Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
всего было воспользоваться такси, что он и сделал: через десять минут  оба
уже сидели в баре при гостинице "Барбизон".
   - ...Поэтому, конечно, боязливо жить на  одном  континенте  с  народом,
который вдруг может взять и построить социализм. Западный  мир  столетиями
копил денежка к денежке, пока смог позволить себе  бесплатное  медицинское
обслуживание, а  русские  проделали  путь  от  Распутина  до  Гагарина  за
какие-нибудь сорок лет. Спрашивается: что им стоит просверлить под  землей
тоннель от Москвы до Вестминстерского аббатства?!
   "Ну, дорвалась девка!" - подумал  Злоткин,  посмотрел  на  кривое  свое
отражение в миксере для коктейлей, и вдруг на него напало...
   Первая деревня по ту сторону границы, Уколово, вопреки расчету, сдалась
без  боя,  то  есть  даже  здешние   мужики,   напугавшись   грохота,   не
полюбопытствовали  в  окошко,  откуда  грохот,   а   двое   пограничников,
охранявших этот участок  русско-эстонского  рубежа,  накануне  отправились
ночевать к своим зазнобам на зверопункт.  После  Уколова  миновали  еще  с
десяток притихших деревень, не подавших никакого знака сопротивления, и по
пути  разграбили  несколько  сельских  магазинов,  захватили  в   каком-то
леспромхозе десяток грузовиков, на которые  была  рассажена  пехота,  и  к
обеду уже находились  в  виду  городка  Печоры.  Здесь  войско  Лжеаркадия
остановилось и развернулось в боевые порядки,  предполагая  наткнуться  на
крепкую оборону,  но  в  Печорах  только  собаки  лаяли  да  урчал  где-то
автомобиль.  Наконец  в  проулке  показался  малочисленный  отряд  здешних
городовых, которые открыли из пистолетов беспорядочную пальбу,  но  стоило
бухнуть башенному орудию, стоило пострелять немного из автоматов эстонским
легионерам,  поднявшим  на  картофельных  участках  маленькую  пургу,  как
городовые рассеялись по дворам. После этого легионы беспрепятственно вошли
в город.
   Население, повылазившее из домов поглазеть на Самозванца, - а там  черт
его знает, может быть, и вправду Государственное Дитя, - встретило  войско
довольно  безразлично,  городская  администрация  безропотно  сдалась   на
милость  победителя,  печорский  воевода   принес   повинную   голову   за
бессмысленную вылазку городовых, но Василий Злоткин не принял  покаяния  и
распорядился его повесить. Воевода канючил в ужасе:
   - Да что же это такое, ваше  высочество,  да  зачем,  да  что  я  такое
сделал?!
   Но его в назидание все-таки повесили на колокольне, под  самым  большим
колоколом, вместо чугунного языка.
   Василий Злоткин посмотрел на висельника, которого было видно только  по
пояс, и сказал Ивану Федоровичу Дубельту, сделав значительное лицо:
   - Так, наверное, и не  понял,  дурак,  что  это  не  я  его  казнил,  а
исторический процесс казнил, который не разбирает правых и виноватых.
   Полковник Ухов, личный адъютант Государственного Дитя, бывший  взрывник
со  сланцевых  разработок,  достал  из  нагрудного  кармана  блокнотик   и
увековечил его слова.
   Ночевало войско в Печорах, по теплым квартирам,  магазинам,  школам,  а
одна  рота  даже  в  родильном  доме.  Легионеры  на   радостях   частично
перепились, и чуть ли не до утра то в одном  конце  города,  то  в  другом
слышались заунывные русские песни, бравые эстонские песни и женский  визг.
Утром же стряслось неожиданное несчастье, едва не сорвавшее всю  кампанию:
стали механики поутру заводить боевую технику, а она не заводится, хоть ты
тресни, глядь, - а под капотами да бронированными кожухами разных  деталей
недостает, как то: генераторов, масляных фильтров,  аккумуляторов,  систем
зажигания, емкостей с тормозной жидкостью, карбюраторов, приводных ремней,
а с одного танка даже гусеницу  сняли,  хотя  на  что  могла  сгодиться  в
хозяйстве гусеница танка - не угадать. На  счастье,  от  Печор  начиналось
железнодорожное сообщение, и это решило  дело;  город  в  отместку  сожгли
дотла, артиллерию и пехоту  погрузили  на  два  состава,  развели  пары  и
покатили во Псков  с  песнями  под  гармонь.  Веселая  это  была  картина:
подвенечно-белые поля, телеграфные столбы стоят враскорячку,  над  поездом
клубится жемчужный пар, колеса ладно стучат на стыках, в вагонах  слышатся
выкрики и дурацкий хохот, а  на  крыше  рефрижератора  сидит  гармонист  в
окружении артиллеристов и выводит не своим голосом:

   В саду яблонька растет,
   Ветка к ветке клонится,
   Парень девушку е...
   Хочет познакомиться...

   Трудно было такое предположить,  но  на  вокзале  города  Пскова  поезд
Лжеаркадия встречала многочисленная депутация во главе с  самим  псковским
воеводой Рассказовым, войска гарнизона  были  выстроены  вдоль  перрона  и
орали  "ура",  не  жалея  глоток,  половину  станционного  здания  занимал
транспарант со словами "Привет законному государю!", красотки из  здешнего
театра оперетты поднесли Василию Злоткину хлеб-соль на мельхиоровом  блюде
и серебряный портсигар.
   Лжеаркадий отщипнул кусочек от каравая,  обмакнул  его  в  соль,  двумя
пальцами положил в рот и, жуя, объявил воеводе Рассказову,  который  стоял
перед ним во фрунт:
   - Приятно, не стану лицемерить, весьма приятно! И девушки какие  у  вас
симпатичные, просто феи!
   Рассказов:
   - Если угодно, ваше высочество, я  прикажу  сформировать  из  них  роту
обеспечения, так сказать...
   - А что, сформируй, сформируй... это придется кстати.
   Именно в ту самую минуту Василий Злоткин впервые почувствовал  себя  не
самозванцем, а природным наследником  российского  престола,  и  ему  даже
пришло на ум, что, может быть, Палата звездочетов как-то просчиталась, что
он в действительности и есть Государственное Дитя...
   Та же история, что во Пскове, повторилась с незначительными  вариациями
в Порхове, на станции Дно, в Старой Руссе, так что на подступах  к  Валдаю
войско Лжеаркадия  значительно  возросло  за  счет  разного  рода  команд,
добровольцев и гарнизонов предавшихся городов.  Однако  в  то  время,  как
головной состав осторожно  тянулся  в  виду  Валдая,  разведка,  посланная
вперед на  дрезине,  оповестила,  что  город  заполнен  правительственными
войсками,  именно  гвардейским  корпусом,  состоящим  из  Преображенского,
Измайловского и Семеновского полков, каковые заняли позиции по окраинам  и
приготовились  к  обороне.  Так  в  действительности  и   было:   накануне
Пуговка-Шумский вошел в город и первым  делом  расположил  вдоль  западной
окраины три танковых батальона, которые должны были принять на себя первый
удар повстанцев; оно бы и ничего, если бы ночью неизвестные злоумышленники
не повыкачали из танковых баков спирт, и, таким образом,  Пуговке-Шумскому
срочно пришлось менять стратегию обороны.  Позицию  возле  железнодорожной
станции  занял  Преображенский  полк,  на  городской   площади   укрепился
Измайловский полк, правым флангом уперевшись в здание ресторана  "Валдай",
а левым уткнувшись в старинную  ротонду,  где  издавна  существовал  музей
колокольчиков,  Семеновский  же  полк,  оставленный   в   резерве,   занял
Ипатьевский монастырь.
   Примерно  за  километр  до  железнодорожной  станции  Василий   Злоткин
приказал легионам выгрузиться и тремя колоннами двинул  их  вдоль  полотна
каким-то грунтовым шоссе, мимо квелых лесопосадок. План его  заключался  в
том, чтобы силами левой колонны завязать бой  у  железнодорожной  станции,
силами центральной колонны обойти позиции Преображенского полка  с  фланга
и, таким образом, вывести его из игры, а силами правой  колонны  атаковать
Измайловский   полк,   чтобы   он    не    смог    прийти    на    выручку
братьям-преображенцам; далее - что бог  даст,  а  что  бог  даст  наиболее
благоприятное расположение фишек - в этом Василий Злоткин не усомнился  ни
на минуту.
   Около часу  дня  Лжеаркадий  взобрался  на  небольшую  горку  из  шпал,
присыпанных  снегом  и  привлекательно   пахнувших   креозотом,   переждал
несколько секунд, достал носовой платок  и  взмахнул  им  в  воздухе,  как
крылом. Ухнули четыре 72-миллиметровых орудия, и четыре латунные гильзы  с
шипением и  лязгом  вывалились  на  снег.  Слева  послышалось  нестройное,
продолжительное "ура" - это генерал Конь повел Русский легион в  атаку  на
преображенцев; немного игрушечно застрекотали автоматы Калашникова, где-то
грубо бил крупнокалиберный пулемет, с продолжительными паузами, точно  ему
требовалось перевести дух; трассирующие пули там и сям ударяли  в  мерзлую
землю и взмывали вверх искрами, словно кто чиркал о землю  незажигающимися
калужскими спичками, как о спичечный коробок.  Генерал  Конь  уже  миновал
линию танков Пуговки-Шумского, обезноженных и поэтому не посмевших открыть
огонь, когда началась стрельба и  на  правом  фланге,  -  это  Иностранный
легион зашел в тыл преображенцам, и добровольцы из  псковичей  ударили  по
Измайловскому полку.
   И вдруг все смолкло, только слышен был гул и  потрескивание  пламени  в
стороне железнодорожного вокзала, где горело багажное отделение, сортир  и
два деревянных дома.
   Когда Василий Злоткин въехал в город на "газике", подаренном ему еще  в
Порхове, он прежде всего увидел толпу пленных измайловцев и преображенцев,
которые беззаботно улыбались и кивали в  его  сторону,  как  если  бы  они
встретили хорошего знакомого, прогуливаясь по Тверской;  видно  было,  что
солдатики рады-радешеньки сравнительно быстрому, а  главное,  сравнительно
бескровному окончанию  дела,  что,  поскольку  впереди  никакой  резни  не
предвидится, на душе у них весело и легко. Действительно, убитых  было  со
стороны правительственных войск четыре человека, а со  стороны  Лжеаркадия
только один эстонец. Злоткин пожелал на него посмотреть: мертвец лежал  на
спине возле покосившегося забора  и  смотрел  в  небо  стеклянным  глазом,
другой  ему  отчинило   вместе   с   некоторой   частью   головы   то   ли
крупнокалиберной пулей, то ли осколком снаряда,  и  неполным  он  выглядел
весьма странно.
   "Эх ты, чудила! - подумал Василий Злоткин. - Ну ладно мы, русские,  всю
дорогу грыземся между собой, а ты-то чего полез? Наверное, наскучило  тебе
твое производство, да теща, да пьянка по выходным, - оно и  понятно,  куда
веселей стрелять..."
   Подошел генерал Конь, козырнул с форсом и доложил, что сдался  без  боя
Семеновский  полк,  засевший  в  Ипатьевском  монастыре,   но,   поскольку
монастырь этот расположен на острове посреди озера, а лед  из-за  оттепели
ненадежен, предаться полку будет, видимо, мудрено.
   Полковник Ухов предусмотрительно вытащил из кармана блокнотик,  ожидая,
не скажет ли чего Государственное Дитя. А Василий Злоткин подумал  о  том,
что он косвенно виновен в смерти эстонца, впрочем, ему легко удалось  себя
убедить: причиной всему не  люди  и  не  оружие,  а  изломы  исторического
процесса, который им самим управляет, как кукловод марионеткой,  и  вообще
во всем виновата Мара...
   Блондинка из восточноевропейского департамента говорила:
   - Я даже думаю, что, если русским  предложить  на  выбор  -  бесплатное
трехразовое питание или чтобы Россия первой высадилась  на  Марсе,  -  они
будут выбирать, чтобы Россия первой высадилась на Марсе.
   - Послушайте, девушка, - сказал Вася, - а не пора ли в аэропорт?
   Блондинка сделала свой неожиданный  жест  рукой,  посмотрела  на  часы,
согласилась,  что  действительно  пора  ехать,  и  распрощалась  почему-то
довольно сухо.



        6


   В такси, по дороге в  аэропорт  "Шифоль",  Васе  Злоткину  припомнилось
обещание  Хозяина  обеспечить  ему  стабильную  политическую  карьеру,   и
воображение живо нарисовало следующую  картину:  многотысячная  аудитория,
шум, гам,  мелкие  молнии  фотовспышек,  а  он  сам  стоит  на  трибуне  и
металлическим  голосом  говорит...  "Хватит  заигрывать  и   юлить,   пора
высказаться  напрямки!  Прибалтийские  государства?..  -   геополитический
нонсенс! Украинский язык?.. нету такого, есть  базарный  диалект  русского
языка!" Васю распотешила эта картина, но он серьезно подумал о  том,  что,
поскольку мир, конечно, содрогнется от таких  политических  установок,  то
прощай, пошлая безвестность, здравствуй, слава на много лет...
   Добравшись до аэропорта, он первым делом  пообедал  в  ресторане,  съев
порцию устриц под "шабли" и венский шницель с маринованной спаржей,  потом
от нечего делать стал изучать карту  вин,  ненароком  взглянул  направо  и
увидел  сомнительного  господина  с  подленькими  усиками  и  в   галстуке
бабочкой, который мирно  дожевывал  свой  обед.  У  Васи  Злоткина  сердце
опустилось, и последние сомнения оставили  его,  -  это  был  точно  Асхат
Токаев.
   Он спешно расплатился, покинул ресторан и принялся зигзагами и  кругами
обходить помещения аэропорта, пытаясь замести следы: он  побывал  во  всех
мужских туалетах и в одном из них переоделся в  кожаные  штаны,  один  раз
выходил  на  летное  поле  и  вернулся  назад  через  пожарную   лестницу,
отсиживался в чулане со швабрами и мусорными контейнерами, с четверть часа
таился, высматривая Токаева, в  каком-то  бутике  за  партией  кашемировых
пальто, наконец пристроился в очередь не на свой рейс  и  только  за  пару
минут  до  критического  срока  юркнул  в  "отстойник"   для   пассажиров,
отправляющихся в Марсель. На борту самолета он Асхата  Токаева  не  нашел,
правда, один попутчик что-то сразу засел в туалете,  другой  спал,  закрыв
лицо носовым платком, а третий зарылся  в  газету,  и  лица  его  было  не
увидать. Вася Злоткин вытянулся в  своем  кресле  и  подумал,  что  теперь
хорошо было бы заснуть на  часок-другой.  Он  заказал  стюардессе  двойную
водку и прибегнул к испытанному снотворному...

   "Милый Вася!
   Я еще жива, слава Богу, и даже бывает, что несколько дней подряд у меня
держится нормальная температура. Разве что угнетает слабость,  даже  самая
незначительная физическая нагрузка вгоняет меня в  пот  и  вызывает  такое
сердцебиение, что прямо бывает страшно. Вот пошла сегодня по воду на Урчу,
зачерпнула ведерко, в которое попало  два  прошлогодних  березовых  листа,
пошла назад в горку и вдруг чувствую, что воздух куда-то делся, точно  его
выкачали и устроили вакуум всей округе. "Ну, - думаю,  -  плохо,  девушка,
твое дело!" и тут кто-то говорит у меня над ухом: "Еще не вечер", - да так
явственно, как будто это и вправду кто-то  сказал  у  меня  над  ухом.  Ты
знаешь, Вася, что я человек суеверный, и поэтому сразу решила, что это был
голос свыше.
   Но если у меня дела обстоят еще туда-сюда, то природа  совсем  потеряла
голову. Представь себе, в феврале у нас уже сошел снег и только в  низинах
он лежал пепельно-серый и ноздреватый, а ледоход на Урче начался  в  конце
мая, да такой, что по ночам спать было невозможно, точно под окнами ходили
тяжеловесные поезда, а птицы заявились  в  начале  марта  и  целую  неделю
гомонили с утра до вечера, видимо, возмущаясь на холода, а на 9  мая  была
метель. Впрочем, весна есть весна, и солнце припекает, если подставить ему
лицо,  и  в  воздухе  уже  витают  запахи  того,  чему  только   предстоит
народиться, и от земли идет какой-то опьяняющий, животворный  дух.  Пахнет
навозом, ожившим после зимы, теплом и наметившимися почками, а если  ветер
подует со стороны низин, то  потянет  остро-сырой  прохладой.  Думаешь  об
одном: скоро надо будет высаживать рассаду.
   Кстати, о перспективах  нового  огородного  сезона.  У  меня  в  ящиках
отлично взялись помидоры и цветная капуста, но огурцы что-то не  задались.
Что касается кабачков, то  я  попробую  в  этом  году  посеять  не  только
"грибовские", но и "цукини", потому что последние хранятся намного дольше.
Словом, посевной материал у меня особых сомнений не вызывает, почва также,
ибо я еще с осени добавила в грядки компоста и опилок, которые несравненно
питательней всякой химической ерунды. Правда, Петрович  говорит,  что  еще
хорошо посыпать грунт опавшими листьями, а Надежда Михайловна  утверждает,
что они отбирают влагу, - уж не знаю, кому и верить.
   Кстати, о Надежде Михайловне. Во-первых, на этот год  я  именно  у  нее
купила семенной картофель, а не у подонка Гожева из Лесков,  который  меня
надул. Во-вторых, я наконец-то побывала у нее дома, когда ходила с ведрами
за картошкой. Этот визит произвел на меня  жуткое  впечатление.  Представь
себе, она никогда не открывает окон, и поэтому в избе у  нее  стоит  такой
спертый дух, что у меня  сразу  закружилась  голова.  В  избе  же  повсюду
навалены какие-то грязные тряпки, к одному стулу за неимением ножки прибит
чурбачок, возле печки  стоят  ржавые  молочные  фляги  и  навалена  горкой
сносившаяся обувь, правая стена сплошь оклеена почетными грамотами,  между
которыми главенствует портрет Сталина,  раскуривающего  трубку.  По-моему,
слепой большевизм - это, как и блаженность, форма шизофрении.
   Ну так вот... Такая безумная нечистоплотность тем более загадочна,  что
ведь русский крестьянин не среди монгольских  степей  живет,  где  повсюду
валяются кости людей и животных (монголы не хоронят ни тех, ни  других,  а
оставляют трупы на съедение хищникам), и не в вонючих болотах Амазонии,  а

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг