был волком, притворявшимся человеком, что он снова обернулся волком и
убежал в свое заморское логово. Если бы он был волком, то Сережа заметил бы
когти, или зубы, или хотя бы злые глаза. А они были добрыми и хорошими
глазами.
Нет, Сережа не мог поверить этому. Он ждал гренд па...
Детская острая память не хотела расставаться с тем хорошим, что врезал
в нее Трофим. Почти настоящая доменная печь... Часы, в которых сидел
маленький музыкант, наигрывавший на крохотных гусельках... Настоящая щука,
которую мог поймать и мог пожалеть только он...
И вдруг теперь все его называют волком! Даже веселый дядя Джон,
который приходил прощаться с бабушкой...
Бабушка добавила к белке четырех белых голубей, которых хотел подарить
гренд па. А дядя Андрей сколотил очень хорошую голубятню. Это они сделали
затем, чтобы Сережа не ждал больше гренд па. А он все равно будет ждать...
А дни шли. Дни шли, но он не приходил...
LIII
Настал день отъезда Тейнера. Перед Домом приезжих собрались
колхозники. Стихийно возник маленький митинг.
Такого рода самодеятельность радовала Григория Васильевича Дудорова.
- Не организовано, а лучше и не придумаешь! - делился он своим
впечатлением с Петром Терентьевичем.
Выступавшие Тудоиха, Андрей Логинов, зоотехник Володя, брат Андрея
Логинова, Алексей, желали приятному гостю счастливой дороги и выражали
уверенность, что их знакомство не будет омрачено.
"Шибко беспартийная" Пелагея Кузьминична не позабыла наказать Тейнеру
в своей речи:
- Когда доведется тебе в Америке встретить гостей из наших мест,
русского ли, татарина, украинца ли или всякого другого советского человека,
не забудь, как я тебя тут ублажала, как блинчики да творожнички тебе
выпекала, как бельишко твое не стиральной машинкой, а своими старыми руками
стирала... Я не о том говорю, чтобы и твоя Бетсинька нашим людям варила,
парила, жарила. У них и своего провианту хватит, а к тому говорю, что ты за
ними всех нас видь - и меня, твою бабку старую... Теперь подойди ко мне,
вертопрах, дай я тебя при всех поцелую в твою маковку. Стоит она этого, а
почему стоит - сам знаешь.
И Тудоиха поцеловала Тейнера в голову. И все хлопали ей так, что было
слышно в селе.
Тейнер в ответ целовал руки Пелагее Кузьминичне, и от этого
аплодисменты, как принято говорить, перешли в овацию.
Молодой коммунист Андрей Логинов приветствовал в лице Тейнера
американский народ и борцов за мир. Он, между прочим, заканчивая речь,
сказал:
- Наши колхозники, встречаясь с вами, будто заглядывали через ваши
рассказы в ту Америку, которую нельзя не любить, особенно мне. Техника для
меня не только моя профессия, но и сам я. Дорогой мистер Джон Тейнер, вы
даже не представляете, каким борцом за мир и дружбу народов вы были здесь в
ваших встречах с колхозниками. Нечего приукрашивать правду, многое в вас
непонятно нашим людям, но ведь и вам, глубокоуважаемый Джон Тейнер, тоже
кое-что непонятно в нас. Для лучшего понимания уклада нашей жизни разрешите
преподнести вам книгу на английском языке "Происхождение семьи, частной
собственности и государства", написанную Фридрихом Энгельсом, а приложением
к ней позвольте вам подарить для вашего автомобиля сконструированную мною
маленькую лебедку, на которой с одной стороны написано по-английски: "Мэйд
ин Бахруши", а с другой стороны по-русски: "Сделано в Бахрушах". Гарантирую
- из любой грязи вытащит.
Добрым хохотом ответили люди на речь главного механика. Смеялся и
Тейнер, принимая подарки Логинова.
- Позвольте и мне... Позвольте и мне, - обратился к провожающим
Тейнер. - Я имел в виду тоже сделать подарок. Но так как некоторые люди
забывают отцеплять свои подарки до того, как они уедут, я отцеплю его
сейчас.
Тейнер снял свою небольшую кинокамеру и подал ее Андрею.
- Наконец-то и я приступил к подрывной деятельности, - сказал Тейнер.
- Я сейчас завербовал вас, дорогой Андрей, корреспондентом американского
телевидения. После того, как вы устанете снимать одну особу, имя которой я
не знаю, как и все присутствующие здесь, я прошу вас продолжить начатый
мною фильм о строительстве на Ленивом увале. За лебедку спасибо. Я давно
имел на нее зуб, как и вы на мой аппарат. Теперь мы ничего не имеем друг
против друга.
Снова раздался смех.
- За книгу тоже спасибо. Хотя мне до этого разные лица подарили уже
семь таких книг, но я возьму с собой и эту.
Тейнера сменили на крыльце Дома приезжих пионеры. Они протрубили в
горн и стали читать вразбивку и вместе сочиненные, видимо, не без участия
взрослых стихи.
Пусть эти стихи непригодны для печати, но в данном случае без них
нельзя.
- Кто весельем заряжен?
- Мистер Тейнер! Мистер Джон!
- Кто в работе напряжен?
- Неустанный дядя Джон.
- Детворой кто окружен?
- Наш индеец смелый Джон!
- Кто стиляга и пижон?
- Страшный модник мистер Джон!
- В луже кто снимал "кошон"?
- Кто-то... но не мистер Джон.
- Кто в лесу сказал обжоре:
"Много есть нехорошо"?
- Деликатный мистер Джо!
Рифмы все. Стих завершен.
Путь счастливый, мистер Джон,
Приезжайте к нам ужо,
Будем ждать вас в Бахрушо!
Хорошо?
- Нет, нет, ребята! - возразил сияющий Тейнер. - Есть еще рифмы. Есть,
есть... Например: "свежо" - "поражен"... Я тоже могу сочинять стихи. Да,
да... Что вы на это скажете:
- Очень мило и свежо!
Я приятно поражен, -
Им ответил мистер Джон. -
Я вас тоже уважо...
Оператор телевидения, как ему и положено, опоздал, но все же прощание
с детьми было снято и записано на пленку.
Тейнеру это было, видимо, приятно, и он чуточку позировал.
Появление телевизионной аппаратуры лишило проводы некоторой доли
непринужденности, и Елена Сергеевна Бахрушина сказала, наверно, меньше, чем
она собиралась, но все же не так уж мало и не столь уж официально.
Она привезла ящик с продуктами в дорогу Тейнеру. В обращении к нему
вместо "мистер Тейнер" она, оговорившись, сказала "товарищ Тейнер".
Несколько смутившись этим, сделав вынужденную паузу, она решила не
исправлять оговорку, а подтвердить ее:
- Дорогой товарищ Джон Тейнер! В этом ящике и еда и питье.
Припасенного мною вам хватит до Нью-Йорка, если даже вы будете угощать в
дороге кого-то другого, кто многовато ест. Но я прошу вас, Джон, не угощать
моими продуктами посторонних. В этом ящике нет ничего, что может
испортиться в дороге. И мне будет очень приятно, если кое-что вы сумеете
довезти до дому и угостить вашу жену, Бетси, вашего отца, мистера Тома
Тейнера, и вашу маму, миссис Джой Тейнер, и ваших детей - Джекоба, Китти и
младшего, которого зовут дорогим для меня именем Питер. Для вашего
маленького Пети тут лежит особый кулечек, на котором нарисован петушок. До
свидания, веселый человек Джон Тейнер. Не позабудьте оставить адрес. Я
надеюсь, что у Петра Терентьевича еще будет возможность поехать в Америку.
И если это случится, то уж я не отстану от него, потому что в Америке
теперь у меня много знакомых и есть где остановиться. Так что этот ящик
обойдется вам недешево...
Тейнер поклонился, потом поцеловал руку Елене Сергеевне.
А она, такая наряженная, надушенная, в розовой шали, накинутой на
плечи, так живописно теперь подчеркивающей ее зардевшиеся щеки, была
довольна собой и сказанным ею.
Бахрушин, стоявший поодаль в толпе провожающих, нескрываемо любовался
женой. Ему было приятно сегодня все: и речи, и шутки, и даже рискованное
кружевное платье жены, и еще более рискованные высокие, тоненькие каблучки
ее туфель. Теперь это кстати: она выражала свое уважение отъезжающему не
только словами, но и своим нарядным платьем, надетым в честь его проводов.
А проводы проходили самым лучшим образом. Да и как могло быть иначе, если
все от души и без всякой натяжки!
Водитель Алексей Логинов, брат главного механика, и тот к месту
сказал, подавая автобус:
- Мне, мистер Тейнер, повезло. Я отвожу в аэропорт второго нашего
гостя из Америки. Отвожу и надеюсь, что вы не будете мне предлагать чаевых,
совать зажигалки и не позабудете проститься со мной за руку.
Тейнер тут же нашелся:
- Я? Зажигалки? Да что я, сумасшедший? Другое дело - очки...
Алексей и мигнуть не успел, как на его носу оказались тейнеровские
очки с затемненными стеклами.
- Это я не сую, а надеваю на ваш нос профессиональную принадлежность.
Она позволит вашим глазам не только не уставать, но и различать гостей не
по одной лишь нумерации: первый, второй, - но и по тому, как они уезжают.
- Спасибо. Я это знаю и понимаю, мистер Тейнер. Поэтому и подал не
фургон с капустой, а настоящую карету на сорок два места.
На приглашение водителя Алексея Логинова откликнулось слишком много
желающих проводить Тейнера в аэропорт. Именно этого и боялся теперь
Бахрушин. Но обошлось все благополучно.
От ребят поехали только двое выбранных "индейцев". Тудоиха нашла, что
он уже "провоженный ею" здесь. К ней присоединилась и Елена Сергеевна.
Поехали главным образом мужчины.
Автобус, недавно купленный Петром Терентьевичем для субботних и
воскресных поездок колхозников в театр, в цирк, сослужил еще одну хорошую
службу.
В аэропорту Стекольников уже ожидал прихода автобуса.
Он приехал сюда с председателем райисполкома и редактором районной
газеты, показывая этим, что Тейнер для них не просто турист.
Обменявшись любезностями и выражениями надежды на потепление отношений
между США и СССР, сказав, точнее, сформулировав все необходимое для
официальных лиц, какими были и председатель райисполкома и редактор газеты,
они пожелали Тейнеру счастливой дороги, успехов его книге и подчеркнули,
что побег его злополучного спутника ни в какой степени не омрачает
приятного впечатления, которое оставляет о себе прогрессивный представитель
американской печати.
Редактор газеты спросил:
- Не угодно ли мистеру Тейнеру сделать заявление, которое будет
опубликовано в газете?
Тейнер поблагодарил за честь, оказываемую ему, продиктовал
появившемуся для этой цели сотруднику газеты благодарность за прием, за
предоставленные ему широкие возможности знакомиться с жизнью советской
деревни и, наконец, за проводы и надежды, которые он пока еще не оправдал.
Вскоре объявили посадку на самолет. А через несколько минут большая
стальная птица поднялась в синеву, и на душе у Петра Терентьевича стало
немножко грустно.
Месяц тому назад он ожидал Тейнера с опаской, а теперь, столкнувшись с
ним и попривыкнув к нему, он сожалел, что месяц пролетел так быстро. Так
быстро, что он не успел сказать Тейнеру и десятой доли из того, что
следовало бы.
Впрочем, кто может знать, как воспользуется Тейнер тем, что увидал и
узнал в Бахрушах?
Все же нужно надеяться на лучшее. Надеяться, но... не обольщаться.
В жизни случается всякое...
LIV
С дороги, а потом из Нью-Йорка пришли в Бахруши веселые телеграммы о
благополучном прибытии Тейнера и благодарности от всей его семьи за вкусные
подарки.
О Трофиме - ни слова, ни намека.
Один он летел в Америку или вместе с Тейнером - неизвестно. Впрочем,
не все ли равно? Тейнер напишет об этом в письме. Но письмо от Тейнера не
приходило.
Время шло, а почтальонша Ариша неизменно сообщала:
- Из Америки ничего.
Щедрая осень уже подводила предварительную черту итогов года.
Бахрушин по вечерам, запираясь с бухгалтером, подсчитывал предстоящие
затраты по переселению на Ленивый увал.
Днем и ночью на Ленивом увале шла стройка. Работали пришлые и свои.
Все, начиная с главного агронома Сметанина и секретаря парткома Дудорова,
хоть по два часа да трудились на увале.
Дом приезжих стал конторой строительства. Как будто и не жили в нем
гости из Америки. Только тесовый туалет с архитектурными излишествами в
виде вырезанных петушков и деревянного кружева давал повод бахрушинским
острякам для соленых шуток о том, что на родной земле Трофим все же оставил
кое-что, являющееся самой короткой характеристикой его личности.
А Тейнер продолжал хорошо звучать в Бахрушах. И не только
фотографическими снимками, раздаренными в колхозе, не только памятными
встречами, но и своим именем. "Тейнером" почему-то называли теперь большой
прицеп. Прозвище "Тейнер" получил пришлый проворный каменщик-весельчак.
"Тейнером" называли и киносъемочную камеру, которую он подарил Андрею
Логинову.
Приезд американских гостей, казавшийся еще недавно событием, стал
теперь маленьким эпизодом в жизни колхоза.
Строительство поглотило все.
Строительство живо касалось всех и каждого. Строились и
перестраивались заново перевозимые на увал жилища людей.
Не обошлось и без драм. Бахрушинцы хотя и переезжали всего лишь на
другой берег Горамилки, но покидали с грустью привычные дворы, где жили
многие годы их отцы и матери, деды и бабки. Каждый куст, камень, колодец на
дворе вдруг становился дорог.
Мало ли что в Новом Бахрушине будут на улицах водоразборные колонки, а
по желанию можно провести за свой счет воду в дом; люди привыкли ко вкусу
воды из своего колодца. Ломка русской печи - большое событие. Дедушка спал
на ней. Мальчиком или девочкой играли они на печке в студеные дни. А теперь
кирпичи да мусор.
В городе с лёгкой душой меняются обжитые старые квартиры на новые, а в
деревне возникает масса причин, заставляющих не только вздыхать, а иногда и
выть на всю улицу, оплакивая старую, съеденную зеленым мхом, лишайником
тесовую крышу.
До Тейнера ли теперь, тем паче до Трофима ли в Бахрушах.
Петр Терентьевич тоже, может быть, не вспоминал бы о Трофиме, но его
беспокоило, что тот сбежал, не только не простившись, но даже не написав
благодарственного письма хотя бы для проформы. И если он не сделал этого,
то не увез ли он камень за пазухой. Злой силе ничего не стоит подбить
Трофима на подлое дело. И он, продажная душа, выищет самое худое в
Бахрушах. Хоть бы тот же, ныне снесенный, старый коровник с лозунгом
"Перегоним Америку". Или босого Тудоева, вздумавшего косить перед
аппаратом... Вот тебе и наглядные картины колхозного строительства первого
года семилетки! Ничем ведь не брезгуют прислужники "холодной войны".
LV
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг