в двух веках - двадцатом и двадцать первом. Точнее -
тело мое пребывает в двадцать первом, а душа по-прежнему в двадцатом. И
неудивительно: всё самое интересное и значительное, что было в моей,
насыщенной событиями, жизни связано именно с ушедшим столетием. И эта книга
- своеобразное прощание с ним.
Но ее нельзя считать мемуарами. Мемуары пишутся, что называется, задним
числом. Что-то "реставрируется" по памяти, что-то присочиняется. Здесь же,
как говорят нумизматы, не "новодел", а оригинал. Поначалу я просто хотел
скомпоновать в одно целое главы, не вошедшие по произволу редактора в
книгу "Прикосновение к вечности" (Омское книжное издательство, 1985). И
вначале не придумал ничего лучшего, чем дать своим запискам банальное
название "О времени и о себе".
Однако уже в процессе "реанимации" несостоявшейся книги я понял, что
задуманные рамки для нее тесны. Многое из того, что сохранилось в
черновиках, не входило в те главы, другое публиковалось в виде очерков.
Немало переосмыслено, но я принципиально не подновлял написанное, а как бы
вступал в диалог, иногда даже в спор с самим собой, подобно тому, как
дискутируют два человека. Один - моё "я" ХХ века, другой - моё же "я", но
уже ХХI.
Этот спор выразился в послесловиях, которыми снабжено большинство глав.
Главы, написанные преимущественно в восьмидесятых годах века двадцатого
комментировалось с позиций 2002 года, когда частью компоновалась, а частью
писалась эта книга. В комментариях и насмешка над собственной наивностью,
и признание проницательности.
Хотя книга сугубо "личная" и ни в коей мере не претендует на
объективность, она, пусть в малой мере, - зеркало отошедшей эпохи.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Грани призвания
... Как Одиссей усталый, бури изведав, бои, атаки, плыву на поиск своей
Итаки...
Эдуардас Межелайтис
Счастлив тот, кто смолоду обрел призвание. Но в чем оно заключается? То ли
это производная таланта, то ли нечто от него обособленное, определяемое не
способностями, а склонностями или чем-нибудь еще?
Яркий, своеобычно талантливый фантаст Илья Иосифович Варшавский писал о
себе:
"Существует мнение, будто человеку, вступившему в седьмой десяток жизни,
приятно вспомнить прошлое, или, выражаясь высоким стилем романиста,
окинуть мысленным взглядом пройденный путь.
В иных случаях, может быть, это верно, но я, предаваясь воспоминаниям, не
испытываю ничего, кроме недоумения, потому что всегда добровольно выбирал
себе занятие, противоречащее моим вкусам и наклонностям.
Так, например, будучи с детства убежденным домоседом, избрал профессию
моряка торгового флота; питая отвращение ко всякой гремящей технике,
большую часть жизни строил, испытывал и конструировал дизель-моторы...
Фантастику я никогда не любил и еще 12 лет назад и в мыслях не имел стать
когда-нибудь писателем-фантастом".
Он стал фантастом о большой буквы, но, к сожалению, так поздно...
Впрочем, не будь моряка торгового флота и конструктора "гремящей техники",
видимо, не порадовал бы нас своим рождением и писатель- фантаст...
Значит ли это, что Варшавский вслепую искал призвание и (повезло!)
нашел-таки его? Нет, само призвание нашло Илью Варшавского, а он, со
свойственной ему ироничностью подчинился необходимости. Возможно, ему
казалось, что он лишь притворяется писателем-фантастом - не оттого ли
столь озорны его рассказы?
В "феномене Варшавского" главенствовал талант. Он заявил
о себе вопреки склонности, наперекор логике. А бывает и совсем наоборот.
Скажем, человека неудержимо тянет писать. И наслаждение от литературного
творчества он получает огромное. Словом, призвание к писательскому труду у
него вроде бы есть. А вот таланта нет в помине. Без него же писатель и не
писатель вовсе, а графоман. Никто его не печатает и не читает: в
литературе и искусстве без таланта или, по крайней мере, "прожиточного
минимума" способностей делать нечего...
Но ведь человек не знает, есть у него этот минимум или нет. Ему
нравится писать, собственные произведения кажутся шедеврами, а другие
этого почему-то не понимают...
Как видим, талант не всегда сопутствует призванию, а призвание - таланту.
Нелегко разобраться в их запутанных отношениях. Мало кому посчастливится
предугадать истинное призвание - его не вычислишь даже с помощью
компьютера. Еще реже случается разглядеть в себе талант- он виден лишь
со стороны. И уж совсем редко удается распознать то и другое.
Для писателя бесталанность- драма. А во многих профессиях талант и
призвание вовсе не обязательны, их с успехом замещает квалификация. В
других отсутствие таланта и призвания может быть восполнено
настойчивостью, чувством долга и ответственности, сознательным отношением
к своему, пусть не очень любимому, делу. Сколько на свете таких
"специалистов не по призванию" - инженеров, врачей, строителей! И вовсе не
"горе-специалистов", а хороших, авторитетных, уважаемых. Они приносят
несомненную пользу. Только вот получают ли удовлетворение от того, что
делают?
Николай Константинович Рерих (1874-1947), о котором Джавахарлал Неру
писал: "... Поражаюсь размаху и богатству его деятельности и творческого
гения. Великий художник, великий ученый и писатель, археолог и
исследователь, он касался и освещал множество аспектов человеческих
устремлений", справедливо утверждает:
"Велико несчастье прикасаться к работе без любви к ней, с единственным
желанием поскорее от нее отвязаться. Работающий в сердечном увлечении не
чувствует усталости..."
Возможно, призвание это и есть непреходящее сердечное увлечение, когда "вы
ищете совершенствованья, забываете себя во имя творимого вами, отрешаетесь
от эгоизма..."
Много лет назад запало мне в память четверостишье:
"Упаси нас бог познать заботу -
Об ушедшей юности грустить,
Делать нелюбимую работу,
С нелюбимой женщиною жить".
Мне повезло - я редко делал нелюбимую работу (возможно, уберегла природная
леность). Сравнительно рано окончил институт. Двадцатипятилетие отметил
первой книгой ("Пьезокварц в технике связи", Государственное
энергетическое издательство, 1951). В двадцать восемь лет уже заведовал
лабораторией научно-исследовательского института, в тридцать один получил
кафедру. Увы, довелось также в избытке изведать бои и бури... И если я в
конце концов нашел свою Итаку, то один из ее компонентов - умение
подниматься после нокаута.
Мне повезло и потому, что я еще мальчишкой приобщился к увлекательному
делу - радиолюбительству, был пощажен войной, не сбился с курса в трудное
послевоенное время.
Не склонен, однако, преувеличивать свою удачливость, да и успехи оцениваю
более чем трезво. Но, не касаясь таланта, скажу: призванием судьба меня не
обделила. Более того, она расщедрилась на своего рода "триптих", объединив
в моем призвании науку, литературу и преподавание.
Три грани призвания - какая из них главная? По-старшинству, безусловно,
наука.
Не отношу себя к большим учёным. Кое-что сделал, пожалуй, мог бы сделать
гораздо больше. Во всяком случае, было в моей жизни время, когда я,
подобно Архимеду, чувствовал себя способным перевернуть Землю - лишь бы
нашелся подходящий рычаг. До сих пор вспоминаю это мгновенно
промелькнувшее время с каким-то глупым умилением.
Тогда мне еще не исполнилось шестнадцати. Война занесла меня в Белозерск
Вологодской области.
Мутно-красная луна
Из-за туч едва мигает,
В Белом озере волна
Неприветливо седая...
Я лежал на протопленной печи в блаженном тепле и при свете коптилки решал
задачи, собираясь, во что бы то ни стало, сдать экстерном экзамены за
десятый класс. Голова была поразительно легкой и ясной. Все давалось
буквально с лёта. На меня вдруг снизошло высокое вдохновение! Февраль
сорок второго года, темень, вьюга... А жизнь кажется прекрасной, вера в
свои силы - необычайная! Словно ты не песчинка, влекомая ураганом войны, а
былинный богатырь Илья Муромец, которому отроду предназначены подвиги...
Но Землю я так и не перевернул, хотя в сорок лет стал доктором наук и
профессором.
Со второй гранью признания - литературой вышло вообще совсем не так, как
мечталось. Я жаждал успехов в литературе художественной, но о них до
далекой поры не было и речи: для этого не хватало ни таланта, ни
жизненного опыта. Я любил поэтическую музу, она меня - нисколько. И
рассчитывать на взаимность не приходилось. Жизненный опыт - дело наживное,
а вот талант... Перефразируя пословицу, можно сказать: в двадцать лет его
нет - и не будет! Увы, поэта из меня не получилось, хотя нанизывал
стихотворные строки я весьма бойко и рифмы придумывал отменные. Но поэзия,
оказывается, совсем не гладкопись, а кровь и плоть космически возвышенной
души. И лишь один из миллиарда способен на волшебство поэзии.
От графомании меня спасла... научно-популярная литература, эта золушка, на
которую смотрят свысока как "истинные" писатели, так и "истинные" ученые.
А то, что случилась дальше, иначе, чем предначертанием судьбы, не
объяснишь. Я успел получить первую и вторую премии Всесоюзных конкурсов на
лучшие произведения научно-популярной литературы, мои книги переиздавались
во многих странах, но по мере накопления жизненного опыта рамки "научпопа"
становились для меня все более тесны. Ничтоже сумяшеся, я решил
предпослать главам очередной книги "фантастические этюды". Но редактору
мои новации (увы, не только на этот раз!) показались кощунственным
нарушением канонов. И тогда, наобум, я решил (вернее, решился!) послать
свои новеллки в журнал "Вокруг света". К моему изумлению, их начали
печатать одну за другой. Я даже ухитрился получить премию журнала за
фантастический рассказ "Экипаж". Появился стимул (и огромное желание!)
писать фантастику.
"Не мытьем, так катаньем" я стал-таки писателем!
Наконец, третья грань - преподавание. Именно преподавание, а не
педагогика. Педагог - профессия, преподаватель, как и ученый, - состояние.
Иногда у меня возникает крамольное подозрение, что вузовской педагогики
вообще не существует. Не ловите меня на слове: я осведомлен и о внедрении
компьютеров в учебный процесс, и о технических сред ствах обучения, и о
программированном контроле знаний. Но в технических вузах этим занимаются
все-таки инженеры. И мне ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-либо из
моих коллег - профессоров и доцентов сказал: "мы, педагоги". Никто из нас
не получил педагогического образования, здесь всё, как говорится, от Бога.
И вот эта грань моего призвания - самая яркая... Могу войти в студенческую
аудиторию разбитый, в дурном настроении, а выйти - усталый, но
обновленный. Лекция для меня - акт творчества, импровизации, откровения.
Сколько легенд сложилось у меня о студентах и, по-видимому, у них обо мне!
В начале преподавательской карьеры я готовился к лекции, как к подвигу.
Составлял подробнейший конспект, перепечатывал его на машинке, тщательно
разучивал. В аудитории клал стопку машинописных листов на кафедру и, читая
лекцию наизусть, через каждые несколько минут переворачивал очередную
страницу, чтобы в случае заминки не разыскивать забытую формулу, а
наткнуться на нее с первого взгляда.
Я был уверен, что листаю страницы незаметно. Но студенты замечают
абсолютно все!
И они решили подшутить над молодым "профессором". Когда я однажды вошел в
аудиторию, то... не обнаружил кафедры. Она исчезла. Разложить листки было
негде и я, скрепя сердце, засунул их в карман. А через некоторое время
изумленно обнаружил, что работать стало легче - мне уже не приходилось
раздваиваться, отвлекаться, то и дело думая: "не пора ли перевернуть
страницу?"
Словом, спасибо, милые мои студенты! Возможно, именно
благодаря вашей небезобидной шутке я состоялся как преподаватель...
Три грани призвания. "Любовный треугольник", в котором до
сих пор не могу разобраться!
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Твой лунный кратер
Здесь собраны живьем живые люди
со всеми потрохами: с именами,
фамилиями, местожительством и
службой- и ваш слуга покорный
среди них...
Я прикасался к ним, и прикасались
они ко мне. И как бывает в жизни,
Я в них вживался, а они - в меня...
Пабло Неруда (1904-1973)
Человек живет среди людей, общается с ними, учится у них. Человеческий
интеллект - интеграл способностей, знаний, опыта, навыков. Расчленить эти
слагаемые невозможно, как невозможно сказать, что здесь свое, природное, а
что воспринятое, впитанное, позаимствованное. Человек "сам по себе"
подобен электрону в вакууме. И пусть электрон-одиночку называют свободным,
толку от такой "свободы" мало, лишь упорядоченный, целенаправленный поток
электронов способен освещать жилища, приводить в движение роторы машин,
обогревать оранжереи. И лишь в сотрудничестве друг с другом люди находят
силы для преодоления преград, воздвигаемых природой и... самими же людьми.
Память о людях, с которыми тебя на годы либо на мгновенья сводила судьба,
- бесценное жизненное достояние.
Я с наслаждением прочитал "Воздушные фрегаты" Леонида Мартынова. И не
оттого лишь, что они открыли для меня Омск двадцатых-тридцатых годов, но и
потому, что их страницы населяют живые люди, а не литературные герои. Люди
с их талантами, чувствами, чудачествами... Спасибо Мартынову!
И мне посчастливилось встречаться с интересными, а иногда и выдающимися
людьми. Имена одних я встречаю в энциклопедиях, другие пока безвестны.
В музыкальной энциклопедии есть статья, посвященная Матвею Акимовичу
Гозенпуду (1903-1961), композитору и пианисту, профессору Киевской, а
затем Новосибирской консерватории.
Не знаю, при каких обстоятельствах он потерял руку - для пианиста,
дипломанта Первого Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей это,
казалось бы, невосполнимая утрата. Но композитор Гозенпуд не перестал быть
пианистом. Он создал ряд сложнейших, на мой взгляд, произведений
специально для одной руки (если не ошибаюсь, - левой!). И, честное слово,
когда он виртуозно исполнял их, не хотелось верить глазам...
Однажды я захотел показать себя знатоком музыки и принялся расхваливать
"Полонез" Огинского.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг