Садитесь. Расскажу детективную историю, связанную с вашей будущей
специальностью. Хотите?
- Хотим! - нестройно откликнулась аудитория.
- Условие - тишина. Договорились?.. Когда ваших пап и мам еще не было
на свете, в одной из западно-европейских стран построили мощный
передатчик. Согласно расчету он должен был вещать на всю Европу.
- Передатчик средневолновый? - задал вопрос худенький паренек в
очках.
- Радиолюбитель? - в свою очередь спросил Браницкий.
- Коротковолновик. У меня свой позывной есть.
- Хорошо! Так вот, передатчик был средневолновый, короткие волны
тогда считали бросовыми, непригодными для радиовещания. Их отдали
любителям.
- И мы, любители, доказали: на коротких волнах передатчик мощностью,
ну, как осветительная лампочка позволяет связываться с другими
континентами! А что было потом?
- Поначалу расчет полностью оправдался, но вскоре слышимость стала
ухудшаться. Инженеры обследовали схему - все цепи вместе и каждую в
отдельности.
- И нашли неисправность?
- В том-то и дело, что нет. Приборы показывали норму. Токи текли
беспрепятственно. Коротких замыканий и утечек не было. Передатчик отдавал
в антенну номинальную мощность. Но с радиоволнами происходило что-то
неладное. Владельцы передатчика, отчаявшись, обратились за помощью...
Куда, как вы думаете?
- К ученым?
- В полицию! Вскоре на станцию прибыли детективы. Они бродили по
аппаратному залу и антенному полю, задавали нелепые вопросы и к концу дня
сделались объектом насмешек.
- Это же надо было придумать! - сказал паренек в очках. - Нашли бы
опытных радиолюбителей. Вот в радиоклубе есть один, любого инженера за
пояс заткнет!
- Но чуть ли не на следующий день, - продолжал Браницкий, -
слышимость полностью восстановилась. Детективы были невеждами в
радиотехнике, однако свое дело знали.
- Так что же они нашли?
- Оказалось, что в окрестностях станции как раз и обитали
радиолюбители, причем особого рода: они сооружали рамочные антенны,
направляли их с близкого расстояния на передатчик и ловили, словно неводом
рыбу, энергию излучения. К "рамкам" были подключены не радиоприемники, а
электрические лампочки и плитки. Радиовещательная корпорация освещала и
обогревала дома в поселках, окружающих со всех сторон станцию.
- Выходит, сыщики посрамили инженеров?
- Выходит так. А мораль этой истории... Через четыре года и десять
месяцев вы получите дипломы. Постарайтесь же, приобретя профессиональные
знания, а затем и опыт, не утратить интуиции, свежести взгляда,
непредвзятости подхода. Не позволяйте себе замшелости, самодовольства,
зазнайства. Не следуйте слепо за авторитетами, но ни на кого не смотрите
свысока. Не щадите себя. С самого начала и до самого конца! Таково мое
напутствие. А теперь за работу!
33
Самые яркие жизненные впечатления Браницкий связывал с двумя "Па..."
- Памиром и Парижем. Одно и другое были для него словно плюс-минус
бесконечность. Высокогорная пустыня с ее необозримыми инопланетными
ландшафтами, целомудренными нравами, замедленным темпом жизни, казалось
бы, непримиримо противостоит красочному легкомыслию и пресыщенности
гигантского муравейника, в котором роль юрких, неутомимых букашек играют
люди. Но при всей несхожести этих двух "Па..." они являют собой
диалектическое единство противоположностей: им в равной мере присущи
красота и величие...
В Париже Браницкий побывал лишь однажды, за несколько лет до Памира,
и провел там четыре незабываемых дня.
Что может оставить в памяти короткая туристская поездка? Но вспышка
молнии мгновенна, а высвеченная ею картина иной раз запечатлевается на всю
жизнь.
Браницкого всегда забавляли туристы, заносившие в блокнот каждое
слово гида, наивно восторгавшиеся красочной витриной, парадным фасадом,
неоновой рекламой, пестрой и беззаботной для неискушенных глаз уличной
толпой. Они напоминали ему ограниченного от природы, но очень
старательного студента, принимающего за абсолют каждую строчку учебника.
Сам Антон Феликсович не насиловал произвольную память информацией,
которую можно в любое время с куда большей объективностью извлечь из
справочника или энциклопедии. Он не вел дневник, о чем, впрочем, иногда
сожалел. На первых порах снимал слайды, оседавшие потом в коробках.
Изредка их извлекали, но всякий раз оказывалось, что воспоминания более
ярки и жизненны. Уличая память в конфликте с фактами, слайды лишь вызывали
досаду и желание убрать коробку подальше, даже забыть о ее существовании.
Потом фотоаппарат и восьмимиллиметровая кинокамера вообще были
заброшены. Сознавая невозможность получить за несколько дней детальное
представление о стране или городе, Браницкий предпочитал представлению
впечатление, причем впечатление интегральное, обобщенное, как бы состоящее
из отдельных крупных мазков, напоминающее яркостью и фрагментарностью
витраж или мозаичное панно.
В Париже у Антона Феликсовича был знакомый - Владимир Алексеевич
Гарин. Незадолго до приезда Браницкого его назначили в ЮНЕСКО на довольно
крупный пост директора департамента (начальника отдела). Гарин дал
Браницкому свой парижский адрес, хотя вероятность воспользоваться им
представлялась равной нулю.
Но вот, назло теории вероятности, Антон Феликсович шагает по
вечернему Парижу, легко ориентируясь в его планировке, минует ярко
освещенную площадь Согласия и выходит на фешенебельную Де ла Мот Пике.
Ощущение такое, будто город давно и хорошо знаком, много раз виден,
исхожен из конца в конец. А в этом доме, ну конечно же, живет Гарин!
Темный подъезд, в глубине рубиновая точка. Браницкий на ощупь
движется к ней, протягивает руку, инстинктивно нажимает - оказывается, это
кнопка лифта. Вспыхивает неяркий свет, Антон Феликсович заходит в кабину,
и свет за его спиной гаснет.
Как только лифт остановился, зажегся плафон на площадке.
Двери открыла жена Гарина.
- Ты посмотри, Володя, какой у нас гость! - позвала она, глядя на
Браницкого так, словно тот вышел не из лифта, а из летающей тарелки.
Их знакомство было почти шапочным, но, встречаясь за границей,
знакомые становятся приятелями, приятели - близкими друзьями, друзья -
почти родственниками. Браницкий явно перешагнул через ступеньку - прием
ему оказали родственный.
Утром Гарин подъехал к отелю на "Волге". Насколько легко ходить по
Парижу пешком, настолько трудно водить машину - одностороннее движение
превращает улицы в лабиринт. Владимир Алексеевич минут сорок колесил
вокруг отеля, прежде чем сумел к нему подъехать.
И вот уже Гарин ведет машину, а Браницкий с развернутым на коленях
планом Парижа командует "налево-направо", словно штурман во время ралли.
Спал Браницкий три-четыре часа в сутки, расставаясь с Гариным, бродил
по улицам, пока не валился с ног. Побывал в Лувре, Музее современного
искусства и Соборе инвалидов, ухитрился заблудиться ночью на Монмартре и
спрашивал дорогу у стайки веселых женщин, выпорхнувших из погребка, а те,
видимо не поняв ломаной английской речи, смеялись и одаривали его
воздушными поцелуями.
Гарин решил устроить для гостя дегустацию французских вин. Какое же
разочарование испытал Браницкий!
- Ничего не понимаю. И эта кислятина пользуется мировой репутацией?
- Ну что вы! - сказал Гарин. - Настоящие французские вина не для
простых французов.
Париж покорил Браницкого (с тех пор одной из его настольных книг
стала "Архитектура XX века" Ле Корбюзье; он подчеркнул в ней строки: "Во
всем мире Париж дорог каждому, какая-то частица души каждого из нас
принадлежит Парижу...").
...Антон Феликсович покидал Париж, сознавая, что расстается с ним
навсегда. Никогда более не доведется ему постоять в шоке перед фреской
Пикассо, погрузиться в огненное море Елисейских полей, ощутить под ногами
камни Бастилии, проплыть на речном трамвае, широком и плоском, как баржа,
излучинами Сены. Но он благодарил судьбу за то, что смог приобщиться к
величию и нищете Парижа, оставив взамен частицу души.
34
- Ну, заходите! - обрадовался Браницкий. - Сколько же мы не виделись,
полгода?
- Мы вас на свадьбу приглашаем, Антон Феликсович! - с порога
проговорила Таня. - Вот решили...
- А как же идейные разногласия?
- Она осознала свои заблуждения, - сказал Сергей.
- Вот уж не подумаю!
- Хватит, хватит! - замахал руками Браницкий. - Расскажите лучше, что
с работой. Вы оба, кажется, на приборостроительном? А почему не в
аспирантуре?
- Мне еще рано, - вздохнула Таня. - А он... если честно, то по
глупости не поступил.
- У меня диплом не с отличием, Антон Феликсович, - объяснил Сергей. -
Сплошь пятерки, но есть одна тройка...
- За практику, - перебила Таня. - Он вместо завода в турпоход
отправился. Опоздал на три недели.
- Никуда не годится... Но уж если так получилось, надо было
отработать.
- Да он хотел, только Иванов не позволил. "Если для вас байдарка
важнее практики, - говорит, - то получайте синий диплом вместо красного и
забудьте об аспирантуре!"
- Аспирантура никуда не уйдет, - успокоил Браницкий. - Было бы
желание. Важно найти направление и, не откладывая, начать работать.
- Я уже выбрал тему. Вот вы упомянули тогда, что интеллект отдельного
человека безнадежно отстает от интеллекта человечества. А по-моему, не так
уж безнадежно...
- Он говорит, - перебила Таня, - что если мозг каждого человека
подключить к единому "общечеловеческому" электронному мозгу, то все, чем
располагает человечество, окажется доступно любому из нас.
- Мне такая мысль, признаюсь, тоже приходила в голову, - ответил
Браницкий. - Материалистическому мировоззрению не противоречит. Но
реализация...
- Вы говорили на лекции, что луч лазера уже сегодня мог бы собрать
воедино и передать хоть на Марс голоса всех четырех с лишним миллиардов
человек, населяющих Землю. А здесь, мне кажется, обратная задача.
- Вы ее слишком упрощаете, Сергей. Положим, "общечеловеческий" мозг -
всеобъемлющий банк информации - уже существует. Но как связать его с
мозгом индивида, минуя органы чувств - глаза, уши? Как преодолеть
обусловленную ими инерционность восприятия?
- Информацию можно вводить в мозг с помощью вживленных
микроэлектродов. Об этом пишет Хосе Дельгадо в книге "Мозг и сознание".
- Эксперименты Дельгадо любопытны и обещают многое, - согласился
Браницкий. - Но микроэлектроды... Это все равно что невооруженный глаз
там, где не достаточен даже электронный микроскоп. Кстати, я еще не
поздравил вас!
- С чем? - одновременно спросили Сергей и Таня.
- Со свадьбой, конечно!
35
На этот раз не было ни кофе, ни коробки с шоколадными конфетами.
Дверь в "будуар" слилась с панелями, словно ее вовсе не существовало.
Ректор встретил Браницкого подчеркнуто официально, не вышел, как бывало,
навстречу, не провел под ручку по пушистому ковру до самого кресла, а лишь
слегка приподнялся над столом и сделал неопределенный жест.
Последнее время в их отношениях наступило прогрессирующее
похолодание. Антон Феликсович не терпел подхалимов, Игорь Валерьевич
относился к ним более чем снисходительно ("В интересах дела!" - говаривал
он Браницкому, когда тот недоумевал, зачем ректору, человеку способному во
всех отношениях, поощрять культ собственной личности). Роль Антона
Феликсовича в институтских делах неуклонно уменьшалась: число профессоров
перевалило за дюжину; будучи людьми новыми, в чужой монастырь со своими
порядками они не совались, начинания Уточкина поддерживали, не особенно
вникая; многие ветераны ушли из института, кто по возрасту, а кто по
собственному желанию.
Институт, казалось, процветал: по итогам последнего года он занял
престижное место. Между тем атмосфера в институте стала тяжелой. Работали
скорее не за совесть, а за страх.
- Раньше такого не было, - сказал Браницкий Уточкину. - Не слишком ли
это дорогая цена за первые места?
- Занимайтесь вашей кафедрой, уважаемый профессор! - ответил ректор.
Полгода не был Антон Феликсович в ректорском кабинете, и вот
неожиданное приглашение.
- Ознакомьтесь с этим документом.
В руках Браницкого несколько исписанных знакомым почерком листков:
"Ректору института д. т. н. проф. Уточкину И. В. проректора к. т. н.
Иванова Е. Я. докладная записка... Сообщаю о безответственных поступках
проф. Браницкого А. Ф. Не могу оставаться безучастным свидетелем того, как
мой учитель теряет уважение коллектива. Своим авторитетом он пытался
покрыть злостного спекулянта Козлова, принял в аспирантуру известного
своей недисциплинированностью Лейбница... Проф. Браницкий позволяет себе в
присутствии сотрудников критиковать действия руководителей института,
демонстративно не подал мне руки, чем нанес ущерб моему авторитету
проректора... Проф. Браницкий запустил научную работу, перерасходовал
смету отраслевой лаборатории, когда я еще работал над завершением
диссертации. Кстати, как научный руководитель, он ставил мне палки в
колеса, загружал посторонними поручениями, чуть не сорвал защиту... И,
наконец, последнее. Проф. Браницкий публично излагает и пропагандирует
философские концепции, не нашедшие..."
- Что с вами, Антон Феликсович? Нина Викторовна, "скорую"!
36
Вечерело. Антон Феликсович и Дарвиш дремали на заднем сиденье
"Волги". Вдруг водитель Джерол закричал:
- Смотрите, что это?!
Прямо перед ними слева направо над горизонтом плавно двигался
вертикальный эллипс, словно оттиснутый серебром на сумеречном небе.
- "Летучий голландец"!.. - прошептал Браницкий.
Внезапно эллипс изменил направление и начал быстро приближаться.
"Летучий голландец" завис над замершей у обрыва "Волгой". Браницкий ясно
различил цепочку иллюминаторов. Открылся люк, несколько серебристых фигур
соскользнули на землю.
- Вы гуманоиды? - чужим голосом спросил Браницкий.
- Мы люди, обыкновенные люди, - ответили ему. - Как бы вам
объяснить...
- Неужели из будущего? Но этого не может быть! Путешествия во времени
противоречат логике.
- Да, в обычном понимании...
- А разве понимание может быть необычным?
- Может. Если бы вы знали о гармониках времени...
- Подождите... Я уже где-то слышал об этом. Да, именно Стрельцов...
- Вы встречались с великим Стрельцовым? - воскликнул один из
пришельцев. - И каков он был?
- Ничем не примечательный паренек с портфелем...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг