Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ
"ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ" ПРОФЕССОРА БРАНИЦКОГО
Фантастическая повесть
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
От автора
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
________________________________________________________________
От автора
Что это - фантастическая повесть, документальный очерк,
публицистические заметки, философские раздумья? Не знаю. Вот если бы
рассказ велся от первого лица, его можно было бы счесть за не совсем
обычные мемуары. Но при всей схожести характеров, возрастов, биографий
отождествлять автора с главным, а возможно, единственным героем сочинения
- профессором Браницким - ни в коем случае не следует.
В математике существует понятие сопряженных комплексных чисел: это
разные числа, иначе их не потребовалось бы сопрягать. Правда, сущность -
так называемая действительная часть - у них одинакова. Зато мнимая,
кажущаяся, противоположна: у одного с плюсом, у другого с минусом. Отсюда
и различие между ними. Но любопытно: стоит сложить или перемножить такие
числа, и мнимость исчезнет - получится число сугубо действительное, или,
как еще говорят, вещественное.
Представляется, что автор и его герой подобны паре сопряженных чисел.
Сам факт их сопряженности предопределяет субъективное, пристрастное,
личностное отношение автора к своему герою. Но о мемуарах не может быть и
речи, как, впрочем, и о документальном очерке. Тогда, возможно, это
повесть? Но для повести нужна сюжетная основа. От того, насколько
изобретательно она сконструирована, зависит порой успех замысла. Автору же
не пришлось ничего конструировать: все взято из действительности, которая,
как известно, зачастую пренебрегает сюжетностью. Что же вышло? "Повесть"
есть, а сюжета нет? Ни просто сюжета, ни тем более острого,
захватывающего, увлекательного...
Жизнь профессора Браницкого при всех множествах ее коллизий не смогла
вдохновить автора на создание вестерна или детектива. Что же касается
психологической драмы или производственного романа из жизни пожилых
ученых, то я признаю свою некомпетентность в этой области, требующей
особого литературного профессионализма. Будем считать посему, что перед
нами все же очерк, но не документальный и не беллетристический, а скорее
публицистический и чуточку философский. Причем очерк, не случайно, думаю,
завершающий книгу фантастики... Строго говоря, его лишь условно можно
причислить к фантастическим произведениям: больше оснований считать, что
он, непосредственно не принадлежа к фантастике, в свою очередь комплексно
сопряжен с нею, поскольку исследует мир человека, целеустремленно
пытающегося приблизить будущее.
Вот, кажется, и пришло на ум подходящее определение:
очерк-исследование. Любое исследование трудоемко, требует напряжения, а
потому может оттолкнуть любителя занимательного чтения. Вероятно,
некоторые, перелистав по инерции несколько следующих страниц, отложат
книгу с мыслью: ну, это уж лишнее!
Что ж, название "Плюс-минус бесконечность" не просто заимствовано у
одноименного рассказа, а обозначает спектр книги и соответственно -
читательский круг, на который она рассчитана. Я буду огорчен, если вам,
читатель, ничего в этой книге не понравится. И буду искренне удивлен, если
понравится все. "Летучий голландец", так сказать, на любителя... И все же
надеюсь, что кое-кому придется по сердцу Антон Феликсович Браницкий,
человек сложный, склонный к менторству, не всегда выдержанный... Главное в
этом очерке - портрет человека, в жизни которого нашлось место для
обыкновенного, неброского чуда...
1
Профессор Антон Феликсович Браницкий, изнывая от летней духоты,
перебирал бумаги на письменном столе. Временами он машинально массировал
лицо - побаливал тройничный нерв. "Ни черта не могут медики, - с
раздражением думал профессор. - Сижу на анальгине, а все ноет..."
Под конец учебного года, как всегда, накапливалась усталость. Скорее
бы ГЭК, кафедральный отчет, последнее заседание институтского совета - на
факультетский можно не пойти - и долгожданный отпуск... Ялта, милая
Ялточка! Домик на Чайной Горке, море...
"Опять эта рукопись из "Радиофизики", - поморщился Браницкий. -
Лежит. Давно надо было отослать на рецензию". Он перелистал рукопись и
поскучнел. "Здесь еще надо разбираться... Часа два уйдет... Поручить
Иванову? У него дел по горло с защитой... Ладно, вернусь из отпуска - сам
напишу, не откладывая. Да и куда больше откладывать, неудобно, ей-богу!"
Он почувствовал вялые угрызения совести и оправдался перед собой:
главное-то сделано, четвертую главу закончил, остались пустяки, монография
на выходе.
Зазвонил телефон. Сняв трубку, Браницкий услышал надтреснутый голос
главного бухгалтера Саввы Саввича Трифонова:
- Нехорошо получается, Антон Феликсович. По отраслевой - перерасход.
Вынужден доложить ректору.
Браницкий недолюбливал Трифонова. Вот и сейчас он мысленно представил
гладкую, блестящую, яйцевидной формы голову главбуха, вечно обиженное
выражение подслеповатых глаз, и ему стало совсем тошно.
- Ну и доложите, - сухо ответил он. - Ректору причина перерасхода
известна.
На днях Браницкому исполнилось шестьдесят. Юбилейное заседание совета
было, как никогда, торжественным. На застланном зеленым сукном столе
президиума росла стопа приветственных адресов, пламенела россыпь гвоздик.
Браницкий с потусторонней улыбкой пожимал руки. Слова приветствий
доносились как бы из-за стены. Ораторы перечисляли его заслуги перед
отечественной и мировой наукой, вузовской педагогикой и обществом в целом.
Сухонький профессор-механик, с которым Браницкий за все эти годы не
перекинулся и парой слов, волнуясь и завывая, прочитал сочиненную им
здравицу в стихах и троекратно, по-русски, облобызал юбиляра.
"Это, кажется, Гюго сказал, что сорок - старость молодости, пятьдесят
- молодость старости, а шестьдесят... Что же сказал Гюго о шестидесяти? -
размышлял Браницкий, кланяясь и пожимая руки. - Впрочем, о шестидесяти он
вообще ничего не говорил. Странно..."
Трифонов на заседание совета не пришел.
В дверь постучали.
- Войдите! - отозвался профессор, гася воспоминания.
На пороге стоял ничем не примечательный молодой человек с портфелем.
- Садитесь. Что угодно?
- Я прочитал вашу книгу "Неиссякаемое в обычном", и мне кажется... я
думаю... вы сумеете меня понять.
Профессор усмехнулся.
- Статья, диссертация, научно-популярная брошюра? Или, быть может,
открытие?
Молодой человек вынул из портфеля папку.
- Ого! - присвистнул Браницкий, взглянув на титульный лист. - "В. В.
Стрельцов. Теоретическое обоснование риализуемости возвратно-временных
перемещений". Да-с... Слово "реализуемость" пишется через "е"!
- Простите, - заволновался Стрельцов, - машинистка ошиблась, а я и не
заметил. - Ну, конечно же, реа-лизуемость... реализуемость, - неуверенно
повторил он.
- Это что же, путешествие в прошлое? "Янки при дворе короля Артура"?
А вечный двигатель вы, случайно, не изобрели? - В голосе Браницкого
торжествовала ирония.
- Что вы, что вы... - смутился Стрельцов. - Понимаю, тема необычная,
но сравнивать с перпетуум-мобиле... Каждый школьник...
- Не стоит апеллировать к авторитету каждого школьника, - прервал
Браницкий. - И обижаться нечего. Лет двадцать назад попросили меня
прорецензировать для Физматгиза рукопись, страниц шестьсот, - "Теория
вечного двигателя". Современный математический аппарат - позавидовать
можно. А в письме главному редактору сказано: "Я, мол, наслышан о так
называемом законе сохранения энергии - физфак окончил. Но решительно не
согласен. Книгу издайте, на это право имею. А в предисловии можете
написать, что концепции автора в корне ошибочны и противоречат тому-то и
тому-то. Пусть история нас рассудит".
- И напечатали? - простодушно поинтересовался Стрельцов.
- Да вы шутник! - фыркнул профессор. - Вечный двигатель, машина
времени... Начитались фантастики!
- Вы же сами в "Неиссякаемом"...
- Далось вам "Неиссякаемое", - смягчился Браницкий. - Так и быть,
пять минут на разъяснения. Принципы, основополагающие закономерности,
рабочая гипотеза. Ну?
- Слушаюсь! - по-солдатски ответил Стрельцов. - Я рассматриваю время
как бегущую волну сложной формы, описываемую системой многомерных функций.
Несколько минут назад вы сказали мне: "Войдите". А сейчас тоже говорите:
"Войдите", только в другом измерении. И через миллион лет скажете то же
самое, если не изменятся начальные условия. Потому что бегущая волна
времени не затухает, она существует вечно, и любая ее фаза не исчезает, а
лишь перемещается от измерения к измерению, хотя форму волны...
- Значит, и миллион лет назад я имел удовольствие с вами беседовать?
Что за чушь!
- У меня теория, математическое обоснование, - обиделся Стрельцов. -
Бегущая волна несинусоидальной формы, будучи разложена в ряд...
У Браницкого снова заныл тройничный нерв.
- ...дает прямые и обратные гармоники.
- И если выделить обратную гармонику, - насмешливо сказал Браницкий,
- то можно переместиться в иное измерение, например, туда, где сейчас
палеолит?
- Так точно.
- Давайте рассуждать иначе, - неожиданно для самого себя предложил
профессор. - Путешествия в прошлое, если абстрактно - я подчеркиваю:
аб-страктно - допустить, что они возможны, - это типичная обратная связь!
Стрельцов кивнул:
- Абсолютная истина.
- Вы хотели сказать "тривиальная истина". Вот именно! Оказавшись в
прошлом, человек неизбежно станет орудием этой самой обратной связи -
положительной или отрицательной.
- Я люблю фантастику, - сказал Стрельцов, - и не вижу в этом ничего
зазорного. Так вот, фантасты давно решили этическую проблему обратной
связи. Законом должно стать невмешательство!
Браницкий вдруг разволновался.
- Невмешательство пришельцев из будущего? Че-пу-ха! Вы инстинктивно
прихлопнули комара, и тот не успел заразить малярией Наполеона. Бонапарт
выиграл сражение, а будь комар цел и невредим, оно, возможно, оказалось бы
проигранным.
- Нужно стабилизировать условия, при которых...
- А с другой стороны, - перебил профессор, - почему нельзя
вмешиваться? Наблюдать со стороны, как на Хиросиму сбрасывают атомную
бомбу? Прогуливаться по Освенциму, отворачиваясь от виселиц? Максвелл в
сорок восемь лет умирает от рака. Ландау попадает в автомобильную
катастрофу... Иметь возможность - и не вмешаться? Это было бы
преступлением. Преступник вы, молодой человек, вот кто вы такой!
- Но это не я придумал! - запротестовал Стрельцов.
- Вы, не вы - какая разница! Тем более что путешествия во времени
противоречат логике. Конечно, заманчиво бросить зерно знания в глубокое
прошлое, чтобы собрать урожай в будущем... Но если бы наши потомки могли
проникнуть в прошлое, они бы это сделали. История была бы исправлена,
переписана набело, хотя бы методом проб и ошибок! Но раз мы знаем:
существовали рабство, инквизиция, чумные эпидемии, войны, фашизм, то,
следовательно, вмешательство из будущего так и не произошло.
- А может, пока рано? Может, они все пробуют и ошибаются?
- Занятный разговор... Увы, он не имеет отношения к науке.
- Так вы не возьмете мою работу? - спросил Стрельцов с огорчением.
- Отчего же... оставьте... - устало проговорил профессор.
2
Странный сон приснился Браницкому. Он шел, а небо гремело, обрушивало
раскаленные дротики молний. Браницкий ощущал одновременно и суеверный
страх перед разгулом стихии, и гордое наслаждение собственной силой,
ловкостью, умением противостоять этому не прощающему ошибок миру, и
опьяненность испарениями леса, и настороженное внимание к звукам, каждый
из которых мог оказаться сигналом опасности. Он шел поступью зверя.
Свисавшая с плеч шкура издавала запах мускуса. От нее исходило тепло, без
которого не прожить в суровое время, впоследствии названное верхним
палеолитом.
Ледниковый период, похолодавшая, но все еще плодоносная Земля, недра
которой переполнены нефтью, реки изобилуют рыбой, леса - зверьем. Сорок
тысячелетий спустя, в эпоху Браницкого, от всего этого останутся крохи. На
месте лесов встанут гипертрофированные города, реки обмелеют, озера
заполнятся сточными водами, месторождения нефти истощатся...
Он шел, сжимая в огромной жилистой руке кремневую дубину, которой
владел виртуозно. Быстроту реакции, способность к мгновенным
подсознательным решениям, не по расчету - по наитию, властному озарению,
отнимет цивилизация. Взамен придут раздумья, самоанализ, комплексы,
стрессы, переоценки ценностей... Все это еще будет... будет... будет...
В зарослях раздался треск, тяжелый топот. Браницкий замер, мышцы его
напряглись. Темная громада вырвалась из чащи. Молния высветила огромные
бивни, густую шерсть, среди которой выделялись грубые, длинные, щетинистые
волосы. На шее и задней части головы они образовывали гриву, спускавшуюся
почти до колен...
"Мамонт, обыкновенный мамонт!" - с облегчением подумал Браницкий и
повернулся на правый бок.
3
Будучи по натуре человеком добрым, Антон Феликсович Браницкий изобрел
удобнейший прием: отзывы на сомнительные работы перепоручать аспирантам.
Это экономило время и повышало объективность: кому, как не молодым, близки
свежие идеи, которых может и не оценить консервативный профессор!
Особым расположением Браницкого пользовался аспирант Иванов. Его
диссертация, развившая ранние работы профессора, уже принята советом.
Браницкий знал Иванова со студенческой скамьи и сам рекомендовал его в
аспирантуру. Не по годам солидный, "патентованный отличник", как о нем
говорили, он был феноменально усидчив, хотя и не обладал ярким талантом.
"Не всем же хватать с неба звезды!" - успокаивал себя профессор.
Взглянув на титульный лист, Иванов и глазом не повел.
- К какому сроку нужен отзыв?
- За неделю справитесь?
- Постараюсь и быстрее.
Вскоре отзыв лежал на столе профессора.
"Автор формально подходит к использованию функций, без должного
обоснования распространяя результат на реально протекающие физические
процессы...
Понятие обратных гармоник времени лишено физического смысла..."
- А не стоит ли помягче? - миролюбиво сказал Антон Феликсович,
вспомнив разговор со Стрельцовым и почувствовав к нему мимолетную симпатию
("Занятная фигура, Перпетуум-мобиле!").
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг