- Покарали, - произнес Хреноредьеа важно, с чувством вы-
полненного долга.
- Покарали, - как-то смущенно согласился с ним Пак.
Они посмотрели друг на друга.
- Ну, а когда прощать-то станем, едрена-матрена? - задал-
ся вопросом Хреноредьев.
Пак снова почесал лоб.
- Погодим немного, - сказал он, все взвесив и разложив по
полочкам, - вот прочухается, тогда и поглядим, прощать его
или нет.
- Разумное решение, едрит мя по башке! - заключил Хрено-
редьев Он был уверен, что Буба не очухается никогда. А если
и очухается, так уж точно чокнутым!
- И все же мы с тобой, хрен старый, поспешили! - сорвался
вдруг Пак. - Такого общественника обидели. Ну и что, что он
враг и лазутчик, старая ты хреноредина, зато душа-то какая
была?!
Хреноредьев выпучил рачьи глаза и набросился на Пака с
кулаками. Но не успел первый удар обрушиться на выпуклую Па-
кову грудь, как Хреноредьев вдруг замер, позеленел, схватил-
ся за сердце. И шмякнулся как подкошенный на траву.
- Ты чего? - заволновался Пак.
- Помираю, - синюшными губами простонал Хреноредьев, - От
незаслуженных обид и оскорблений помираю, едрена...
Пак видел, что трехногий инвалид не шутит, что дела его
плохи. Но ему до того надоела вся эта бестолковая возня и
суета, из которой складывалась его непутевая жизнь, что он
вместо того, чтоб оказать хоть какуюто помощь, отвернулся,
плюнул под ноги. И пошел резким, все убыстряющимся шагом к
той самой далекой лужайке, на которой резвились туристы -
мужчины, женщины, дети. На ходу он встряхнул железяку, выс-
тавил ее стволом вперед. Бить! Всех подряд бить! Убивать!
Одного за другим! Без жалости и пощады! Как мокриц поганых!
Как слизней!
- Приидут праведны-е! - послышалось из-за спины. Это про-
чухался Буба Чокнутый. - И настанет судный день и час! И во-
зопят грешники-и! И содрогнутся их души, ибо откроется их
взорам геена огненная, и встанет над ними страж небесный с
мечом в руках! И ниспошлется на всех, едрена-матрена, кара!
Пак не оборачивался. Он знал, что будет делать. И ему бы-
ло наплевать на всяких там Чокнутых и на их проповеди. Хва-
тит! Наслушался! Вот когда этот мир заволокет точно такой же
пеленой, когда потянутся дымы от земли к небу и от горизонта
к горизонту, закрывая все, когда ничего, кроме труб и крани-
ков, не останется в этом мире, а всех успокоившихся будут в
нем отволакивать к отстойнику, когда придут и сюда охотники,
чтобы охотиться за беззащитными жертвами, тогда и он отбро-
сит ненужную железяку, вздохнет спокойно, встанет на колени
и будет каяться хоть до конца света, будет разбивать лоб о
грунт, глину, полы, паркеты, мостовые, днища труб... А по-
ка... Пока он будет сам карать. И не найдется такой силы,
чтобы остановила его. Нет ее в этом мире - ни по одну сторо-
ну барьера, ни по другую!
Он вскинул железяку к плечу, поймал в прицел крохотную
девочку, подождал, когда ее головка замрет хоть на миг, дож-
дался и нажал на спуск.
- Ну все, хорош! - произнес усталый голос совсем рядом,
будто из-за плеча. - Пошалили немного, поиграли, и хватит!
Пак на мгновение ощутил невесомость. Ему показалось, что
он падает в это бездонное небо, что сн тонет в его пучинах.
Пак даже закрыл глаза, зажмурился, что было мочи, сжался в
комок, съежился. Но трубки он не выпустил.
- Всех призываю я к покаянию! В последний раз, едре-
на-матрена, ибо грядет расплата! - провозгласил кто-то Буби-
ным голосом.
Пак открыл глаза. Прямо посреди каменного пола стоял на
коленях Чокнутый. Он вздымал руки к потолку и вопил без
умолку. Похоже было, что он все-таки спятил - и на этот раз
окончательно.
Хреноредьев, живой и здоровый, сидел рядышком, с недоуме-
нием вертел головой, он был румян и весел.
После ослепительного, чистого, ясного, прозрачного мира
казалось, что в пещере стоит мрак. Да, это была пещера кар-
лика-отшельника. И все стены ее были каменными, непроницае-
мыми.
Сам Отшельник сидел на своем грубосколоченном столе и
смотрел поверх голов. Ввд у него был отрешенный. Но когда он
начал говорить, Бубин надрывный глас сразу куда-то запропас-
тился, исчез.
- И с этим вы собрались идти в мир? - спросил Отшельник.
Ответа он не дождался. Да и что ему можно было ответить.
- Сла-авненькие ребятки, сла-вненькие!
- А с чем они пришли к нам?! - сурово спросил Пак. И до-
бавил, совсем зло добавил: - Может, ты за их воспитание
возьмешься?!
Глаз Отшельника подернулся пеленой.
- Я вижу, вы созрели, - сказал тихо. - Ну что же, пора!
- И-ех, обдурил нас! А мы-то и поверили, едрена простота!
- пожаловался Хреноредьев.
- Это была маленькая проверочка. И вы ее не выдержали! Ни
по каким статьям не выдержали! - сказал Отшельник. - Но это
ровным счетом ничего не значит. Я вам не судья! Это вон Буба
ваш все о судьях-то толкует, а я не берусь судить. Не мной
этот мир создан, не мне и менять его. Так что. Хитрец, не
собираюсь я вас воспитывать, была нужда! Хотел помочь, да
вот не получается! Что же делать-то, как быть?! И здесь я
призадумался, чего это я за вас-то решаю, как, мол, быть, то
да се, третье да десятое... А катитесь-ка вы отсюда без вся-
кой моей помощи!
Пак взглянул на него исподлобья,
- Как же мы без помощи твоей сквозь стену пройдем?
- Не надо сквозь! Я вам ходы покажу - и гуляйте. А хоти-
те, так назад возвращайтесь, воля ваша!
- На все воля всевышнего, - поправил его Буба и выкатил
налитой безумный глаз.
- И ты, дружок, не притворяйся! Не такой уж ты и чокну-
тый!
Отшельник подтянул ко рту-клювику трубочку, присосался.
Банка пустела, далеко не первая банка. В огромной голове
бурлило, переливалось что-то, какие-то вихревые потоки гуля-
ли в глубинах полупрозрачного непостижимого мозга. И колыха-
лось еле заметное розовое сияние вокруг головы. Дышал От-
шельник тяжело, с присвистом. Наконец оторвался.
- Как же мы дорогу-то найдем? И где выход? - спросил Пак.
- Был бы вход, Хитрец, - промолвил Отшельник, - а выход
всегда отыщется.
Хенк бодрился, старался держать спину прямой. Но все это
было напускным. Его шатало из стороны в сторону.
- Может, и впрямь тебя запереть в бункер, а? - предложило
Чудовище. - Посидишь, отдохнешь немного? Жратвы и пойла я
тебе приволоку...
- Сам полезай в бункер! - ответил Хенк. Чудовище вздохну-
ло - тяжело, с присвистом и прихлюпом, с надрывом каким-то,
так, что туриста обдало едким паром.
- Мне впору хоть на нижние ярусы спускаться, - пробурчало
оно, - сам думай, Хенк, поселок они все равно пожгли, - лю-
дишек побили. Неужто ты считаешь, вот выползу я наверх,
сдамся, и все путем пойдет?
Турист присел на корточки, привалился спиной к ржавой
стене. На лбу у него выступила испарина, лицо было бледным,
изможденным.
- Ни черта я не считаю, Биг! Я тебе уже говорил, они тебя
из-под земли вытащат. Чего ты ко мне привязался, у меня со-
ветов нет, понял?!
Губы Хенка внезапно обмякли, глаза прикрылись, голова
свесилась набок. И сам он сполз по стене па пол, скрючился в
нелепой позе. Он был в обмороке.
- Ну и ладно! - сказало Чудовище вслух. - Чего будет, то
и будет!
Оно подхватило туриста гибким сильным щупальцем, прижало
его вместе с пулеметом к своему влажному волдыристому боку.
И поплелось наверх.
Перебитые конечности постепенно восстанавливались. Чудо-
вище чувствовало, как они оживают, как уходит прочь оцепене-
ние. Организм его обладал способностью к регенерации, но,
скорее всего, помогал Отшельник. Иначе бы ушло не меньше не-
дели, прежде чем щупальца стали прежними - мощными, ухватис-
тыми. И все же еще никогда в жизни Чудовище не чувствовало
себя настолько измотанным, измученным, выжатым - и немудре-
но, после той трепки, что задала ему гигантская паучиха,
после того безумного футбольного матча, в котором ему было
суждено стать мячом, после киножально-острых тисков, после
невероятного напряжения всех сил.
- Ничего, Хенк, - проговорило Чудовище, проговорило опять
вслух. - Сейчас мы передохнем! Мы заслужили маленькое право
на маленький отдых.
Оскальзываясь и ударяясь боками о проржавевшие перильца,
оно поднялось выше, почти к самой поверхности. Там была ти-
хая бронированная комнатушка, в которой в былые стародавние
времена жил смотритель. Туда-то и забралось Чудовище. Уложи-
ло туриста-приятеля на ворох полусгнквшего тряпья. Осмотре-
лось.
Не сразу до него дошло, что и здесь может быть такое. Но
было! В углу комнатушки стояло запыленное донельзя зеркало в
витой деревянной, изъеденной червями раме. Было оно почти в
рост человека. И потому Чудовищу пришлось пригнуться.
Оно выхватило из груды тряпок первую попавшуюся, смахнуло
пыль с поверхности зеркала, потом протерло тщательнее.
Тряпка выпала из щупальца.
Это было свыше данных Богом и Природой сил - смотреть на
подобное. Сегодня перекошенная и измятая, полуизуродованная
морда выглядела особенно страшно и особенно мерзко. Волдыри
и бородавки перемежались кровоточащими язвами, казалось, из
каждой поры слизистой кожи сочилась гнойная зелеш?, Местами
она запеклась, подернулась корэчкой, залубенела - но и кор-
сета была изрезана сетью мелких трещинок. У носовых отверс-
тий кожкца сзясала рваной, грубо наструганной лапшой, что-то
черное, водянистое булькало и переливалось внутри, полипы
шевелились будто живые существа, обладающие собственной во-
лей. Ряды зктал судорожно подергивались, цеплялись друг за
друга, путались, накладывались один на другой, усики блед-
но-розовых рецепторов трепыхались, полуисчезая в пузырящейся
желтой пене. Два острых клыка обнажились, свисали ниже за-
росщего седой щетиной подбородка - распухший зев не принимал
их, отвергал, высовывал наружу. Глаза прорвались сквозь кожу
сразу в четырех местах, глядели бессмысленно, зло, устало.
Они были не просто водянисто-желтыми с красными прожилками,
как обычно, а налитыми, чуть не лопающимися от внутреннего
давления. Нижний левый глаз был полузалеплен сиреневым под-
рагивающим бельмом... Нет, сегодня Чудовище не нравилось се-
бе в сто крат сильнее, чем обычно.
Удар был мощным и безжалостным. Зеркало сразу же разлете-
лось вдребезги. Лишь стояла, чуть покачиваясь, витая, искус-
но вырезанная рама.
С диким сладострастием топтало Чудовище осколки, превра-
щая их в почти что в пыль. Получайте! Так вам! Всем!!! И
вам, безмозглые посельчане, вышвырнувшие собрата из поселка!
И вам, охотнички, каратели! Всем!!! Сколько вас во всем ми-
ре, и здесь, в Подкуполье, и там, в Забарьерье?! Не больше,
чем этих мельчайших сверкающих пылинок под ороговевшими
ступнями! Так получайте! Это вам! Вам!! Вам!!!
Не удержавшись, Чудовище взревело, мотнуло головой -
брызги желтой пены разлетелись по обросшим паутиной стенам.
Хенк приподнял голову:
- Что там! - проговорил он, морщась, словно от сильнейшей
головной боли. - Что там?! Обстрел, что ли! Война! Пожар?!
Чудовище отвернулось от него. Не вымолвило ни словечка.
- У тебя, приятель, с мозгами не все в порядке, - протя-
нул Хенк на одной ноте. И снова отключился.
Ладно, пускай он думает, что хочет, пускай они все дума-
ют, что хотят! Чудовищем вдруг завладело безразличие. Они
такие, а я такой! Наплевать на все и на всех! Пускай громят,
жгут, уничтожают... пускай вырезают всех, кто им не нравит-
ся, мне-то что, наплевать сто раз! Надо быть мудрым! Надо
быть таким, как Отшельник. Надо забраться в свою пещеру, в
свою берлогу, обставить себя банками и бутылками с пойлом...
нет, сначала надо скопировать у него агрегат! А потом - бан-
ки, бутылки, пойло - с утра до вечера и с вечера до утра! И
книги! Пока глаза глядят, книги! Жить только той жизнью, не-
реальной, придуманной, и представлять себя таким, точно та-
ким, как на этих полуистлевших страничках, на изъеденных
временем картинках! И все будет отличненько! Все будет нор-
мальненько! Все будет, как говорят там у них, о'кей! Можно
год или два протянуть так. А потом? Потом глаза, залитые
пойлом, перестанут различать буквы, мозг перестанет впиты-
вать эту самую нереальную жизнь со страничек, усеянных мел-
кими черными значками... но тогда уже будет все равно! Тогда
мозг сам будет выдавать такие картины, что только держись...
А потом, еще позже, во время очередного наваждения, этот
пропитанный пойлом мозг, это сплетение черт знает чего, отк-
лючится, угаснет! И будет очень хорошо, наступит благодать,
придет нирвана! И все!!! И не надо будет перерезать себе
горло осколком, не надо будет перерывать глотку стекляшкой с
рваными зазубренными краями! Все произойдет само собой. Это
ведь будет к лучшему? Ведь так?! Чудовище склонилось над
Хенком, полуприкрыло глаза, ряды жвал сомкнулись - плотно, с
хрустом и лязгом. Да! Так лучше. Но потом, не сейчас. Мозг
Чудовища напряженно работал. Сейчас нельзя! Я уйду в пещеру,
берлогу, зальюсь пойлом... Ничего изменить уже невозможно,
земля эта обречена, она была обречена много-много лет назад.
Сколько еще пройдет времени, прежде чем вымрут оставшиеся?
Десять лет, сорок, сто?! А если их всех под корень?! Как
там, наверху! Тогда конец, тогда все... нет, тогда уже - ни-
чего! Только берлога, только зелье! А наверху - никого! пус-
тота! тьма! смог! грязь! роботы! кибери! автоматы! агрегаты!
трубы! трубы!! трубы!!! И - никого, ни одной живой души! Не-
кому будет вспомнить, что жил большой народ, что была стра-
на, даже несколько стран с разными народами, что текли реки,
что шумели леса, что радовались жизни люди, звери, травин-
ки... А чего еще ждать?! Иного не дано! Было когда-то все!
Скоро перебьют последних выродков... А там, за барьером, бу-
дут учить детей, что не было ничего, что история их народов
прекрасна и удивительна, что все создано умом и трудом поко-
лений, живущих за барьером... Ну и пускай, пускай, это их
дело' Наплевать! Может, и лучше, что они не будут знать всей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг