отправить его сюда, в странный непривычный мир Дней. И главное - Вячеслав
теперь знал, как ему отсюда выбраться.
Ведь эффект перехода не распространяется на неживые объекты и объекты
низшей организации, не так ли?
"Отличная идея", - поддержала Нормаль.
Вячеслав, глядя на ожидающих его дальнейших вопросов могильщиков, на
платформу с мертвыми телами, задумчиво кивнул. Ему не хотелось снова
умирать, но это был единственный выход.
ПОНЕДЕЛЬНИК ПЯТЫЙ
"Это трудно объяснить непосвященному человеку. Один мир фактически
переходит в другой совершенно случайно. По существу, природа бесконечности
такова, что кажется, должно существовать бесконечное число близких линий,
по которым мы непрестанно перемещаемся. Обычно здесь нет видимых отличий,
и мы не замечаем их примерно так же, как не замечаем того, что движемся из
одной временной точки в другую в процессе нормального возрастания
энтропии".
Кейт Лаумер
18 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTB-01.14.S
Их держали под замком на хлебе и воде уже неделю - Игоря и того странного
человека в дождевике, который появился вдруг на пороге представительства
Клуба Альтруистов, разом взорвав приобретший относительную устойчивость
мир Бабаева. В физическом смысле незнакомцу досталось тогда крепче, чем
Игорьку, и первые сутки он провалялся в беспамятстве, но не бредил, а лишь
болезненно постанывал. Почему-то никто здесь не удосужился привести к
раненому врача.
Их держали под замком в подвале, и подвал этот был как подвал, ничем
специально не оборудованный - сразу становилось ясно, что не тюрьма, а
обыкновенный подвал в обыкновенном доме: здесь было жарко и сыро;
подтекали трубы, проходившие под самым потолком, но вообще было достаточно
светло и чисто; крыс, по крайней мере, не наблюдалось.
Воду в алюминиевом ведре и краюху хлеба раз в день приносил хмурый
здоровенный дядька: седой и с примечательно большими ушами, в замызганном,
некогда пестром, протертом на локтях до дыр халате и в шароварах
непривычного покроя. Дядька молча ставил все это хозяйство перед дверью и
сначала уходил куда-то с другим ведром, заменявшим узникам парашу, и
только уже после этого отдавал Игорю хлеб, возвращал два традиционных
ведра.
Но в конце концов странный товарищ Игоря по несчастью как-то сам собой
оклемался, и на третий день уже смог прогуляться по камере, кряхтя и
поглаживая бока. Бабаев попробовал немедленно выяснить, кто он такой и как
оказался в резиденции Клуба Альтруистов, но незнакомец на его торопливые и
зачем-то шепотом заданные вопросы отвечать не соизволил; и Бабаеву ничего
не оставалось, как отвязаться пока со своими расспросами и дожидаться того
момента, когда незнакомец сам захочет все объяснить.
Время текло медленно; заняться здесь, в этой импровизированной камере
предварительного заключения, было решительно нечем; неопределенность
положения угнетала, давила на психику, и в результате незнакомец тоже
устал играть в молчанку и как-то на четвертое утро пленения, прохаживаясь
и поглаживая, спросил:
- Ну и как тебе это нравится?
Игорь встрепенулся и вскочил. Но незнакомец смотрел в сторону с
независимым видом, и Бабаев решил было, что ему послышалось. Однако
незнакомец вдруг резко повернулся на каблуках - в уверенном движении его
Игорю померещилась угроза, он даже отшатнулся - но тут же снова этот
странный человек расслабился, потянулся, зевнув широко, и продолжил:
- Из князи - в грязи, а?
- А кто вы такой? - Игорь не хотел этого, но контрвопрос его получился в
вызывающей интонации.
- Я? - незнакомец улыбнулся кривой, очень нехорошей улыбкой. - Тебе мое
имя все равно ничего не скажет. Но!.. Если ты так нуждаешься в метке, зови
меня Милордом, - он неожиданным плавным движением выставил руку вперед и
вверх, и покрутил в воздухе кистью; Бабаев так и не понял, что должен был
символизировать собой подобный жест.
Милорд, прищурившись, покачал головой. Улыбка его чуть выправилась.
- Именно так, - сказал он мечтательно, - именно так меня когда-то
называли...
- А меня зовут Игорь...
- Бабаев, - закончил за своего визави Милорд.
- Откуда вы?.. - но тут Игорь спохватился, вспомнив, что буквально вчера,
перед тем, как изложить очнувшемуся незнакомцу скудную информацию из
первых рук и задать свои вопросы, он для начала представился.
- Игорь Бабаев, - повторил Милорд. - Из новообращенных, а?
- Я - Альтруист, - заявил Бабаев гордо.
- Вижу, что не валенок, - отвечал Милорд.
Он вдруг подмигнул Игорю. Бабаеву не понравился этот мимический жест. За
тем, как подмигнул ему Милорд, казалось, кроется нечто заведомо дурное,
по-человечески противное натуре любого Альтруиста. Бабаев от внезапной
озабоченности сразу же потерял нить и не знал, что сказать на "валенка".
- Так-так... - впрочем, Милорд и не ждал от него каких-либо реплик по
поводу; он прошелся по камере, привычно поглаживая бока. - Убежать,
значит, нельзя? Да и смысла побег особого не имеет... Как ты считаешь, а?
Игорь попытался отогнать ощущение неприязни к Милорду, которое на момент
озаботило и сбило его. В конце концов, этот человек пришел к Гашарти, как
к хорошо знакомому, как к другу; и они разговаривали, как хорошо знакомые,
и почти как друзья, и это может означать только одно... А что вообще ты
можешь знать об их отношениях, об истории их отношений? Но судишь по
полной строгости! Не так он сказал, не так повернулся, не так посмотрел -
слушать тебя, Игорь, противно! Может, еще скажешь, что именно Милорд в
смерти Сержа виноват? А он такая же жертва, как и ты, как... Серж. И не
забудь, кстати, Милорду ты представлен не был, сам представился, и
безоглядно доверять тебе у него оснований не больше, чем у тебя ему. И
тогда все его оговорки, намеки, мимические жесты - лишь способ проверить,
а тот ли человек Игорь Бабаев, за какого себя, не краснея, выдает.
И если еще неделю назад подобное умозаключение вряд ли само собой пришло
бы Игорю в голову ("Ведь он видел меня в представительстве Клуба, рядом с
Гашарти - как он может мне не доверять?"), то теперь, после вероломного
нападения людей в черном, после того, как в одну секунду убили они
любимого человека прямо там, на ковре, в представительстве - теперь Игорь
вполне понял и оценил осторожность своего нового знакомого.
Потому неприязнь, почти без сопротивления, подчинилась и ушла, хотя и
оставив где-то на самом дне души Бабаева мутные капли бикфордова ожидания
подвоха.
- Бежать всегда имеет смысл, - заявил Игорь убежденно, он продумал свой
ответ. - У меня даже есть идея.
- Вот как? - Милорд, казалось, искренне заинтересовался.
Он уселся на койку - пружины скрипнули - и поманил Игоря пальцем,
предлагая сесть рядом.
- И что же это за идея?
- Завтра утром придет сторож. Охранник. Он принесет хлеб и воду. Он всегда
приходит один. По виду сильный, и мне одному с ним не справиться, а вот
вдвоем мы вполне...
- Значит, "вполне"? - перебил Бабаева Милорд. - Мы на него наваливаемся и
дело в шляпе, а?
Нормальный человек. Почему ты ему не доверял? А он с ходу ухватил, с ходу
поддержал.
- Да-да, - Игорь закивал. - Заманить его сюда и вдвоем навалиться. Только
вот когда мы выберемся, я не знаю, куда идти и, вообще... где мы
находимся, я не знаю. Но ведь это не проблема, правда? Главное - выбраться?
- Или допросить охранника, - медленно произнес Милорд, а потом вдруг
снова, посмотрев Игорю в глаза, многозначительно подмигнул. - С
пристрастием, а?
Бабаев не понял, что означает "с пристрастием", но идея ему понравилась. В
самом деле, кому еще, как не охраннику, знать, насколько далеко от
представительств Клуба они находятся? Впрочем, тут же Игорь подумал о том,
что охранник-то как раз ничего этого знать не должен. Ведь он, судя по
всему, на низшей должности в иерархии гипотетического противника, а таким,
как он (и это Бабаев знал уже из курса современной социологии) обычно не
считают нужным сообщать информацию более той, чем необходима для
исполнения непосредственных обязанностей. Вышестоящие инстанции в этих
мирах традиционно не привыкли разъяснять нижестоящим, что, зачем и где
происходит; они привыкли отдавать приказы и ждать их беспрекословно
точного выполнения. Это тебе не КА, где все равны и иерархия строится по
признакам опытности и личных способностей - здесь охранник, скорее всего,
ничего не знает, да и не хочет ничего знать...
- Но ведь главное - выбраться? - заторопился успокоить самого себя Игорь,
отпугивая эти вполне здравые, но подрывающие веру в успех задуманного
дела, мысли. - А там мы еще что-нибудь придумаем.
Милорд молчал, покачивая головой. Не ясно было: то ли он согласен с планом
Игоря и просто беспокоят его те же самые вопросы об осведомленности
стража, то ли думает он совсем о другом, о постороннем.
Только тут наконец Бабаев сообразил, что, в принципе, его визави должен
знать о противнике гораздо больше, ведь ему уже пришлось убегать от людей
в черном, и хотя в конечном итоге уйти от них ему не удалось (что повлекло
за собой смерть Гашарти - черт, как неудачно, нелепо, и как жаль Сержа!),
но по меньшей мере он должен хотя бы догадываться, кто они, люди в черном,
каковы их цели и возможности.
- Милорд, - обратился к товарищу по несчастью Игорь. - А что вы знаете об
этих людях?
- О каких людях? - рассеянно переспросил Милорд; он продолжал о чем-то
напряженно размышлять.
- О тех, которые засадили нас сюда... Тех, которые убили Сержа... Если бы
вы рассказали мне...
Игорь не закончил вопроса. Он увидел, что Милорд его не слушает. И Милорд
действительно его не слушал. Вид он имел совершенно отрешенный.
Но протикала минута, и взгляд его прояснился. На губах появилась знакомая
кривоватая ухмылочка, и в душе Игоря, как только он завидел ее, опять
засвербило. Ну ничего не мог он с собой поделать, тем более что сам Милорд
своим поведением, своими словами, всячески - настороженность Бабаева
подкреплял. Даже просто манера держать себя с собеседником, присущая
Милорду, напомнила Игорю не кого-нибудь из знакомых ему и уважаемых
Альтруистов, а повадки мэра Питерполиса, который частенько появлялся в
представительстве по тому или иному делу. Это позерство, это откровенное
неумение и нежелание слушать собеседника, это пренебрежение и эти намеки.
И недомолвки, и ужимки, и многозначительные жесты. Все это претило Игорю.
Он ценил в людях честность, открытость в словах и поступках.
- Так, так, - сказал Милорд, с юмором Игоря разглядывая. - Бежать отсюда,
значит, можно? И у тебя, значит, есть даже план? Что ж, уважаю. Ты из
дергунков?
Бабаев снова, и в который уже раз, не понял вопроса. "Из дергунков"?..
- Я не...совсем... понимаю, - признался он неуверенно. - А кто это такие -
"дергунки"?
Милорд хлопнул себя по колену и вдруг громко расхохотался. Можно сказать,
он зашелся смехом, откинувшись спиной на подвальную холодную стену, и чуть
слезы не брызнули у него из глаз. Но видно, сразу напомнили о себе скрытые
травмы, и смех почти немедленно сменился громким надсадным кашлем. Когда
приступ кашля наконец прошел, Милорд с минуту молчал, осторожно ощупывая
бока. Потом встал и, не глядя более на Игоря, обратился к стене напротив с
некоей высокомерной патетичностью в заметно подсевшем голосе:
- Господа судьи, - сказал он, - мы глубоко ошибались, когда думали, что
перед нами предстал закоренелый преступник, из тех, что давно позабыли
такие замечательные архаичные слова как "честь", "достоинство",
"благородство". На самом же деле перед нами элементарный заморыш, господа!
Один из множества других подобных ему и несчастных заморышей. Да-да,
господа, мы могли бы догадаться об этом и раньше, ведь наш общий
скоропостижно скончавшийся друг - я Сержа Гашарти, конечно, имею в виду -
работал именно с этим замороченным контингентом Клуба, и кого еще я мог
встретить в его резиденции, как не очередного подопечного? Но, господа,
могу сказать в свое оправдание и то, что до сей поры лучше думал о
разведчиках известной вам Империи! А они оказались не на уровне, не
сумели, как видите, отличить песняра от заморыша. Невольно задумаешься, а
стоит ли с ними сотрудничать в дальнейшем, а?
Теперь Игорь кое-что понимал, но не так много, как ему хотелось бы. Он
понимал, что Милорд обезьянничает; он понимал, что Милорд не желает
говорить с ним серьезно. Не понимал Бабаев главного: почему Милорд так
себя повел? В результате к осадку настороженности прибавилась еще струйкой
темная обида. Да, теперь Игорь определился: мне не по пути с этим
человеком, кем бы ему не приходился Серж, пусть даже братом родным!
- Вам не нравится мой план?- сердито вопросил Бабаев. - Предложите другой.
Милорд повернулся на каблуках. Упер левую руку кулаком в бок, а правую -
поднял, наставив указательный палец на Игоря.
- Вот посмотрите, господа судьи, - продолжал он играть в свой театр одного
актера, - перед вами классический образчик заморыша или, если кому угодно,
замороченного. Одно, как известно, производное от другого, и вы можете
выбрать себе для него любое поименование из этих двух: или то, которое вам
более нравится, или то, которое, по вашему мнению, ему более
соответствует. Вот он весь перед вами, господа. Марионетка так называемого
Клуба Альтруистов; он не представляет себе жизни без Клуба; чтобы
воссоединиться с Клубом он задумал побег и, надеюсь, легко пойдет на то,
чтобы лишить жизни охранника ради этой своей цели. Но простим, господа,
ему это невинное по большому счету намерение. Ведь не со зла он это хочет
сделать, а от любви к Клубу, а значит от любви к человечеству, во имя
большого общечеловеческого счастья...
Смысл как минимум половины слов Милорда ускользал от Игоря. Но одно его
зацепило, покоробило и укрепило в новом мнении - эта непреднамеренно
брошенная фраза, словно напрямую взятая, выделенная из знакомо-злобного
шипения дешевых газет: "так называемый Клуб Альтруистов". Худшие
подозрения Бабаева подтвердились: перед ним стоял враг!
Но только почему, зачем такой честный чистый человек, как Серж Гашарти,
мог что-то общее иметь с этим... этим проходимцем?
- Да, господа, - продолжал тем временем витийствовать Милорд, не замечая
гаммы чувств, находившей наглядное отображение на честном лице Бабаева. -
Именно таков образ мыслей нашего заморыша. Однако, я повторюсь, не будем
слишком строги к нему. В конце концов, он всего лишь замороченный; его
лишили памяти о прошлом; он был избавлен от такой мелочи, как прежние его
моральные убеждения и ориентиры. На самом деле, в данный конкретный момент
своей жизни он ничего другого не знает, кроме Клуба Альтруистов; ничего
другого не видел, кроме Клуба Альтруистов; ничего другого не может
принять, кроме Клуба Альтруистов. Вы скажете, это было жестоко - лишить
его права выбора? Я соглашусь с вами, но добавлю, что все это с ним было
проделано опять же от большой любви к человечеству. Кстати, вы заметили,
господа, ведь это всегда так: чем больше любовь к человечеству, тем больше
ее носителями применяется способов для переделки конкретных его
представителей, а?
- Стойте! - закричал, не выдержав, Игорь. - Зачем же вы так?! Что я вам
сделал?!
И Милорд сбился. Так и застыл с открытым ртом в позе трибуна. И судя по
всему, снова ушел в себя. Взгляд его опустел.
Надежда Игоря на то, что товарищ по несчастью поддержит план побега,
подскажет какую-нибудь идею, которая пойдет на пользу дела, рассыпалась
как карточный домик. Веру в то, что перед ним Альтруист, постигла еще
более тяжелая участь. Бабаев с ужасом думал о том, что вот теперь он
остался один на один против врагов Клуба (антиподы?), и не от кого ждать
поддержки или хотя бы доброго слова, и как теперь себя вести, что
предпринять? Гашарти подсказал бы, но Гашарти мертв, а этот его...
"знакомый", он, это ясно, ответит насмешкой, очередной издевкой, или
вообще не захочет отвечать...
Так и оказалось. Когда через минуту визави Бабаева осмотрелся вокруг более
осмысленным взглядом, желание продолжать свое издевательски высокомерное
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг