висках, трепет в груди и - маракас возьми! - не знаешь, что с тобой
происходит. Ноги будто сами несут тебя вдоль коридора - мимо прибывших,
мимо встречающих, минуя салоны, вдоль переходов, по ступенькам прямых и
изогнутых эскалаторов стратосферного корабля-левиафана, дальше, вперед, на
смотровую палубу в передней кромке суперкрыла, и эта прозрачная палуба -
почти поверхность планеты Земля: всего в тридцати километрах от
напряженных глаз твоих все красоты, все неимоверное роскошество твоей
прародины... И каждый раз так - трепет в груди и что-то мучительно
странное происходит у тебя с глазами.
Нет, он никогда серьезно не воспринимал разноголосицу суждений по
поводу правомерности или неправомерности системы МАКОДа в статуте
экзархатов, праведности или неправедности практики денатурации. Можно
сколько угодно судить и спорить, но все это - из пустого в порожнее. Как
предусмотрено Марсианской Конвенцией Двух - так и будет. Соглашение это
подписано представителями обеих сторон, и теперь имя ему - Незыблемость.
Кстати, денатурацию изначально никто никому не навязывал - узаконилась она
сама собой, стихийно. Без нее было бы слишком непросто с эмоциями на
пороге прародины, и тем, кто спорит, это известно. После денатурации
наступало некое состояние опустошенности. За неделю привыкнуть к этому
можно. Он привык и уже на борту экспресса "Восточный" мог позволить себе
расслабиться (как и положено отпускнику) - любопытствующие взоры томимых
рутиной воздушного перелета транзитников ему не мешали. Белые пунктиры
пешеходных дорожек, проложенные вдоль смотровой палубы, вывели его к
отдельной группе свободных кресел, он занял крайнее и промолчал на вопрос
роботрона: "Что намерен эвандр заказать?" Навязчивая автоматика предложила
горячий тоник. Теплый. Охлажденный. Ледяной. Он прочел выдавленный на
подлокотнике номер и шепотом посоветовал роботронной сервосистеме поменять
вход на выход и задохнуться хотя бы на час. Былая уверенность, что на
смотровую палубу приходят в основном смотреть, пропала.
А смотреть здесь было на что. Не успели руки лечь в желоба
подлокотников - надпалубное пространство волшебно слилось с пространством
внепалубным и сразу открылся - словно распахнулся - вид на земную
поверхность по пути следования экспресса. Ухищрениями видеотехники обзор
был скорректирован по высоте орлиного полета: кресло с изумляющей
достоверностью мчалось вперед, ветер овевал лицо, а внизу стремительно,
как это бывает во сне, проплывали, сменяя друг друга, детали рельефа
субэкваториальной полосы востока Африки - пятнистые извивы речных долин,
зеркала озер и водохранилищ, красные плеши саванн, темно-зеленые ковры
плантаций, пестрота неровностей нагорных плато с белыми конусами Башен
погоды и похожими на этикетки черными прямоугольниками гисолярных
реакторов и гелиоустановок. Автоматика объявила расчетное время пролета
над вершиной Килиманджаро, и к назначенному сроку в пространстве возник
фронтальный ряд видеокресел, "пилотируемых" преимущественно стариками.
"Не помешаю? - осведомился на геялогосе румяный, седоусый
видеопилот-сосед, лицо и шея в пигментных пятнах. - Добрый день, ювен". -
"День добрый, патрей". - "Выпьем тоника? Нет? Предпочитаете кофе... Тоже
нет? Правильно. И не пейте. В чистом виде кофе никогда не пейте. С борта
экспресса вершина Килиманджаро выглядит кляксой от мороженого, говорю я
вам. До нее отсюда больше ста километров. Но вблизи впечатляет. Я сам два
раза взбирался на этот вулкан. Нет, я не альпинист. Пэм Соло, гляциолог.
Слышали о таком? Не слышали. Значит, ваша профессия далека от гляциологии.
Простите, вы?.. Космофизик. Я так и думал. На вулканах бывали? На каких?
Алаид! О, Ключевской!.. Фудзияма?! Когда? Это еще до катастрофического
извержения. После бывали? Нет? Побывайте, ювен. Глазам не поверите... В
отпуске, значит? Я сразу догадался, что вы в отпуске. И куда
направляетесь? Готов держать пари, на Финшелы! Нет?! Странно. Сегодня все
летят на Финшелы. Я лечу на Финшелы, и нам с вами было бы по пути. Кстати,
ваше лицо кажется мне знакомым. Не приходилось ли нам..." - "Не
приходилось, патрей". - "Вы уверены?" - "Да. У меня очень цепкая память.
Вот, к примеру, теперь я запомню вас на всю жизнь", - "Не уходите, ювен,
прошу вас! Мы не успели толком поговорить".
Чтобы встать и уйти, нужен был повод. Кир-Кор не знал, что сказать. По
счастливой случайности именно в этот момент бывшего гляциолога поглотил
вертящийся видеококон, наполненный мельтешением красок, образов, строк, -
автоматика выдала предусмотрительному заказчику свежий выпуск местных
новостей. Заказчик тщетно пытался внушить роботрону свое недовольство (в
спешке никак не мог разобрать выдавленный на подлокотнике номер), и
видеококон цепко держался вокруг гляциолога. Иллюзию вращения оптического
"пузыря" создавала быстрая смена фрагментов информационного коллажа.
Новостей было много, можно было встать и спокойно уйти. Он так и сделал. У
выхода обернулся - в радужной круговерти видеовыпуска дважды мелькнуло
лицо Винаты... И еще Кир-Кор заметил то, чего замечать ему не хотелось:
следом шел к выходу молодой человек, который, наверное, не ожидал, что
Кир-Кор обернется. У молодого человека были мягкие, неторопливые движения;
быстрые глаза и жесткие, непослушные волосы. Быстроглазого он уже трижды
видел у себя за спиной, и теперь пришло время делать правильный вывод.
Неправильный он успел сделать несколько раньше, в доброжелательной
атмосфере Лунного экзархата. Он медлил. Смотрел в лицо соглядатаю и
сознавал неотвратимость катастрофы. Двухлетняя мечта о свободном отпуске
на Земле вылетает в трубу... Едва соглядатай с ним поравнялся, он тихо, но
внятно сказал: "Не ходите за мной, ювен. Отправляйтесь отдыхать в свою
каюту. Расслабьтесь. Ваши глаза говорят мне, что вам совсем не мешает
поспать". Молодой человек несколько мгновений постоял с застывшим взглядом
оледенелых глаз, качнувшись, тронулся с места и, как слепой, осторожно
ступая, исчез в коридоре. И больше не появлялся. Впрочем, это уже не имело
значения. Сам факт обнаружения слежки, в сущности, перечеркивал все.
Перечеркивал ожидания, надежды, планы... решительно все.
Он вошел в кабину малого корабельного информатория, затемнил округлые
стены, нашарил в кармане платиновый жетон-вадемекум, в кристаллопамять
которого был заложен, кроме всего прочего, индекс заказанной для него
каюты. Инфор выдал светящийся цифро-буквенный формуляр: Ц-В-ПС-16-ГК.
Центральная палуба, верхний ярус, правая сторона, шестнадцатая каюта
класса "гранд-купе". Знакомый ряд. Сто фешенебельных кают, заказывать
которые предпочитают романтически настроенные меланхолики и супружеские
пары, совершающие экваториально-глобальный круиз. Соседи слева, в
пятнадцатой, - супруги Миловидовы из Санкт-Петербурга. Судя по картинке,
любезно предоставленной мнемоформом, - симпатичная молодая пара, Дмитрий и
Анна, оба - известные, по утверждению инфора, художественные режиссеры
популярной в Санкт-Петербурге видеопрограммы "Че-Ча" ("Четверговое
чаепитие"). Соседи справа, в семнадцатой?.. Никого и ничего. Инфор не
выдал даже цифро-буквенного формуляра каюты, словно ее вообще не было на
борту. Пустой, так сказать, номер... Владелец восемнадцатой каюты - некий
эвандр Буридан (псевдоним, очевидно). Никакой дополнительной информацией о
Буридане инфор не располагал. Даже картинки не было. Мнемоформ сумел
показать лишь техногенный облик владельца, на который реагирует
автоматический "сезам" двери каюты номер восемнадцать. Желтые и красные
пятна зональной соляризации на краткий миг сложились на голубом фоне в
портретный стоп-кадр - нечто вроде живописного творения старых
импрессионистов. Мига было достаточно, чтобы узнать быстроглазого.
В такого рода делах интуиция редко подводит.
Он опустился в кресло и несколько минут провел в задумчивом оцепенении.
Похоже, произошло именно то, чего он боялся больше всего: странный сам по
себе факт открытия загадочного Планара слишком быстро оброс сенсационными
домыслами. Это, естественно, возбудило эвархов и насторожило спецслужбу
МАКОДа. Зачем в таком случае они выдали ему визу и пропустили на Землю?..
Опасались, должно быть, что в условиях режима изоляции на территории
Лунного экзархата он не стал бы особенно откровенничать. Землянам это ведь
свойственно. И от этого не свободны даже эвархи?..
Автоматика информатория, по-видимому сбитая с толку долгим молчанием
сидящего в темноте посетителя, высветила в объеме кабины круговой обзор.
На правом траверзе еще была видна вершина Килиманджаро. Как и предсказывал
Пэм Соло, издалека ледниковая корка Килиманджаро действительно напоминала
каплю замерзшего молока.
Выходить за пределы информатория не хотелось. Он дождался момента,
когда экспресс прошел над береговыми обрывами восточной оконечности
Африканского континента; впереди - залитая солнцем необозримая гладь
Индийского океана. Круговой обзор сменился видеовыпуском островных
новостей - по причине смены одного географического региона другим. Главная
тема: вечерняя программа сегодняшнего открытия на Финшелах нового
островного фестиваля с помпезным названием "Гении Большой Луны". Участники
- Вината Эспартеро (что за фестиваль без Винаты!) и целый ряд всемирно
известных лауреатов других островных фестивалей. Вот почему "все летят на
Финшелы"... Он вставил жетон-вадемекум в щель с транспарантом "МАРШРУТ" и
ткнул пальцем в желтую надпись "ТРАНЗИТ". Два года назад либеральность
транзитной программы позволила ему перед прибытием в Камчатский экзархат
задержаться в Джакарте на сутки без малого... Сегодняшняя подорожная
состояла всего из двух фраз: "Транзит 1 - пересадка с экспресса
"Восточный" на борт авиамодуля "Кавиенг". Транзит 1-А - воздухом или морем
до острова Лавонгай". Это все. Очень коротко и предельно ясно. Никаких
иных вариантов транзита. Дистанцию в четверть земного экватора ему
надлежало преодолеть неукоснительно стратосферным путем, переступить порог
Лавонгайского экзархата разрешалось по воздуху или морю - на выбор.
Жесткость транзитной программы и слежка помогли уяснить ситуацию: он вдруг
понял, чем обернется для него Лавонгай. С Винатой надо встретиться не
после, а до Лавонгая. Иначе есть риск не встретиться с ней в этот раз
вообще... Сжав в кулаке кругляк вадемекума, он покинул информаторий и
побрел куда-то вперед, не разбирая дороги. Мысль металась в поиске способа
непременно сойти с предначертанной эвархами стратосферной прямой.
Свободных мест на финшельские рейсовики не было, он знал это. "Все летят
на Финшелы..." Знал и то, что есть обстоятельства, в которые невозможно
вносить свои коррективы. Но никакие знания не смогли удержать его в рамках
благоразумия - в крови полыхал мятежный огонь, и статьи МАКОДа горели в
этом огне синим пламенем. К группе сламперов он примкнул уже законченным
авантюристом...
Несомый ветром неизвестно куда, Кир-Кор третий час был занят спортивной
работой высотника - вел борьбу с нелепым летательным аппаратом за
аэродинамическую устойчивость. Попросту говоря - вертелся ужом. Чтобы
лететь преимущественно головой вперед, вертеться ужом надо было весьма
энергично. Он отметил, что дымка, занавесившая линию горизонта, стала
плотнее и как будто ближе. Особенно на востоке. А внизу - лишь голубая
вода. Очень много воды и ничего больше. За все это время он не видел там
ни клочка суши, и его томила географическая неопределенность. Солнце,
просвечивая сквозь розовую оболочку крыла, стояло над головой, высота и
направления дрейфа менялись - лжеслампер не представлял себе, куда его
занесло. Кроме солнца вверху и океана внизу - никаких иных ориентиров.
Стопроцентно он мог поручиться только за то, что этот океан - Индийский.
После блужданий по всем шестнадцати румбам южного полукруга ветер
избрал наконец устойчивое направление на восток. Прямо по курсу Кир-Кор
увидел гряду облаков, и она ему не понравилась. До сих пор небо над
океаном было чистым.
На уровне облачного слоя воздух потеплел. Появились воздушные "ямы".
Крыло сильно вздрагивало, скрипело, тряслось и внезапно проваливалось.
Потом стало резко вскидывать нос, дергая плечевые тяжи. Кир-Кор опомниться
не успел, как восходящий поток забросил его, словно пушинку, к самой
вершине башнеподобного кучевого облака.
Восходящие потоки - настоящее удовольствие для опытных сламперов.
Кир-Кор с сомнением и беспокойством оглядел растрепанную верхушку пухлого
колосса. Облако было насыщено электричеством, он чувствовал это. И когда
из недр белой громадины распространился раскатистый грохот, он почти
пожалел, что находится не в каюте экспресса.
Пытаясь выйти из опасной зоны маневром глубокого бокового скольжения,
Кир-Кор "подламывал" крыло то справа, то слева. В конце концов трясущийся
летательный аппарат пошел на снижение витками наклонного штопора, как
сорванный ветром тополиный лист; солнечный свет вдруг померк. Тряска,
кружение и болтанка продолжались в удушливо-мутной среде - вытянутая рука
тонула в плотном тумане, по лицу струилась, затекая под маску, холодная
влага. Вскоре сделалось еще темнее. Вспышка молнии на миг подсветила сизую
муть. Раздался оглушительный треск. Запахло не просто озоном, а, можно
сказать, серьезной угрозой смертельного электроудара. Кир-Кор оставался
спокоен. Привычно спокоен. "Ничего не успеешь почувствовать, - думал он. -
Мироздание вычеркнет тебя из своего актива, и все дела..." Он привык к
риску. Риск - атрибут профессии дальнодея. Его профессии. Только вот
ощущение нехорошее - будто отпуск кончился.
Громыхнуло двумя залпами, но где-то уже в стороне, - глухие,
раскатистые удары. Мокрый сумрак сгустился до фиолетовой полутьмы, вспышек
молний не было видно. Зато осветились магическим голубоватым сиянием три
шара на не видимых в тумане штырях за спиной. Водяную пыль пронзили струи
дождя - плотный ливень тяжело ударил в крыло. Разверзлись хляби
небесные...
Под напором массы дождевой воды полет (если это еще был полет) проходил
в режиме быстрого, неупорядоченного-снижения. Правда, вращение
прекратилось - хоть за это ливню спасибо. Внизу стало светлее - из
фиолетовой полутьмы выплыло нечто вроде круглого мутно-серого озера с
идеально круглым островом посредине. Кир-Кор увидел на светлом фоне темную
бахрому дождя, и ему подумалось: "Выпадаю с осадками". Он глядел вниз и
никак не мог понять, что же это все-таки проступает сквозь белесую муть,
как зрачок страшно выпученного великаньего ока... Муть внезапно
рассеялась. При свете дня таинственное око перевоплотилось в
серебристо-белую гору с черным кратером на вершине. Вода заливала глаза, и
Кир-Кор не сразу сообразил, что шквал несет его вместе с дождем над самой
верхушкой островной Башни погоды и что исполинские полукольца импульсных
дингеров разведены над кратером и - самое ужасное! - выдвинуты на рабочую
высоту!.. И прежде, чем его мозг разнесло магнитным ударом на мириады
осколков, Кир-Кор успел увидеть прямо по курсу яркую синеву океана и
несколько островов. Последнее, что он слышал, был крик боли, но понять,
что это его собственный крик, уже не успел.
2. ВЕРТУНЫ, ФЕРРОНЬЕР, МАТЕЙ И МАРСАНА
Он лежал на неоглядной красной равнине, словно связанный Гулливер.
Справа от него была ночь, слева - день. Черными кобрами покачивались вдали
смерчи, тускло светило слева багровое солнце. Под завывание ветра по
красной равнине катились, подпрыгивая, два темных клубка-вертуна. Равнина
была очень гладкая, сухая и жесткая, клубки-вертуны - мягкие,
расплывчатые. Утомительно резвы были эти клубки, неудержимы в движении,
как ветер. А ветер был душен...
Не размыкая век, новоявленный Гулливер безучастно следил за игрой
вертунов, пока не стало его забирать беспокойство непонимания. Откуда-то
из запредельной дали птицами прилетели два голоса - мужской и женский,
грифами покружили над головой, сели, и в этот момент клубки прекратили
верчение, как по команде.
- Быстрее открой футляр стетоскана и нацепи мне экран, - клюнул мужской
птицеголос в Гулливерово темя. - И не надо паники, он шевелится.
- Уже? Или еще? - клюнул женский в левое глазное яблоко, в правое.
Болезненно ущипнул за ноздрю: - А если парализован дыхательный центр?
От грифов несло аммиаком.
- Спокойнее, Марсана. Главное, он шевелится.
- Но не дышит! Матис... Это ужасно, Матис!
- Посмотрим, - раздумчиво пообещал гриф Матис и вспрыгнул на
Гулливерову грудь. Лапы у грифа Матиса были из полированного металла -
гладкие и холодные.
Кир-Кор сделал глубокий вдох, поднял веки и увидел двух незнакомцев в
белых каскетках. Загорелый мужчина (Матис, надо полагать) водил по его
обнаженной груди чем-то блестящим. Вокруг пылал безумно яркий солнечный
день. Не менее загорелая женщина (надо полагать, Марсана) держала в руке
что-то стеклянное, резко пахнущее аммиаком. Зрачки ее серо-зеленых (цвета
морской волны) выразительных глаз смотрели в упор и в основном выражали
испуг, из-под каскетки торчали в разные стороны зеленые волосы. Глаз
мужчины не было видно за квадратами черных стекол экранных очков. Над их
головами парусом уходила в серебристо-лазурное с лиловыми пятнами небо
ослепительно белая плоскость, украшенная посредине пылающе-алыми ромбами и
геральдическим львом.
"Я спал?" - напряжением мысли вопросил Кир-Кор незнакомцев. Воздух был
пропитан негромким (на уровне комариного звона) пением
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг