этой религии разработаны греческими мыслителями - неоплатониками и великими
поэтами. Они творили вопреки прямым запретам основоположника этого учения -
например, мне запомнилось из Евангелия безусловное отрицание всяких молитв
кроме одной - "Отче наш". Все, что сверх этого Христос объясняет дьявольским
внушением. Евангелие пронизано духом унификации. Если бы церковь
действительно следовала ему, не было бы ни искусства, ни поэзии. И потом
главное: не вижу ничего высокого в том, чтобы поступать согласно учению
Христа, ибо такая религиозная жизнь подобна торговому предприятию: выполнил
известные заповеди - получай проценты в виде вечного блаженства. Многобожие
куда богаче по религиозному переживанию. Человек в его системе - это герой,
который выходит в мировую ночь и наблюдает схватку бесчисленных сил. Он
волен выбрать, на чьей стороне выступить, ему ничего не обещано, не
предуказано. Бытие трагично, ибо смерть неизбежна, но герой принимает вызов
судеб.
- Красиво говоришь, - одобрил Торир. - Если ты воин и чего-то стоишь,
тебя ждет Валхалла, светлый мир, где пируют и бьются в поединках павшие
викинги. Если ты из тех, кто умрет на тюфяке, укрытый ворохом тряпья, то
отправишься в царство холода и тьмы...
- Это уже результаты. О них можно спорить, - тактично сказал Ильин,
поняв, что Торир завелся не на шутку.
Но викинг не принял его миролюбивого тона и горячо заговорил:
- Я не стану спорить, прекрасная дева, с твоими словами о совершенстве
христианства. Твой отец хорошо ответил тебе. Скажу только: добрая вера не
творит зла. Никого из чужеземцев мы не понуждали поклоняться нашим богам, мы
знаем, что каждое племя имеет своих. Не таковы слуги Христа. К нам в
Йомсбург приходили славяне, живущие рядом с саксами, несчастными саксами,
которых мечом крестил франкский конунг Карл, прозванный Великим. Семь
поколений сменилось, а помнят они и их соседи, что Карл захватил Эресбург,
где находилась главная святыня саксов - столп с изваянием Арминия.
- Это тот, что победил римлян в Тевтобургском лесу? - спросила Анна. -
Я помню, мы учили: какой-то из императоров горевал по поводу этого
величайшего поражения, носился по дворцу с криком: "Вар, отдай мои легионы!"
Вар - это проигравший битву полководец...
Торир удивленно покачал головой и сказал:
- Кто это тебя так хорошо учил, дева? Даже наши жрецы об этом ничего не
говорили... Я знаю только, что после того, как было уничтожено святилище в
Эресбурге, а потом перебито пять тысяч пленных саксов, чтобы остальных
заставить принять крещение, из разных земель собрались жрецы - от славян, от
шведов, от германцев, от финнов... Постановили тогда: если вера Христа не
терпит иных, и мы начнем рушить его святилища. Тогда-то и началась великая
борьба против христиан - сага сложена о первом ударе викингов по монастырю
святого Кутберта.
- Семьсот девяносто третий год?! - пораженно воскликнул Ильин.
- Не знаю, как по христианскому счету. Я слышал, это было двести
двадцать два года назад...
- Совершенно точно... - Ильин даже дар речи потерял от осенившей его
догадки.
Но не стал излагать своих соображений, опасаясь, что Торира может
насторожить столь необъяснимое всезнание.
- То, что ты рассказываешь, Торир, - ужасно, - заговорила княжна. - И
не думай, пожалуйста, что я собиралась защищать христианство - я вообще
отрицаю все это... Мы говорили об относительной высоте одной веры в
сравнении с другой...
- Меня зевота разбирает от ваших материй, - вмешался Овцын. - Сколько
можно перелопачивать языком одно и то же? Поглядите, какая кругом красота.
Берега Ловати и впрямь поражали картинностью. Высокий лесистый то и
дело обрывался в воду каменными уступами, а низменный луговой пестрел
всевозможными цветами. Слабый ветерок доносил душно-медвяный запах
тысячелистника и иван-чая.
Бурлаки, тащившие бечеву, то и дело по грудь скрывались в траве. Торир
восхищенно сказал:
- Бонды, владеющие этой землей, счастливые люди - у них, наверное,
бесчисленные стада... Ничего нет лучше, чем иметь много скота.
- То, что тут хорошие травы, еще ничего не значит, - философски заметил
Ильин. - Я видывал угодья и получше этих, но молока в тех местах нельзя было
купить ни за какие деньги.
- Всякое бывает, - согласился викинг. - Один мой приятель был большой
охотник стрелять диких оленей. Но ему пришлось бросить это дело после того,
как в одной стычке на море ему обрубили обе руки.
После крутой луки открылся длинный плес, в дальнем конце которого шла
ладья - весла ритмично поднимались и опускались, как крылья огромной птицы.
Когда оба судна поравнялись, Ильин крикнул:
- Здравствуйте! Какие новости на Днепре?
- И вам здравствовать. Князь Владимир совсем плох, не встает. А
молодого князя Бориса на печенегов в степь послал. Вы какие вести везете?
- Князь Ярослав дружину из-за моря привел, да сильно она новгородцам
досадила. Великая промеж ними распря вышла.
До волока они повстречали немало судов - варяжские, булгарские,
персидские, арабские, греческие. Иноземцев на этом водном пути было не
меньше, чем хозяев-славян. Это обстоятельство весьма опечалило викинга.
- Я думал, забьюсь в глушь и отсижусь, пока не пройдет срок моего
изгнания. Но теперь вижу, что если кто-то захочет заработать три серебряные
марки, назначенные за мою голову, он без труда сможет добраться до меня.
Реки Гардарика, как мне сдается, куда оживленнее, чем морской путь вокруг
Европы...
Беседы с Ториром убедили Ильина, что, несмотря на внешнюю
нецивилизованность викинга, он был вовсе не таким варваром, какими привыкли
представлять морских воителей в позднейшие эпохи. Повидав мир, узнав в
дальних странствиях обычаи и предания других народов, норвежец приобрел
известные навыки осмысления разнородных явлений духовной жизни и был
способен весьма здраво и точно формулировать непростые понятия. Так, Виктора
поразило его суждение о сути противоборства между языческим и христианским
мирами: "Одряхлевшие, изнеженные потомки Рима ждут страшного суда, но они не
уразумели до сих пор, что творить его будет не Христос, а мы - мужи Севера".
Орудиями Одина и Тора считал он отряды викингов, дружины славян, конницу
венгров. Три эти силы, беспрерывно врывавшиеся в пределы государств,
основанных на руинах Рима, действительно были главной угрозой христианской
цивилизации, но то было мнение историков, способных мысленно охватить мир
средневековья во всей его временной и географической протяженности.
В XX веке некоторые исследователи выдвинули тезис о существовании
"балтийской цивилизации". Ильин разделял этот взгляд - включение славян,
угро-финнов, балтов и германцев-скандинавов в одну сверхкультуру позволило
решить ряд трудных вопросов духовного взаимовлияния. Но теперь ему казалось
оправданным определить более широкую общность - Северный мир. Оговорка же
Торира о том, что после разгрома саксонского святилища был созван своего
рода мозговой центр языческого жречества северных племен, позволяла
предполагать большее, чем культурную общность. Демократические сообщества
Севера, возможно, представляли собой конфедерацию, способную проводить
единую линию в политике и обороне. Передовой рубеж этого мира протянулся по
великой диагонали от устья Рейна до устья Дуная. Именно здесь - с
отступлениями в южную сторону - проходил "лимес" - граница Римской империи.
Ее наследницы - державы Карла Великого и Византия - стремились продвинуться
в пределы "варварского" мира" - "Barbaricum" античных писателей. В VII-VIII
веках одна за другой проводились жесточайшие акции по христианизации славян
и германцев. Юстиниан II разрушил возникшее на Балканах языческое
государство Склавинию, его наследники методично проводили массовые
истребления славян "к вящей славе Господа". Сопоставляя сохранившиеся в его
памяти исторические факты с услышанным от Добрыни и Торира, Ильин приходил к
выводу, что ряд загадок прошлого, над которыми бились ученые его времени,
имеют предельно простое объяснение.
Прежде всего "загадочный" по своей внезапности и ожесточенности натиск
викингов, начало которому было положено нападением на монастырь святого
Кутберта. Главной мишенью норманнов на начальном этапе их экспансии были
именно церкви и монастыри на морских побережьях. То, что казалось непонятным
историкам XIX-XX веков, хорошо знал рядовой воин даже в XI веке, когда Север
подвергся христианизации... Логично было предположить, что почти
одновременное развертывание военных действий по всей протяженности "лимеса"
- на востоке силами славян, в центре - венгров, на западе - норманнов, -
было результатом решений "мозгового центра" жрецов Севера.
Сама собой напрашивалась еще одна корректива к историческим
представлениям Ильина: "Barbaricum", в давние времена расколотый вторжениями
чуждых рас из глубин Азии утратил представление общности своих судеб вовсе
не тысячи лет назад. Это произошло совсем недавно; еще в начале
норманно-славянских нашествий в тайных мистериях волхвов продолжали оживать
образы великой борьбы Севера и Юга, развернувшейся задолго до времен Христа,
до основания Афин и Рима. И мистерии эти были понятны сердцам людей, живших
от Атлантики до Инда...
XI
Днепр под Смоленском неширок, но полноводен. Лежа в траве у самой
кромки лугового берега, Ильин долго наблюдал, как над стремительным
серо-зеленым потоком кружат речные чайки. Только когда затекла рука,
подпиравшая подбородок, Виктор сообразил, что прошло немало времени с тех
пор, как зачаровывающее мерное движение воды заставило его отвлечься от
мыслей о сегодняшнем дне.
Минуты, а может быть, и часы витал он в бесконечно далекой теперь
юности. Но ожившее в памяти казалось ярче и осязаемее окружавшей его
действительности. Особенно иллюзорным этот мир представлялся в моменты
возвращения из области грез или пробуждения от сна. Грань двух измерений,
которую каждый раз пересекал Ильин, ощущалась всем его существом как
физическая реальность.
Если бытие, существующее лишь в нашем сознании, представляется более
выпуклым и значительным, чем доступное осязанию, то какая разница - имеем ли
мы дело с фатумом или переживаем материально-чувственный миг? Много раз
задавая себе этот вопрос, Ильин всегда отвечал на него в том смысле, что
суть не в истинности событий, а в накале, интенсивности вызванных ими
ощущений. В такие моменты он хорошо понимал авторов житийных сочинений,
зачастую ставивших видения святых выше их земных подвигов, истолковывавших
их как минуты прикосновения к высшей реальности. А когда думал о жизни
поэтов, живописцев, то понимал: для них непосредственно воспринимаемый мир
служил своего рода предбанником истинного бытия, в которое их переносило
воображение.
Знакомый смех отвлек Ильина от размышлений. Возле ладьи, лежавшей на
отмели в сотне шагов от Виктора, появилась княжна в длинной белой рубахе,
расшитой понизу красным орнаментом. В следующую секунду из-за корпуса судна
вынырнул рыжебородый Торир. Схватив Анну за плечи, он повернул ее к себе и
принялся жадно целовать.
Ильин инстинктивно напружился, но тут же обмяк. Глупо, обидно, больно!
Не бежать же к ним, не оттаскивать же друг от друга!.. Сам он виноват, что
попал в дурацкое положение. Если бы викинг знал об их с Анной истинных
отношениях, он, конечно, не стал бы ударять за "дочерью" Виктора.
Для Ильина сущей пыткой было наблюдать за развитием нового романа.
Сначала он прямо-таки возненавидел Анну за предательство: после всех слов,
сказанных наедине, после постоянного восхищения его талантами, безоглядно
увлечься каким-то громилой!.. А Виктор еще считал ее представительницей
идеалистического века, способной на огромное чувство, на самопожертвование.
Нет, проклятая эмансипация сделала свое черное дело - уже во времена
Писарева можно было менять свои привязанности с обидной легкостью, обидной
для него, гражданина XX века, исподволь привыкшего к тому, что его считали
чем-то вроде сверхчеловека.
На днях, улучив минуту, когда они остались вдвоем, Виктор решил
объясниться с Анной.
- Ты, помнится, говорила, что для тебя прогрессивность взглядов важнее
всего...
- Я только теперь поняла, что в мужчине главное не принадлежность к
какой-то общественной партии, даже не ум его...
- А что?
- Извини, - сказала Анна и оставила Ильина наедине с его вопросом.
Викинг и княжна, обнявшись, медленно шли по самой кромке берега в
сторону Виктора, и ему не оставалось ничего иного, как подняться из травы.
Увидев его, Анна быстро сняла со своего плеча руку Торира. И, наверное, для
того, чтобы предотвратить неловкую паузу, сразу затараторила:
- Сейчас со Смядыни возчики вернулись, говорят, там толпа собралась
несметная. Помнишь, утром видели ладью, что с низовьев шла - то купцы из
Киева были. Они будто бы рассказали, что народ Святополка из темницы
выпустил и на великокняжеский стол его призвал.
- А дружина поддержала, - добавил Торир.
Все последние дни, пока Ильин и его спутники поднимались вверх по
Западной Двине и Каспле к волоку на Днепр, люди в попутных селениях
толковали о киевских событиях. Весть о смерти Владимира Святославича ни для
кого не была неожиданностью, ибо слухи о его болезни успели достичь самых
глухих углов. Возбуждение в народе вызывалось неясностью из-за наследника
Киевского стола.
Всем было известно, что Владимир больше других жаловал одного из
младших своих сыновей Бориса. Еще в прошлом году он вызвал его из Ростова,
где властвовал двадцатилетний князь, и одновременно бросил в темницу его
старшего брата Святополка с молодой женой, дочерью польского князя Болеслава
Храброго. Борису же поручил великий князь отправиться походом на печенегов,
потревоживших в тысяча четырнадцатом году русские окраины. Поэтому в момент
смерти отца наследник оказался далеко в степи.
Согласно рассказу киевских купцов после смерти великого князя верных
Владимиру бояр охватила паника. Они несколько дней скрывали происшедшее, но
слухи все же просочились в народ, и вскоре высыпавшие на улицу горожане
ринулись в Вышгород на княжеское подворье. Выведенный из сырых подвалов
Святополк был с ликованием встречен толпой. "Волим под великого князя
Святополка!" - самозабвенно вопили тысячи глоток.
- А каково настроение здешних людей? - спросил Ильин. - Что говорят о
Святополке?
- Радуются, - односложно ответил Торир.
- Один старик плакал от счастья и все время повторял: боги не оставили
нас, боги помогут верным, - добавила Анна.
- Надо бы посмотреть, что там делается, - сказал Виктор, избегая
встречаться взглядом с княжной. - Сдается мне, скоро мы станем свидетелями
важных событий.
Смоленск находился верстах в двадцати вверх по Днепру от места стоянки
Ильина и его спутников Выйдя после волока на эту реку, они не собирались
подниматься к городу, а расположились на отдых рядом с Гнездовом, небольшим
поселением, на месте которого когда-то существовала одна из главных
крепостей на пути из варяг в греки. По мере роста Смоленска она захирела;
только огромный могильник, протянувшийся вдоль берега Днепра, не давал
угаснуть прежнему сельбищу. Смоляне по старой памяти хоронили в священном
сосновом бору почивших родственников, а обитателям Гнездова погребальный
ритуал давал средства к существованию - одни изготовляли горшки для праха
сожженных, другие рубили срубы, над которыми затем насыпались курганы.
Правда, в последние годы, жаловались гнездовцы, многие стали переходить
к христианскому способу захоронения - без трупосожжения и возведения
земляных памятников. Слишком бойким был перекресток торговых путей, где
расположилось смоленское кладбище - поместному, жальник, - и всякий
мимоезжий иерарх церкви почитал своим долгом посетить его, застращать
пирующих на курганах родичей покойных.
Если в недавнюю пору тризны справлялись широко, истово - жгли огромные
костры, закалывали жертвенных животных, водили хороводы, задавали богатые
пиры, ублажая предков, - то теперь поминки справляли куда скромнее. За два
дня, проведенных на берегу Днепра рядом с жальником, Ильин не раз замечал
группы людей, расположившихся на больших и малых курганах по окраине
сосновой рощи. Поведение их заставляло вспомнить степенные обряды
поминовения, виденные Виктором в конце XX века.
Решив разузнать смоленские новости, - а может, ему просто хотелось
избавить себя от пытки ежеминутного созерцания милующихся Анны и Торира, -
Ильин отправился по наезженной дороге, проходившей через курганный
могильник.
Чем дальше от опушки, тем молчаливее, таинственнее становился бор.
Поросшие черничником холмики бесконечной чередой уходили во все стороны. В
них покоились останки людей, умерших столетия назад. Сюда уже никто не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг