Ожидая, он не бездельничал: обдумывал задачу. И задача вырисовывалась
масштабная, можно сказать, глобальная. На Мире ему приходилось иметь дело с
крупными задачами, но эта, хотя и абстрактно-математическая, а для иной у
него не было возможностей, захватила воображение Игина всеобщей значимостью,
непредсказуемостью результата и даже самой дерзостью замысла.
Игину временами казалось, что от него зависит судьба человечества - не
больше, не меньше! На смену этой, почти мистической, уверенности приходил
критический взгляд - а кто я такой? Потом депрессия вновь уступала место
эйфории.
Наконец прислали контейнер. Видать, не забыли еще заслуг управителя! К
его удивлению, в контейнере оказался не готовый компьютер, а сборочный
комплект. Игин так и не узнал, что это была идея Председателя - заставить
его с головой утонуть в работе и тем самым избавиться от тягостных
воспоминаний.
На сборку и налаживание ушел год: Игин все делал сам, а многое из того,
что делается своими руками, он успел забыть, пока управительствовал. К тому
же люди давно предпочитали рукам манипуляторы роботов. Но хотя Игин начинал
трудовую деятельность с того, что "вправлял роботам мозги" (его излюбленное
выражение), сейчас предпочел обойтись без них.
Работал Игин исступленно. А уж это он умел делать как никто другой! И
некогда стало оглядываться на прошлое. И о задаче, которую предстояло
решить, тоже перестал думать, так как захватила работа. Снова чувствовал
себя молодым, полным сил, даже одышка больше не беспокоила.
Соседка, с которой он был знаком еще на Мире, не удержалась при встрече
от удивленного возгласа:
- Вот так чудо! Вас невозможно узнать! Какой эликсир вы раздобыли?
- Да будет вам, - налившись румянцем, проворчал польщенный Игин. -
Смеетесь над стариком!
Он бессознательно кокетничал, и это было добрым знаком.
- Никакой вы не старик, - убежденно сказала соседка.
- Не юноша же!
- Кто вас знает... Молодец, право!
- Нет, Игин не выдохся! - бормотал под нос бывший управитель, глядя
вслед женщине. - Ему энергии - о-го-го! - не занимать...
Пройдя десяток шагов, соседка обернулась, точно почувствовав на себе
его взгляд.
- Я сведу вас со Стромом, хотите?
- И уже издали:
- Он хо-ро-ший че-ло-век! А хо-ро-шие лю-ди должны быть вместе!
Игин знал, что Стром живет в одном из соседних коттеджей, но до сих пор
не испытывал ни малейшего желания познакомиться со столь неприятной
личностью. Рассказывали, что этот желчный и невыдержанный человек, улетая на
Утопию, напоследок хлопнул дверью, обвинив Председателя в пренебрежении
будущим!
"Вот это да! - поразился Игин словам соседки. - Хороший человек! Это
Стром-то? А вдруг? Не станет же она выдумывать. Женщины вообще
проницательнее мужчин. Стоило моей Кисуне взглянуть на меня, и она уже
знала, в каком я настроении... Что, если Стром и в самом деле..."
10
Путь к сердцу
Человека с иным, менее твердым характером сокрушительный провал, - а
именно это произошло с Джонамо, - мог бы если не сломить, то надолго вывести
из душевного равновесия. Она же только стиснула зубы и... стала все чаще
играть при слушателях.
- Вы меня поразили, - признался доктор Нилс, переживавший ее неудачу,
как свою собственную. - Не догадывался, что у вас такая... сверхчеловеческая
воля.
- Я и сама не знала... Впрочем, почему сверхчеловеческая? -
спохватилась Джонамо. - Все, что "сверх", уже патология. А я обычный
человек, разве лишь цель у меня необычная. Она меня и вдохновляет.
И от концерта к концерту реакция слушателей на ее музыку менялась.
- Слушали пианистку? - говорили, встречаясь, люди. - Обязательно
послушайте, это что-то необыкновенное. Даже не по себе становится от игры
Джонамо. За сердце берет...
На концертах люди все охотнее и глубже погружались в мир собственных
чувств, открывали его заново, поражались ему, а заодно и самим себе: вот мы,
оказывается, какие!
Музыка раскрепощала чувства, придавала им выпуклость, остроту, вызывала
непривычное беспокойство, как бы нашептывала в душу: "А правильно ли мы
живем?"
- Ваша игра попирает законы реальной действительности, - сказал как-то
один из слушателей. - Она похожа на гипноз. Уже одно то, что она не
синтезирована, а возникает под вашими пальцами, словно исходит от них,
производит завораживающее впечатление. Но дело даже не в этом. Вы посягаете
на личность человека, его характер и психику, навязываете свое
мировосприятие через посредство музыки.
Джонамо была еще во власти музыкальных образов. Все виделось точно
сквозь дымку. Серебряную шевелюру говорившего с ней человека окружало нечто
вроде ореола. На миг возникли неясные ассоциации - с кем? Проглянуло и вновь
исчезло что-то знакомое.
- Вы преувеличиваете, - тряхнула головой Джонамо. - Я лишь помогаю
людям понять себя. Стараюсь открыть им, на что они способны. Средствами
искусства отстаиваю добро.
- Разве у нас... сохранилось зло? - недоуменно спросил собеседник.
- Отсутствие зла еще не есть добро.
- Так ли?
- Если число не отрицательное, то это вовсе не значит, что оно
положительное. Возможен и нуль.
- Да... В логике вам не откажешь. Но логика не может оправдать вашу
музыку!
- По-вашему, она нуждается в оправдании?
- Я пытаюсь это сделать и не могу.
- Мне жаль вас, - сказала пианистка.
Не одно лишь искусство с такой силой воздействовало на слушателей, но и
обаяние Джонамо. Говоря о гипнозе, седовласый был недалек от истины. Биополе
пианистки возбуждало ответные всплески полей. Стихийно возникала
автоколебательная система, в которой, подобно электрическим колебаниям,
генерировались эмоции, причем их амплитуда тысячекратно превышала
эмоциональный потенциал не только каждого слушателя в отдельности, но и
самой Джонамо.
Подсознательно догадываясь об этом, она отказывалась от выступлений по
глобовидению. Джонамо опасалась, что первая же такая передача необратимо
разрушит притягательную силу ее музыки. С другой стороны, играя на рояле,
она вела страстную пропаганду против дегуманизации искусства, обездушивания
людей. А пропаганда должна быть массовой, только тогда она принесет плоды.
Это противоречие угнетало Джонамо. Ей начало казаться, что она взялась
за принципиально неразрешимую задачу и закономерно зашла в тупик.
- Меня слышат тысячи, пусть десятки тысяч, - жаловалась она матери. - А
людей миллиарды.
- Тебе нужны ученики, - посоветовала мать. - И если у каждого из них
появятся свои ученики, ты достигнешь цели.
Джонамо понимала, что мать права. Когда-нибудь, очевидно, так и будет.
Но сегодня... Занятия с учениками требуют времени, а где его взять? Нет, в
первую очередь нужно обзавестись не учениками, а последователями,
единомышленниками!
Не догадывалась Джонамо, что и без глобовидения ее музыка овладевала
людьми, брала реванш за долгие годы забвения. Одна из причин - записи,
которые слушатели делали во время концертов. Конечно, записи не могли
заменить живой музыки, и люди понимали это. Но даже запечатленная
мнемокристаллами, музыка Джонамо производила неизгладимое впечатление.
"Насколько же должно быть сильнее непосредственное восприятие!" - думали те,
кому еще не посчастливилось побывать на концертах Джонамо. Их интерес
подогревали передаваемые из уст в уста восторженные отзывы.
Послушать ее стекались отовсюду. Импровизированные концертные залы не
вмещали всех желающих. Никогда прежде молодая женщина не получала такого
удовлетворения, не испытывала большего упоения делом своей жизни.
В перерывах между концертами она едва успевала восстановить, казалось
бы, полностью исчерпанные силы. Передохнув, вновь садилась за инструмент.
Когда, готовясь к игре, Джонамо на минуту застывала над клавиатурой,
слушатели переставали дышать, как будто звук их дыхания мог спугнуть ее
волшебную музыку. Многие смотрели на пианистку, точно религиозные фанатики
древности на сошедшую с небес святую.
Девяносто девять слушателей из ста покидали концертный зал
восторженными приверженцами Джонамо, сотый - ее убежденным и встревоженным
противником.
11
Сенсация
Исследовательский звездолет "Поиск", один из двух оставшихся, кораблей
галактического класса, барражировал в заутопийском пространстве, ведя
наблюдения за источниками вакуумных волн. Второй звездолет - "Зов", - на
котором погиб муж Джонамо Крил, с того времени был на приколе, и командир
"Поиска" Гюнт не без оснований опасался, что его корабль рано или поздно
постигнет такая же грустная участь.
Астронавтика давно уже утратила героический ореол, превратилась в
средство транспортного обслуживания Утопии. "И сегодня, - думал Гюнт, -
"Поиск" остается единственным реликтовым отголоском ее былого величия".
Предки мечтали о покорении пространства, об экспорте разума на планеты
других звездных систем. Этим честолюбивым замыслам не суждено было
исполниться. Утопия, задуманная как галактический форпост, плацдарм для
начала космической экспансии, стала ее вершиной и... концом, выродилась в
планетарную богадельню...
Гюнт понимал, что кризис астронавтики был предопределен тенденциями в
развитии человечества, возобладавшими в последние десятилетия. Галактические
полеты сочли экономически бесперспективными, а связанный с ними риск - не
оправданным.
Гюнт, уже немолодой человек, относился к последнему, не по очередности,
а по очевидному отсутствию будущности, поколению
звездолетчиков-первопроходцев. Раньше он летал на "Зове", дружил с Крилом,
тяжело пережил его гибель и до сих пор мучился, пытаясь понять, зачем
бортинженер пошел на верную смерть. Не доверял автоматам? Счел, что ситуация
выходит из-под их контроля? Действовал в состоянии аффекта или сознательно
пожертвовал собой?
Сейчас, на "Поиске", Гюнту отчаянно не хватало Крила. Нынешний
бортинженер - человек совсем иного склада, угрюмый, неразговорчивый. Да и
второй член экипажа космогонист Занг настолько увлечен своими вакуумными
волнами, что ничего иного для него не существует.
У каждого из них ясно очерченный круг обязанностей, и нет нужды
поминутно общаться. Главное, они обладают идеальной психологической
совместимостью, и не оттого ли, что не мозолят друг другу глаза?
Роль командира кажется символической, она как бы зарезервирована на
случай экстремальной ситуации. А его обязанности навигатора сводятся к
дублированию бортовых компьютерных систем управления.
И все же Гюнт не считал себя придатком компьютера, сознавая, что
присущая человеку нестандартность логического мышления дает ему неоспоримое
преимущество перед самым совершенным из автоматов.
Коренастый, основательный, с цепким взглядом и бледным, как у
большинства звездолетчиков, лицом, он не мыслил себя вне космоса. Однако в
редкие месяцы возвращения на Мир никогда не надевал прилюдно
серебристо-голубую форму астронавта, инстинктивно чувствуя ее неуместность
там, где любая форма воспринимается как нелепый пережиток, посягающий на
индивидуальность человека.
И он всегда покидал Мир с облегчением. Навигационная рубка была для
него родным домом и в то же время вмещала в себя оставленную во Вселенной
планету.
Корабельная мнемотека позволяла ему заполнить время по своему
усмотрению: не сходя с пилотского кресла совершить восхождение на
заснеженную горную вершину, свергнуться в прозрачном поплавке-амортизаторе с
гребня водопада, скакать на иноходце по девственным прериям, которых, увы,
не существует в действительности. И хотя все эти реалий были иллюзорны, Гюнт
получал заряд бодрости. Мышцы его ныли от здоровой усталости: биотоковый
массаж, сопровождавший иллюзию, был вполне реален и не оставлял места
гиподинамии.
Звездолетчик часами играл сам с собой в компьютерные игры, тренируя
реакцию, моделируя "нештатные" ситуации, разрешая головоломные задачи,
которые могут возникнуть в самый неподходящий для обдумывания момент. Но
всем этим занималось как бы одно полушарие его мозга, да и оно оставалось в
мобилизационной готовности, а другое с холодной сосредоточенностью
анализировало показания счетчиков, считывало информацию с дисплеев,
прокладывало курсовую линию на хранимых в памяти многомерных навигационных
картах, пеленговало звезды...
Так проходил день за днем, и Гюнт, привыкший к монотонному течению этих
дней, лишь изредка нарушаемому непредсказуемыми происшествиями, не мог
заподозрить, что назревает сенсация, которой суждено перевернуть не только
его собственную, казалось бы, предопределенную будущность, но и привычное
существование всего человечества...
Он не поверил глазам, когда в навигационную рубку без предупреждения
ворвался необычно, даже необычайно, взволнованный Занг. Его всегда идеально
аккуратная - волосок к волоску - прическа была взъерошена, по бледному лицу
текли струйки пота. Дышал космогонист часто и неровно, с судорожными
всхлипами.
- Что случилось? - спросил Гюнт.
- Сигнал! Из созвездия Доброй стаи... Наряду с белым шумом кодированная
информация.
- Сигнал? Не слишком ли торопитесь с заключением?
- Это не мое заключение! - протестующе воскликнул Занг. -
Экстра-компьютеры проанализировали ряд выборок и...
- Расшифровали сообщение?
- Увы, лишь частично... Сильные помехи, замирания сигнала...
- Частично... - пожал плечами Гюнт. - А не получится ли, как в прошлом
веке? Помните мистификацию Черного облака?
- Черного облака? Не припоминаю...
- Эх вы! Космогонист, и не знаете? Так вот если наблюдать Седло рыцаря
с Мира, из южного полушария, то вблизи Алмазного Креста оно сужается в
тонкую ленту, которая сразу же за Крестом резко прерывается темным пятном,
или Черным облаком.
- Вспомнил, - смущенно проговорил Занг. - Оттуда приняли излучение с
линейчатым спектром...
- Вот-вот. И анализ спектра выявил корреляцию с кодом Гуи-Репсольда.
Компьютеры также засвидетельствовали осмысленный характер излучения, правда,
оценив его вероятность значением 0,983. Кстати, попытки извлечь информацию
как непосредственно в процессе приема предполагаемого сигнала, так и при его
последующем многократном воспроизведении результата не дали. А лет через
десять Ленг доказал, что излучение Черного облака представляет собой
естественную суперпозицию пространственно-временных колебаний. Так-то!
- Но ведь 0,983 - это еще не единица! Сейчас же компьютеры считают
вероятность сигнала стопроцентной. Метод прогнозируемых контр-ошибок
позволяет...
- Допустим, это сигнал, - согласился Гюнт. - И каково его содержание?
Ведь что-то расшифровано, пусть отрывки, куски. Есть в них смысл?
- Есть, - выдохнул Занг. - Речь идет о глобальной катастрофе на
планете, которую ее обитатели называли Гемой. В результате спонтанного
воспроизводства радиоактивности большая часть человечества Гемы погибла,
остальные укрылись в глубинных убежищах.
- Сигнал бедствия послан ими?
- Вот здесь-то и начинается непонятное. С одной стороны, получается,
что через некоторое время гемяне вымерли. А с другой... Кто-то же послал
этот странный сигнал бедствия!
- И что говорят экстра-компьютеры?
- Они утверждают: "Сигнал послали личности". - "Люди?" - спрашиваю.
"Нет". - "Кто же?" - "Личности". Не роботы, не индивиды, не существа -
ЛИЧНОСТИ! К каким уловкам я ни прибегал, как ни варьировал вопрос, ответ
был один: ЛИЧНОСТИ, ЛИЧНОСТИ, ЛИЧНОСТИ!
- Загадка... - задумчиво произнес Гюнт.
- Да, чуть не упустил. Сообщение заканчивалось действительно загадочной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг