Надеваем полупрозрачные коконы полускафандров. Теперь мы похожи на
ходячие колбы. Акопян приносит недостающую часть туалета - груду
пустотелых рук и ног из эластичной пластмассы. Всех позабавила ошибка
Веншина, взявшего мои "ноги".
Перебирая настенные скобы, легко плывем вдоль ствола шахты. Веншин
впереди, я - за ним. Полная невесомость: во избежание гравитационных помех
на время вылазки приостановлена работа генераторов искусственного
тяготения. Вдруг замечаю, что стало трудно дышать. Смотрю на кислородный
указатель: ого, почти на нуле! Невероятно...
Развернуться в узком туннеле нельзя. Пытаюсь пятиться назад. "Ноги"
попадают в скобу, и я трачу много лишних усилий, чтобы освободиться. По
спине ползут ледяные мурашки, в ушах начинает звенеть. Наверняка не
успею... Проклятье! Разъединить пластмассовый рукав? Глупо, в шахте
аргоновая атмосфера. Что же делать"? Звать на помощь - унизительно.
Нащупываю за спиной ребристый диск предохранительного вентилятора. Закрыт!
Ах, вот оно что! Акопяновская шутка! Как это сразу не пришло мне в голову?
Хлынула струя холодного воздуха. Захлебываясь, пью его досыта. Наушники
щелкают, и я слышу голос Шарова:
- А у тебя все в порядке, Алеша?
- Все в порядке.
- Ну-ну. Меня обеспокоило твое дыхание. Наверное, мне просто
показалось...
- Благодарю за урок. Отныне я буду проверять скафандровое оснащение,
если даже его готовит Акопян.
- И хорошо сделаешь, Алеша. Теперь ты застрахован от подобных
случайностей. Своего рода рефлекс.
- Ах, рефлекс!.. Что же, в конце концов у каждого свой метод
воспитания.
Устремляюсь вдоль туннеля и скоро попадаю в смотровой отсек -
приземистое куполообразное помещение. Вогнутые стены задрапированы черной
ворсистой тканью, вместо пола - большой экран оптического модулятора,
похожий на лужу зеленоватого студня. Полумрак и тишина давят на нервы.
Веншин, заключенный в прозрачную колбу, покачивается над черными
раструбами корректирующих установок. Руки его чем-то заняты под защитным
козырьком пульта.
- Вам помочь, Глеб Александрович?
Он не слышит: рожки его антенн втянуты внутрь скафандра. Пришлось
сомкнуть штепсельные разъемы телефонных кабелей. Повторяю вопрос.
- Нет, благодарю... Все готово. Трудно дышать...
- Рефлекс... - объясняю я и выкручиваю вентиль до упора.
Он ничего не понимает. Ну и пусть. Иначе нашим "воспитателям" не
поздоровится.
Веншин делает неловкое движение и переворачивается через голову. Ловлю
его за "ногу" и возвращаю на место.
- Смотри, Алеша! - машет он рукой в сторону экрана.
Я не в состоянии уследить за быстрой сменой световых полос и пятен.
- Антенны! - кричит мне Веншин. - Аппаратура невероятно чувствительна к
помехам.
Втягиваю рожки своих антенн - и мелькание прекращается. Зачарованный,
смотрю, как в глубине экрана разгорается пурпурное зарево. Постепенно
изображение приобретает глубину и резкость...
Эффект потрясающ! Словно в корпусе "Бизона" образовалась дыра, и мы,
склонившись над этой дырой, заглядываем в огненную пучину клокочущей
бездны. Под нами волнуется необъятный океан раскаленной плазмы: из
невообразимо ярких пространств всплывают гребни титанических валов, и
страшно смотреть, как они тяжело оседают и гибнут в водоворотах пламенных
вихрей. Недра горнила бурлят, содрогаясь в термоядерных конвульсиях,
выбрасывая мощные фонтаны протуберанцев - растерзанные останки горячих
внутренностей. Так вот оно какое, наше Солнце!.. Я смотрю и не могу
насытиться неправдоподобным зрелищем. Нет таких слов, чтобы описать его.
Да и что такое обычные человеческие слова перед лицом пылающей вечности?
Разводя руки, нельзя показать размеры Вселенной, криком нельзя изобразить
рев урагана. Так же невозможно словами воспроизвести картину безумного
разгула огненной стихии. Это нужно увидеть самому, почувствовать,
пережить...
Мне и раньше доводилось видеть фотографии Солнца, полученные в лучах
кальция, магния, натрия, железа: из любопытства я просматривал
спектрогелиограммы в астрофизическом отделе меркурианской службы Солнца.
Все они в общем похожи друг на друга, исключение, пожалуй, составляют
только те из них, которые сняты в лучах водорода. За время последних вахт
мы с Веншиным весьма основательно пополнили и без того богатую коллекцию
солнечных "портретов". С помощью оптического модулятора это было не
трудно. Но все эти снимки представляли собой лишь поверхностный обзор
"физиономии" Солнца. Заманчиво, очень заманчиво было бы заглянуть в недра
нашей звезды, под сверкающее покрывало ее фотосферы и, быть может, увидеть
загадочное ядро сверхгорячей плазмы, если, конечно, оно существует... А
рассказать об этом могли бы только выходцы из тысячекилометровых звездных
глубин - нейтрино-частицы. Те, кто создавал наш корабль, думали о такой
возможности, и в результате в носовом отсеке "Бизона" был смонтирован
нейтриггер - сложнейшее устройство для преобразования энергии нейтринных
полей в кванты видимого спектра. Расчеты показали, что в околосолнечном
пространстве плотность нейтринного потока достаточна для срабатывания
нейтриггерных систем. Но практически... Практически все это выглядело
иначе.
Мертвая синева заливала экран модулятора. Мы с Веншиным часами
"болтались" над ним, но, кроме мертвой синевы, не видели ничего.
- И не увидим, - однажды заявил Веншин.
- Почему? - спросил я, не скрывая разочарования.
- Все по тем же причинам, Алеша. Порог срабатывания системы сильно
колеблется в зависимости от общего уровня помех.
- Но, согласно инструкции, мы вправе произвольно менять этот порог!..
- Путем изменения числа нейтриггерных трубок? В отсеке их - пять
миллионов, Алеша. Это почти то же самое, что сделать попытку вытащить на
ощупь из пяти миллионов черных шаров один-единственный белый. Однако
попробуем...
Попробовали. Повиснув над пультом, мы перебирали десятки, сотни
различных вариантов включений нейтриггерных элементов. На светящейся схеме
возникали самые неожиданные конфигурации многоэтажных сот. На экране -
мертвая синева...
- Пустая трата времени, - не выдержал Веншин. - Шанс практически равен
нулю.
- И все-таки он существует, - возразил я. - Я остаюсь.
- Похвальная настойчивость. Однако ты скоро убедишься в
необоснованности своих надежд.
- Или ты - в несостоятельности своих предсказаний.
- Меня устраивает любой исход, - заметил Веншин.
Стыдно признаться, но именно эта полушутливая перепалка на протяжении
долгого времени подогревала мое упрямство. Каждый день я возвращался в
смотровой отсек и по нескольку часов подряд парил над злополучным пультом.
Вопреки здравому смыслу. Уж очень хотелось утереть нос Веншину.
Даже во сне я видел эту мертвую синеву. Просыпаясь, трепетал от
возбуждения. Каждый раз мне казалось, что слепая пелена исчезнет именно
сегодня. Укладываясь спать, я подводил безрадостный итог...
Я перечитал десятки статей по нейтринной физике, детально изучил теорию
нейтриггерных систем и даже зримо представлял себе сложную цепочку
физических процессов, происходящих в проклятых трубках. Но мертвая синева
держалась стойко. Шаров, который с самого начала недоброжелательно
относился к моему увлечению, предпринял попытку положить конец бесплодным
экспериментам. Неожиданно вмешался Веншин:
- Повремените, командир. Если случится чудо и Алексей заставит работать
нейтриггер, мы сможем получить потрясающий материал.
- Чудеса - есть продукт неуважительного отношения к реальности, -
заметил Акопян. - Алеша, дорогой, в каких ты отношениях с реальностью?
- В натянутых, - ответил я. Мне было не до шуток. - Помоги надеть
скафандр. Только без этих дурацких штучек с вентилями...
И чудо действительно произошло. Началось с того, что экран заметно
поголубел. При этом на схеме светились только верхние этажи ячеек
нейтриггера. Я включил запоминающее устройство и, сгорая от нетерпения,
продолжал набирать верхнеэтажные комбинации. Голубое свечение усилило свою
яркость, но оставалось по-прежнему неустойчивым. Почему?..
Я вернулся в салон и, сославшись на головную боль, удалился в спальную
нишу. Мне предстояло осмыслить результаты своих наблюдений и прийти к
каким-то определенным выводам. Результат: голубое свечение выше уровня
гравитационных помех. Вывод: добиться изображения можно путем мгновенного
чередования верхнеэтажных комбинаций. Но это - отчаянный шаг. Нейтриггер
может выйти из строя...
- Мгновенное чередование? - переспросил Веншин. - Не вижу существенной
разницы. На чем основаны твои предположения?
Я объяснил. В качестве иллюстрации к своим выводам использовал сказку
про курочку рябу. Это ему за те пять миллионов шаров.
- Вполне логично, - согласился Веншин, проверив мои вычисления. -
Н-да... С одной стороны - заманчивая перспектива получить нейтринную
гелиограмму, с другой... Слишком рискованный вариант.
Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Я подумал, что у меня,
пожалуй, хватило бы безрассудства провести эксперимент и без согласия
Веншина.
- Жалко нейтриггер... - пробормотал Веншин.
- Кому нужен бесполезный прибор? - выложил я свой главный довод.
Веншин махнул рукой:
- Действуй, Алеша. Если тебе удастся получить хотя бы один нейтринный
снимок... В общем, действуй.
Ради призрачной надежды Веншин жертвовал дорогостоящим оборудованием.
Мне предоставили право собственноручно искалечить нейтриггер, и я был
ужасно горд. Веншин не стал отягощать меня своим присутствием во время
опыта, и я был благодарен ему. Он мне доверял. Оставалось получить
неуловимое изображение и зафиксировать его. Сущий пустяк! Однако я
приходил в отчаяние от мысли, что расчеты мои, в конечном итоге, могут
оказаться недостаточно верными...
Световые блики плывут вдоль шкалы интервалов времени: десять секунд,
восемь, пять... стоп! Включаю нейтриггер: раздается густой, приятный для
слуха звук "баум", словно кто-то дернул басовую струну. В глубине экрана
вспыхивают голубые зарницы. "Клик-клак, клик-клак", - торопливо защелкали
отметчики времени, и снова это глубокое, волнующее "баум"... Блики
застывают на первом делении от нуля. Дальше - неизвестность. Каждую
секунду может последовать взрыв. Ощущаю на своем лице капельки холодного
пота. Экран на мгновение темнеет и вдруг - "баум" - разливается широким
озером сверкающей голубизны. Проступили синие тени... И я увидел ядро!
Я наблюдал это зрелище на протяжении двух-трех секунд, не более. Однако
резец внимания оставил в памяти изумительно четкий, яркий след
неповторимой картины. Солнечное ядро не было просто круглым, как
представлялось мне раньше. Ядро плазменного гиганта скорее напоминало
какой-то странный плод в сморщенной кожуре, усеянной большими,
крючковатыми шипами. Многие шипы были уродливо длинны и достигали границ
фотосферы. Выше и ниже экваториальной области солнечного шара шипы
вытягивались длинными усами, плавно загибаясь, и, по-видимому, опоясывали
ядро замкнутыми обручами. На северном и южном полюсах усы расслаивались на
тонкие, едва заметные волокна. В центре ядра можно было разглядеть неясные
контуры какого-то сгустка. Теперь я остро пожалел, что рядом со мной нет
Веншина. По крайней мере он бы понимал, что видит... Экран погас, и я
ощутил слабую судорогу взрыва. Вот и все. "Клик-клак, клик-клак", -
беспечно щелкали отметчики времени, но теперь бесполезно было ожидать
рокота басовой струны; я знал: в нижнем отсеке уже нет ничего, кроме
осколков нейтриггерных трубок.
Опомнился я только в переходной шахте. Руки крепко сжимают драгоценную
добычу - кассету с изображением солнечного ядра. Навстречу, смешно
загребая руками, плывет блестящая колба с "начинкой". Начинка, разумеется,
Веншин. Я протягиваю ему кассету, он хватает ее и нелепо балансирует,
пытаясь развернуться в узком туннеле. Я со смехом беру его за рожки антенн
и плыву вдоль туннеля, проталкивая Веншина "ногами" вперед. При этом мы
обмениваемся совершенно невразумительными возгласами.
По-моему, не стоит описывать реакцию командира на последствия
нейтринного эксперимента. И без того ясно, что участникам этой затеи
отнюдь не поздоровилось.
Зато следующий день преподнес нам сюрприз. Производя настройку
оптического модулятора, мы наблюдали удивительное явление: на пылающем
фоне появились продолговатые темные сгустки, похожие на перистые облака. Я
высказал опасение, что на поверхности Солнца, по-видимому, что-то
происходит. Веншин молча разглядывал эти странные движущиеся полосы.
- Ты ошибаешься, Алеша, - сказал он. - Это надхромосферные образования.
Они свободно парят в пространстве.
И действительно, пока мы ставили кассеты в гнезда съемочной аппаратуры,
облака заметно увеличились в размерах. Темные языки-полосы занимали теперь
почти половину экрана. На корабль надвигался неведомый шквал.
Мы с Веншиным повисли над экраном спектрографа. Узкие линии спектра
быстро перемещались на поверхности зеркального цилиндра, в стеклянных
сотах призматических устройств загорались разноцветные блики.
- Никель, кальций, железо... - сосредоточенно считывал Веншин, -
нобелий, фермий, берклий, кюрий, америций... Целый ряд трансурановых
элементов! Криптон, ксенон, радон... Странно, эти пылегазовые сгустки
почти не содержат в себе водорода и гелия!
Экран потемнел настолько, что пришлось отключить светофильтровую
систему. Яркость увеличилась, и мы увидели, что во многих местах сквозь
темную пелену просвечивало кроваво-красное зарево.
В стене смотрового отсека образовался светлый овал. Я повернул голову и
увидел силуэт командира. Свет из туннеля освещал его сзади, преломляясь в
прозрачной толще полускафандра, отчего фигура командира казалась
окруженной газовым пузырем.
- Прошу извинить за вторжение, - сказал Шаров.
Он легко и красиво проделал каскад головокружительных поворотов и
опустился над пультом. Невесомость, которая заставляла нас с Веншиным
болтаться на привязи, придавала движениям Шарова завидную грациозность.
Он плавал мягко и свободно, как детский воздушный шарик.
- Вас что-нибудь интересует? - спросил Веншин, не отрывая взгляда от
спектрографа.
- Да. Меня интересует это... - Шаров указал на экран.
- Беспокоиться нет причин, - сказал Веншин. - Плотность скопления газа
и пыли невелика. Относительно невелика и наша орбитальная скорость. Я
полагаю, защитное поле "Бизона" легко пробьет коридор...
Веншин не договорил. Мы повернулись к экрану и замерли. Не всякое
теоретическое обобщение способно так быстро и так наглядно перевоплотиться
в зрительный образ. Веншину в этом отношении повезло. Казалось, корабль
падает в исполинский колодец с гладкими, розовато-зеркальными стенами,
уходящими в лучезарную перспективу. Где-то в бездонной глубине колодца на
фоне солнечного пожара лениво ворочались клубы темных, бесформенных масс.
Впереди, чуть левее, проступили расплывчатые контуры двух громадных
треугольников серебристо-пепельного цвета, идущих параллельным курсом.
- "Тур" и "Мустанг"! - крикнул я. - Нашлись!
Шаров и Веншин молча смотрели на экран. Первым отозвался Веншин.
- Че-пу-ха! - раздельно произнес он. - Мы видим двойное отражение
"Бизона".
Я услышал, как Шаров облегченно перевел дыхание. Видимо, трезвое
суждение Веншина устраивало его больше, нежели мой романтический домысел.
Экран посветлел, и автоматы включили светофильтр. Минуту спустя мы уже
видели обычную картину: яростное клокотание плазмы...
Так были открыты корональные скопления материи. Веншин назвал эти
скопления "солнечным пеплом". Он совершенно серьезно предложил мне
разработать гипотезу, объясняющую природу пепловых полей.
Я с жаром принялся за работу. Расчеты, домыслы, опять расчеты...
Сначала мне показалось логичным предположить, что солнечный пепел - это
остатки крупных протуберанцев. Веншин легко опроверг мои доводы и
посоветовал внимательнее изучить полученные нами спектрогелиограммы.
- Трансурановые элементы, Алеша! - многозначительно напомнил он. -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг