Застрекотали киносъемочные аппараты. И в то же мгновение стало светло.
Сквозь густо-черные окуляры отчетливо были видны окаменевшие лица,
приборы и аппаратура в кабине, рябая поверхность океана и серые полосы
слоистых облаков за окном. Свет бил из-за восточного горизонта. Через
несколько секунд он померк, и снова все потемнело. Адмирал сорвал очки,
крякнул и заслонил глаза. Так, вероятно, бывает с тем, кто заглядывает в
доменную печь.
Первая минута; Над горизонтом поднялся быстро увеличивающийся в
размерах ослепительный желто-оранжевый шар.
Вторая минута. Шар поднялся выше. Диаметр его около километра, высота
- примерно три километра. Смотреть на него без очков все еще трудно, но
можно разглядеть на его поверхности темные прослойки.
Третья минута. Шар продолжает стремительно подниматься и
увеличиваться. Цвет его стал кроваво-красным, темные полосы и пятна
обозначились резче. Из-за горизонта появились клубящиеся облака раскаленного
пара.
Пятая минута. Шар теряет правильную форму и превращается в пухлое
багровое облако, похожее на солдатскую каску. Диаметр облака - восемь
километров, высота - двенадцать километров. Облако тянет за собой огромный
хвост пара и пыли.
Десятая минута. Облако раздается вширь. Теперь оно напоминает
исполинский гриб на скрученной клочковатой ножке. У основания гриба
громоздятся тучи пара.
Пятнадцатая минута. Шляпка гриба расплылась в веретенообразную массу,
над которой вырастает второй гриб. Высота верхнего гриба - двадцать пять -
тридцать километров.
Через полчаса над океаном неподвижно встал невиданной высоты прямой
столб серебристо-серого цвета. Вершина его упиралась в туманное пятно,
расползавшееся где-то в ионосфере, на высоте ста - ста пятидесяти
километров над океаном.
Адмирал откинулся на спинку кресла и перевел дыхание. Ученые
лихорадочно возились у своих приборов. Были слышны их отрывистые возгласы:
- Двадцать пять тысяч... тридцать...
- Температура падает медленнее, чем мы рассчитывали, Джеймс.
- Оставьте этот спектрограф в покое...
- Здесь что-то не так, джентльмены!
- Ага! Радиоуглерод... Позвольте, а это еще что такое?
- Восемьдесят тысяч каунтов!
- Пора выбираться отсюда...
- Ни за что, пока я не кончу! Внезапно самолет сильно встряхнуло.
Встревоженный адмирал приказал лечь на обратный курс. И тут кто-то крикнул:
- Атолл горит!
Сквозь облака пара у основания огненного столба мерцало красно-желтое
пятно. Это горел, рассыпался и тончайшим прахом уносился внутрь столба
обреченный атолл;
Он продолжал гореть и под водой.
Чарли и Дик, убаюканные легкой качкой, спали и счастливо улыбались во
сне. Им снилось, что они стали миллионерами. У них есть своя строительная
контора, и строят они только огромные башни с алюминиевыми колпаками. Сам
человек в тропическом шлеме почтительно здоровается с ними и предлагает им
виски с содовой и консервированное пиво.
КВАДЖЕЛЕЙН
- Проклятый ветер... Ну кто бы мог подумать? Адмирал Брэйв раздраженно
ткнул окурок сигары в красивую большую раковину, служившую пепельницей.
- Одному богу известно, что получится из всего этого...
Полковник Смайерс насупился. Генерал Коркран усмехнулся, показав мелкие
желтоватые зубы, и откинул со лба жидкую, влажную от испарины прядь.
- Ничего, адмирал. Вы еще должны благодарить бога, что ветер был
западный. Представляете, что бы было, если бы ему вздумалось подуть с
севера? Как раз в эту сторону, на Кваджелейн?
- Тогда прежде всего досталось бы вашему великолепному теплоходу...
"Санта-Круц", или как его там...
- Вот именно. И хлопот было бы много больше. Лучшее из двух зол -
меньшее. Брэйв вздохнул:
- Боюсь, хлопот нам хватит и теперь. Ведь на Ронгелапе была наша
метеостанция. Четырнадцать нижних чинов и лейтенант.
- И они...
- Попались. Точно так же, как и туземцы.
- Черт побери, - пробормотал Смайерс, вертя зажигалку, - не хотел
бы я быть на их месте. Но, боюсь, я не совсем понимаю, что же произошло...
Неужели все это наделала наша бомба?
- Нет, - желчно сказал Коркран, - это не наша бомба. Это последнее
великое противостояние Марса. Не будьте таким... э-э... младенцем, Смайерс.
Дело серьезное.
Брэйв исподлобья взглянул на него, но промолчал. Смайерс обиженно
поджал губы:
- Я, разумеется, не ученый. Я только строитель. Но... полагаю, как
участник операции, я мог бы рассчитывать на... на более вразумительное
объяснение. Ронгелап... туземцы, метеостанция - и наша бомба! И при чем
здесь ветер, скажите на милость?
Коркран снял очки, достал из нагрудного кармана кусочек замши и
принялся протирать стекла. Без очков и тропического шлема, за который
Смайерс втихомолку называл его "английским резидентом", лицо
генерала-ученого стало каким-то детским и растерянным.
- Хорошо, Смайерс, попробую объяснить вам популярно. Полмесяца назад
мы произвели взрыв нашего устройства - так? Я не буду вдаваться в
подробности термоядерного процесса, это долго и скучно. Главное то, что над
местом взрыва возникло, по-видимому, плотное облако радиоактивных продуктов
взрыва. И ветер понес это облако на северо-восток. К счастью, - на
северо-восток, а не на юг, не сюда, на Кваджелейн. Но и на северо-восток
было достаточно плохо. На пути облака оказался атолл Ронгелап с населением в
две сотни канаков и с нашей метеостанцией...
- Понятно, понятно, - проворчал Смайерс. - Они все заболели атомной
горячкой... Искренне благодарен вам, мистер Коркран. - Он подумал и добавил
с глубокомысленным видом: - За границей, должно быть, теперь поднимется
бешеный шум. Но ведь никто не мог предположить таких последствий, как вы
думаете?
Коркран водрузил очки на нос и надменно взглянул на него:
- Считается, что мы должны были учесть все, - даже невозможное.
Брэйв отсутствующим взглядом смотрел куда-то поверх головы генерала,
неслышно барабаня пальцами по столу. Он никогда не любил дельцов, перед
которыми ему приходилось пресмыкаться, и ученых, от которых в той или иной
степени зависела мощь армии и флота. Вдвойне несимпатичны были ему дельцы и
ученые в мундирах, как этот Смайерс и Коркран. Но сейчас они делили с ним
ответственность за то, что произошло. Его неприятности были их
неприятностями. Он закурил новую сигару и благосклонно кивнул
генералу-физику:
- Вполне с вами согласен, Коркран. В таких делах всегда есть риск...
большой риск. Смайерс вздохнул:
- Интересно, в каком они сейчас состоянии? - Кто? - Те... туземцы и
служащие метеостанции.
- А... не знаю, право, - сказал Брэйв. - Их привезли сюда, на
Кваджелеин, и разместили в гарнизонном госпитале. Ими занимается некто
Нортон, полковник, сотрудник АВСС (комиссия по наблюдению за жертвами
атомной бомбы. Создана в Японии после взрыва атомных бомб в Хиросиме и
Нагасаки (август 1945 года)). Я вызвал его из Японии и он прилетел через
день после взрыва.
- Большой специалист? - Говорят, лучший в мире. - Еще бы! - хмуро
проворчал Коркран, - Почти десять лет возится с японцами, пострадавшими в
Хиросиме и Нагасаки. Должен же он чему-нибудь научиться за это время...
- Он будет здесь через час, я думаю, - сказал Брэйв. - Кстати,
Коркран, вы, кажется, принимали участие в испытаниях первой водородной
бомбы в пятьдесят втором. Случилось ли тогда что-нибудь подобное?
- Нет, все прошло нормально.
- И чем вы это объясняете?
Коркран пожал плечами: ..
- Эти водородные бомбы - капризные штуки. Чрезвычайно трудно
предсказать все последствия взрыва, Понимаете... слишком много факторов,
которые трудно или невозможно учесть заранее.
- Например?
- Гм... Форма оболочек, их толщина... материал. Гм... Расположение
урановых запалов... Мало ли что... Кстати, почему вы называете их бомбами?
- То есть...
- "Бомбы"! - Коркран презрительно фыркнул. - Даже то чудище, которое
мы испытывали сейчас, весило со всеми приспособлениями около сорока тонн. А
в пятьдесят втором это был чудовищный, неуклюжий фургон весом в семьдесят
тонн, и будь я проклят, если кто-нибудь знал заранее, что из него
получится!
Смайерс с любопытством взглянул на генерала, На лице которого
изображалась смесь самодовольства и крайней степени брезгливости.
- Значит, можно ожидать, что следующий экземпляр будет уже настоящей
бомбой?
- Возможно. Видите ли, господа, первая термоядерная установка была
чрезвычайно примитивной по конструкции. Смесь жидкого дейтерия и жидкого
трития, устройства для их хранения, необычайно громоздкие и
нерентабельные... Сейчас мы испытали более совершенный образец; Основой в
нЕм было твердое вещество - соединение лития с дейтерием и тритием.
Брэйв зевнул.
- К сожалению, - проговорил он, - первенство здесь принадлежит не
вам.
- Русским? - спросил Смайерс. - Увы, да.
Генерал Коркран покраснел.
- Ничего нет удивительного! - сердито выкрикнул он.- Они тоже не
зевают, да никогда и не зевали, если
вам угодно знать.
- А! - сказал Брэйв. <i>-</i> Вот и Нортон! В комнату вошел высокий,
худощавый человек с утомленным лицом, в коротких штанах и простой серой
рубашке с засученными рукавами.
- Позвольте вас познакомить, господа. Полковник Нортон - генерал
Коркран...
- Мы уже знакомы... во всяком случае, - заочно, - буркнул Коркран
кивая.
- Полковник Нортон - полковник Смайерс.
- Очень рад, сэр, - сказал Смайерс.
- Ну, как у вас там? - спросил Брэйв, когда Нортон опустился в кресло
у окна.
- Никто не умер? - насмешливо процедил Коркран. Нортон внимательно
взглянул на него, затем посмотрел на Брэйва:
- Я думаю, все в порядке, сэр. Опасности нет никакой.
- Слава тебе, господи, - сказал Брэйв.
- Хорошо, что вы вызвали меня сразу же, - продолжал Нортон. - Я
успел произвести полную дезактивацию, промывание желудков и прочее...
- Воображаю! - хмыкнул Коркран. - Думаю, что теперь можно поручить
лечение вашим местным врачам. Я дал необходимые инструкции, и они
справляются превосходно... Одним словом, если дело только в этих беднягах с
Ронгелапа, то все в порядке.
- Что вы имеете в виду? - нахмурился Брэйв.
- Не пугайте адмирала, доктор! - насмешливо осклабился Коркран. - Он
и так достаточно переволновался из-за этих несчастных канаков. Вы
представляете, что теперь будет с мировым общественным мнением?
- Черт бы его побрал! - с большим чувством сказал Брэйв.
- Не знаю, джентльмены... - Нортон встал. - Для меня человеческая
жизнь есть человеческая жизнь, не меньше. Независимо от общественного
мнения. Лучевые удары - это очень болезненно и очень опасно. Вряд ли. они
могут быть темой для шуток...
Он шагнул к двери, но в этот момент на пороге появился лейтенант
Погги, адъютант Брэйва.
- Прошу прощения, сэр, - сказал он. - Радиограмма полковнику
Нортону.
- Откуда? - удивленно спросил Нортон, протягивая руку за листком.
- Из Токио.
Нортон торопливо развернул бланк.
- Черт... - хрипло сказал он.
- Что? Что случилось? - Брэйв медленно поднялся, опираясь руками о
стол.
Нортон протянул адмиралу радиограмму:
- Мне надо немедленно возвратиться в Японию. Наступила тишина. Наконец
Брэйв осторожно положил желтый листок на стол и провел ладонью по
побледневшему лицу.
- Так, - проговорил он. - Ну что ж... Погги! (Адъютант выжидательно
глядел на адмирала.) Мой самолет - для мистера Нортона. В Токио, сейчас же!
* ЧАСТЬ 2. НЕБО ГОРИТ. *
новый год
Для японца - во всяком случае, для японца, не потерявшего голову и
уважение к традициям в неразберихе войны и в сутолоке жизни больших городов,
- Новый год - всегда событие исключительной важности. Те, кто в полночь
тридцать первого декабря с благоговением прислушивается к звонким ударам
храмового колокола, знают, что с последним, сто восьмым ударом, все
неприятности, пережитые в старом году, исчезают, рассеиваются, как дурной
сон, и жизнь снова начинает сиять чистым светом радости и надежд. Поэтому к
встрече нового, 1954 года, или 29 года эры СЕва (В Японии летоисчисление
ведется не по европейскому образцу, а по годам правления императоров. Эра
Сева началась со вступлением на престол императора Хирохито в 1926 году), в
семье Сюкити Кубо-сава готовились по всем правилам. Накануне старая КиЕ,
маленькая Ацу и Умэ тщательно и ревностно провели "сусу-хараи" -
традиционную уборку дома: известно, что счастье и удача нового года входят
только в чистый дом. На улице, перед входом в дом, были установлены
красивые "кадо-маду" - каждая из трех косо срезанных стволов бамбука,
украшенных ветками сосны и сливы, - символизирующие пожелание здоровья,
силы и смелости. Над дверью красовался внушительный "симэ-нава" - огромный
жгут соломы, охраняющий дом от всякого зла и несчастья. Кладовая была полна
съестных припасов, праздничных кушаний и напитков, которыми хозяину и
домочадцам предстояло угощаться и угощать в течение всей первой недели
января; в шкафу для каждого члена семьи было приготовлено свежее белье и
новая одежда. А в самой большой и светлой комнате стоял низенький столик,
покрытый двумя листами чистой бумаги, на котором лежали друг на друге,
увенчанные аппетитным красным омаром, два "кагами-моти" - символы удачи
- круглые пироги из толченого отваренного риса. Им предстояло пролежать до
одиннадцатого января, чтобы затем быть добросовестно съеденными.
Короче говоря, праздник обещал быть по-настоящему радостным и веселым,
как это принято в каждой семье порядочного японца.
Сам Сюкити Кубосава, в прошлом ефрейтор корпуса береговой обороны, а
ныне радист рыболовной шхуны "Дай-дзю Фукурю-мару", что в переводе означает
"Счастливый Дракон No 10", считал себя человеком передовым и не придавал
какого-либо значения декоративной стороне новогоднего праздника. Но,
во-первых, эта сторона кое-что значит для торжественного настроения, без
которого немыслимы праздники подобного рода; во-вторых, как и всякий
истинный японец, Кубосава был немного суеверен и втихомолку верил в чудесные
свойства "кадо-мацу", "симэ-нава" и прочих атрибутов встречи Нового года.
Поэтому он никогда не мешал теще, этому великому, известному всему Коидзу
знатоку старых обычаев, действовать по-своему. И КиЕ старалась в полную
меру знаний и способностей.
Шумная, суетливая, она успевала работать сама, давать указания
маленькой Ацу и старшей внучке и отвечать на бесконечные вопросы семилетней
Ясуко.
Кубосава, расположившись на чистой циновке с газетой в руках, с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг