- Ума не приложу. Мы выходим на них строем "конверт", кольца
разделились на пары и стали всплывать вверх по вертикали. Две из них
успели удрать, третью пару нам удалось задержать в центре "конверта".
Тороиды предприняли попытку проскочить электромагнитный барьер... Мы дали
залп... завихрение поля... кольца растворились в каком-то красном
тумане... всплеск радиации - излучатели вышли из строя.
Дальше - сплошной треск, бормотание. Движением головы я отключил
дальнюю связь. Все ясно: группа Волкова потерпела очередную неудачу. Торы
оказались крепким орешком.
Впервые странные кольца были замечены на Меркурии сравнительно недавно,
недели две тому назад, в тот день, когда ушел Хейдель. Громадные, до шести
метров в диаметре, но очень подвижные, они появлялись неизвестно откуда и
исчезали неизвестно куда. Последние три дня то один наблюдательный пост,
то другой сообщали на базу о новом нашествии "красных призраков". Вчера
мне даже посчастливилось увидеть их феерический полет. Они шли сомкнутым
строем над самой поверхностью плато. Два кольца отделились от общей группы
и повернули в мою сторону. Хотя я знал, что они не причиняют людям вреда,
мне стало как-то не по себе, когда оба тороида повисли у меня над головой.
Но любопытство оказалось сильнее страха - я долго разглядывал их красные,
полупрозрачные тела, внутри которых медленно вращались туманные сгустки.
Мне казалось, что кольца с таким же интересом разглядывают меня. Их
пресловутая "любознательность" дала Кломену повод высказать гипотезу о
"живых существах в форме тороидов". Ему очень хотелось к слову "живые"
добавить еще и "разумные", но он так и не решился на это после вчерашнего
бурного заседания ученого совета, на котором Волков устроил шумный
скандал. Пользуясь поддержкой своих единомышленников, он не оставил камня
на камне от гипотезы Кломена.
- Если рассуждать так, как рассуждает наш уважаемый коллега, - ядовито
заметил он в конце заседания, - то по аналогии неминуемо придется
признать, что известную нам шаровую молнию также можно отнести к категории
живых существ.
- Вы считаете, что шаровая молния и меркурианский феномен - одной
природы? - выкрикнул с места кто-то из сторонников Кломена.
- Не совсем так, - возразил Волков. - Картина станет яснее, если
тороиды рассматривать с точки зрения физики пульсирующих форм. Для
непосвященных даю пояснения. Как известно, материя существует в форме
поля, в форме плазмы и в форме вещества. В определенных условиях материя
может переходить из одной формы своего существования в другую. Теперь
представьте себе, что переход из одной формы в другую и обратно происходит
за исчезающе малые промежутки времени, и вы получите физическую модель
наших таинственных тороидов. Да, я считаю, что в данном случае мы имеем
дело с явлением пульсации материальных форм.
Председатель совета задал вопрос:
- Как по-вашему, чем обусловлено это явление?
Волков развел руками:
- Пока не знаю. Думаю, что в ближайшее время нам все же удастся
выяснить наконец, где и как зарождаются торы.
И, надо сказать, группа Волкова прилагает для этого все усилия, но
"красные призраки" по-прежнему хранят свою тайну...
Собираясь уходить, я еще раз окинул взглядом долину: безмолвие и
яростный палящий зной. Огромное Солнце кажется неподвижным. Силой своего
тяготения оно почти остановило осевое вращение планеты и теперь с
неразумной жестокостью методично поливает убийственными лучами поверхность
беззащитного карлика. Так будет и впредь, если людям не понадобится
придать планете более быстрое осевое вращение... А на другой стороне
Меркурия сейчас бесконечная холодная ночь. Там в заиндевелых ущельях
растут исполинские друзы белых кристаллов, в ложе скованных стужей долин
падают хлопья замерзшего газа. И лишь кое-где, среди невообразимого хаоса
обледенелых скал, багровым светом отсвечивают лавовые озера и реки да
изредка взмывает в звездное небо фейерверк вулканических бомб. Таков этот
мир... И кажется удивительным, что хозяин этого необыкновенного мира -
человек. Люди воздвигли здесь мачты радиомаяков для своих кораблей,
построили стальные жилища, назвали горные вершины именами своих героев и
по-хозяйски, рачительно подсчитывают запасы полезных ископаемых.
- Уран и железо, медь и вольфрам, ртуть и рубидий, свинец, золото,
платина, титан, олово, кобальт!.. - восторженно перечислял мой друг Абид
Садыков, разведчик рудных месторождений. - Плюгавенькая планетка, и вдруг
- скажи пожалуйста! - такое изобилие. Не-ет, когда Меркурий станет главным
центром цветной металлургии, все здесь изменится к лучшему.
- Ты видишь будущее дальше меня, Абид, и я завидую тебе. Но неужели
тебя нисколько не волнует первозданное величие этого мира? - спросил я.
Садыков удивленно вскинул черные брови:
- С тех пор, как люди стали богами, они переделывают миры в масштабах,
достойных богов. И человек имеет на это право именно потому, что он -
человек.
- А Хейдель? Хейдель имел право швырять взрывчатку?
Абид поморщился:
- Завоевание космоса не обходится без некоторых осложнений... Но стоит
ли много говорить об этом?
Стоит. Я убежден, что стоит. Человек не просто завоеватель, он не может
только сознавать свои права. Он должен чувствовать свое великое единение с
природой, единение творческое. Природа - зеркало, в котором отражаются
деяния людей, и в этом зеркале человек должен видеть себя мудрым и
добрым...
Так думаю не только я. Еще так думает наш астрофизик Веншин. Он прост и
скромен, этот Веншин, но знает удивительно много. Гораздо больше, чем я.
Может быть, поэтому я заранее проникся к нему уважением. Вчера он спросил
меня:
- Расскажи, что у тебя в мечтах?
Застигнутый врасплох, я не нашелся, что ответить. Я чувствовал себя
перед ним мальчишкой. Тогда Веншин пришел мне на помощь.
- Бурные реки пробиваются к морю по каменистым руслам... Рано или
поздно у тебя будет свое русло в жизни, ты найдешь себя, найдешь то, ради
чего стоило бы жить.
Я мучительно искал ответ: почему для Веншина, Фидлера, Горина все так
просто и ясно, как на ладони? Я видел, эти труженики космоса не были
обременены поисками "себя", они давно нашли свое "русло" и влили в него
свои силы. А я? Неужели мне так и придется сжиться с чувством неловкости
перед ними и перед самим собой? Нет... Конечно, нет... Где-то в глубине
моего сознания бродило что-то еще не понятое, но влекущее. Я не могу
передать словами, что это было. Было - и все. Это удивительное ощущение.
Ощущение потребности совершить необычное - нечто вроде высшего инстинкта
человеческой природы, унаследованного мною от многих и многих поколений
моих разумных предков точно так же, как перелетные птицы наследуют
инстинкт направления. Значит, рано или поздно "инстинкту" суждено
проявиться в полную силу, и уже от меня самого будет зависеть, как я
отнесусь к его властному зову, сумею ли пробить свое "русло"...
Больно кольнула мысль: а вдруг не сумею? Нет, сумею. Должен суметь...
Чья-то рука легла на мое плечо. Я не видел лица подошедшего, но по
размерам молочно-белого скафандра догадался: Шаров.
- Наблюдал охоту Волкова? - слышу его спокойный голос. - Правильно,
сведения о торах могут нам пригодиться.
Я спросил:
- Нам? Экипажу "Бизона".
- Да. Видимо, торы - это результат каких-то процессов, происходящих на
Солнце. Группа орбитального дежурства сообщила сегодня, что несколько
колец приближалось к "Бизону". Они исчезли, как только корабль оказался в
тени планеты. "Красные призраки" ни разу не появлялись на ночной стороне
Меркурия. Отсюда вывод: необходимую им энергию они получают от Солнца.
- Но чем объяснить, что ни в одном из отчетов предыдущих экспедиций на
Меркурий не упоминается о тороидах? - задал я вопрос, который вот уже
много дней не давал мне покоя. И сам же ответил: - Очень просто: солнечная
деятельность и "красные призраки" не имеют между собой ничего общего. Торы
- это пришельцы из Большого Космоса...
Шаров спросил:
- Интуиция?
Он мог бы спросить по-другому. С насмешкой.
- Если хотите, да! - ответил я с вызовом. И напрасно. Мне следовало бы
поучиться у него выдержке.
Мы помолчали. Мне было неловко, и я не хотел мешать его размышлениям и
ни о чем не спрашивал.
- Завтра, Алеша... - как-то буднично и очень спокойно сказал Шаров.
- Завтра!
Улавливаю в своем голосе торжественные нотки и сконфуженно умолкаю.
Шаров ободряюще хлопает меня по плечу и прижимает к себе:
- Эх, мальчишка! Наверное, воображаешь себя героем? Ничего героического
нет, будет тяжелая работа.
Шаров чуть запрокидывает голову вверх.
- Жди, старина, - говорит он Солнцу, - скоро нагрянем в гости.
Посмотрим, кто кого...
Он не грозит Солнцу кулаком, не швыряет в небо камнями и даже не
смеется. В его словах слышатся одновременно уверенность, почтение и
снисходительность.
ОГНЕННЫЙ БОГ
На орбиту "Бизона" нас доставил орбитолет "Чайка". Я следил за экраном
радара, но, кроме вырастающего на глазах треугольника, ничего особенного
не увидел. Пилот включил вспомогательные моторы и выполнил маневр
скоростного сближения. Теперь на экранах переднего обзора быстро росла
громада широкого конуса. Легкий толчок. Прибыли. Странное ощущение
неподвижности...
Мы снимаем шлемы скафандров и минуту молча стоим у открытого люка
переходной шахты перед объективами съемочных мониторов. Затем - крепкие
рукопожатия экипажа "Чайки", теплые слова напутствия, сдобренные хорошей
дозой грубоватого мужского юмора. Горин подходит последним. Он медлит,
видимо, что-то хочет сказать на прощание, но лишь обнимает нас всех по
очереди, не то серьезно, не то шутливо грозит Шарову, незаметно кивая ему
в мою сторону, отворачивается, отходит. Когда мы спускаемся в отверстие
шахты, все поднимают сомкнутые руки над головой - традиционный жест
космонавтов: "Удачи вам, удачи!"
В салоне "Бизона" с помощью орбитальных дежурных покидаем скафандры.
Небольшое округлое помещение залито голубоватым "дневным" светом. Мерцают
экраны и многоцветные светосигналы на панелях приборов, матовой белизной
отсвечивают пульты, кресла, столы. Пластичность линий, спокойное изящество
форм радуют глаз.
Командир орбитальной группы, подтянутый, официально строгий, рапортует
Шарову. Дежурные облачаются в скафандры, поднимают над головой сомкнутые
руки: "Удачи вам, удачи!" Глухо звякает крышка люка. Тишина... Теперь мы
одни на "Бизоне". Впрочем, нет, не совсем: на экране еще видна неподвижная
"Чайка". Но вот и она зажигает стартовые огни. Дюзы моторов отбрасывают
зеленые языки пламени, и "Чайка" серебристой рыбкой соскальзывает с
полукруглого края голубоватого конуса.
По-комариному тонко пищит сигнал телетарного вызова. Шаров подходит к
пульту и включает тонфоны:
- Командир "Бизона" слушает.
- Это я, старина, - отвечают динамики голосом Горина. - Только что
принял сообщение: Земля шлет вам привет и желает доброго пути. Там знают,
что вам придется сделать то, что кажется почти невозможным.
Шаров трет рукой подбородок и долго молчит. Наконец отвечает:
- Кто-то должен быть первым...
Спинки наших кресел принимают горизонтальное положение. Сосредоточенно
молчит Шаров, молча лежат Веншин и Акопян. Скорее бы услышать мерный
отсчет автомата-диспетчера: "Четыре... Три... Два... Один... Старт!"
Тридцать четвертые сутки полета. Тридцать четыре по двадцать четыре.
Это очень много, если напряженно чего-то ждешь и если ничего особенного не
происходит.
Сегодня произошло. Случилось то, что предугадывал Веншин. Мы потеряли
радиосвязь.
Меркурий молчал. Шаров, озабоченно поглаживая подбородок, мерил шагами
салон. Каждый раз, когда он останавливался у пульта связи, Акопян снимал
наушники и отрицательно качал головой:
- Ничего...
Веншин, навалясь грудью на стол, беззвучно шевелит губами. Он настолько
поглощен работой, что не сразу замечает новые кассеты магнилатора, которые
я разряжаю прямо перед ним на столе. Заметив, жадно сгребает диаграммы и
быстро раскладывает их по периодам. Я стараюсь не смотреть на его дрожащие
от нетерпения руки. Мне это почему-то неприятно.
- Великолепная запись, Алеша! Ты молодчина, - говорит он.
Я слышу только разрозненные слова: "Алеша. Запись. Молодчина..." До
меня давно уже перестал доходить смысл его стереотипной похвалы.
Набиваю кассеты и произвожу настройку записывающей аппаратуры. Теперь,
когда мы так близко от Солнца, комплексная регистрация его могучего
дыхания должна вестись непрерывно, и я отвечаю за это головой. Для Веншина
эти записи дороже жизни: я чувствую на своей спине его благодарный взгляд.
Ох, не люблю, когда он так смотрит...
А Шаров все ходит и ходит...
Не могу сказать почему, но потеря связи не слишком взволновала меня.
Может быть, потому, что рядом Шаров? Мы все верили ему больше, чем себе. В
том числе и Веншин. Иначе чем объяснить его поразительное спокойствие?
Шаров вдруг останавливается и, обращаясь ко мне и Веншину, произносит:
- Отдыхать. А мы с Акопяном принимаем вахту. Попытаемся передать
сообщение на Меркурий с помощью квантовых генераторов.
- Но я не успел сделать всего, что планировал на сегодня! - протестует
Веншин.
Шаров неумолим. Он имеет право быть неумолимым. Как командир он
отвечает за все: за связь, за людей, за судьбу экспедиции. Отвечает
головой - и это уже не просто метафора.
- Выполняйте приказ. Время...
Я молча отодвигаю полупрозрачную стенку своей спальной ниши. Шаров
жестом задерживает меня и смотрит в глаза долгим испытующим взглядом.
- Ты спокоен, Алеша, - говорит он. - Это хорошо. Ну, иди.
Я захлопываю за собой звуконепроницаемую перегородку и падаю в мягкие
объятия пенопластового ложа. "Ты спокоен, Алеша..." Неправда! Каждым
нервом своим я ощущаю, куда мы летим...
Ощупью нахожу кнопку "Электросна" и нажимаю ее всей ладонью.
Приближается момент выхода "Бизона" на корональную орбиту вокруг
Солнца.
Этого момента мы ожидали с необыкновенным волнением. Нам казалось, что
мы переступаем грань, за которой нас ждет ошеломляющая неизвестность. С
томительной медлительностью таяли последние сутки, последние часы и,
наконец, минуты. Счет последним секундам вели наши сердца.
Четыре резких толчка. Спинки кресел принимают обычное положение. Все?..
Легкое разочарование. Спрашиваю себя: чего, собственно, хотел ты еще? С
этой минуты "Бизон" стал спутником исполинского сгустка звездного
вещества, сгустка диаметром в полтора миллиона километров. Мы первые, кто
нарушил вечное табу огненного бога, кто посмел коснуться его пламенеющей
короны...
Приборы без устали всасывают колоссальный поток информации,
обрабатывают его "прессом" электронных систем и выдают в виде своеобразных
брикетов, набитых уникальными записями астрофизических данных. Веншин стал
похож на сумасшедшего. Я тоже. Теперь и у меня тряслись руки от
возбуждения, когда я, как выражался Акопян, "снимал соты" и набивал боксы
хранилища исследовательским материалом. Шарову с трудом удавалось
заставлять нас придерживаться установленного режима сна, отдыха, еды.
Веншин все больше и больше втягивал меня в сферу своей работы.
Изнемогая от чрезмерной нагрузки, я чувствовал себя счастливым, потому что
знал, что нужен, полезен, необходим.
- Пришло время взглянуть на Солнце своими глазами, - сказал он однажды,
указывая На крышку люка смотровой шахты. - Я попросил бы тебя, Алеша,
сопровождать меня. Разумеется, если ты не очень устал.
От Веншина можно ожидать чего угодно, даже галантности...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг