"Лендровер", за которым не было и тени следа от колес, произвел на
него гнетущее впечатление. Вне всяких сомнений, коварные шимнусы
продолжали строить козни. Поставив на пути босоногого аскета адскую
колымагу, они задумали свернуть его с благой дороги. Так нет же, не бывать
этому никогда!
Норбу вызвал в воображении устрашающий облик юдама, чье имя тайно
носил, и, заполнив пустыню до самых дальних гор человеческой и конской
кровью, воздвиг медный остров, на котором могущественный покровитель мог
проявить свою мощь. Теперь следовало произнести про себя чудотворную тарни
- сокровенную формулу, побуждающую владыку к действию.
"Ом-ма-хум-сва-ха"! - пробуждая творящий космос, замкнулись в
непостижимые разумению фигуры магические слога.
Охранитель взмахнул мечом, море пошло волнами, и нечестивое творение
поглотила пучина. Затем все до последней капельки крови впитал раскаленный
щебень.
Покончив с очередной проделкой шимнусов, Норбу Римпоче обратил
просвещенное внимание на развалины, окруженные засохшим кустарником и
черными, словно обуглившимися стволами неведомых деревьев. Он впервые
видел такие уродливые колонны из белого камня, похожего на затвердевший
сыр, и такие без всякой на то надобности заверченные лестницы. Недаром
обнаженные изваяния подозрительно смахивали на дакинь - любительниц крови.
Опытного охотника за чертовщиной ничем не проведешь! Йог сразу догадался,
что перед ним убежище прета - омерзительных созданий, обреченных за грехи
на вечный голод.
Преисполненный отваги, как Дон Кихот, завидевший ветряную мельницу,
он подтянул сползшую с плеча шкуру и устремился в атаку. Фортификационные
сооружения врага человеческого были не в силах сдержать праведный натиск.
Ороговевшие пятки топтали колючую проволоку, растирая ее в кирпичную пыль,
а ломкие лепестки штамбовых роз опадали, как сажа, от невесомого касания
монашеского плаща. Волосатые пауки-птицеяды, оплетшие провалы арок,
поспешно забились в дыры и трещины. Богомолы, попадав с ломких ветвей,
притворились мертвыми.
Блуждая в сумрачных коридорах, заваленных битым камнем и кусками
обвалившейся штукатурки, Норбу заметил светлый клинышек под неплотно
прикрытой дверью, чудом сохранившейся средь развала и запустения.
Дверь отворялась внутрь, и монах, осторожно нажав на нее плечом, не
без любопытства заглянул в комнату. И то, что внезапно открылось в
сандаловом дыму, до глубины души потрясло бедного отшельника, привыкшего,
казалось бы, к лицезрению всевозможных фантасмагорий и давно победившего
плоть.
С первого взгляда узнав в тройке пляшущих апсар* белую леди, с
которой ехал из "Тигрового логова" в дзонг "Всепоглощающий свет", Норбу
понял, что даже шимнусам не под силу подобное чародейство. Очевидно, сам
Мара, демон смерти и темного вожделения, вознамерился скрыть за ложной
завесой картины "другого берега". И этот бородатый служитель зла - Норбу
сразу разглядел в Аббасе реальный человеческий образ - послан, чтобы
питать своей жизненной силой омерзительных духов, принявших женское
соблазнительное обличье. Всматриваясь в отуманенные курениями очертания,
йог не знал, чему больше дивиться: белой леди, услаждавшей бесстыдным
танцем головореза в чалме, или невиданной дьяволице с темной, как старая
китайская бронза, кожей. Эта адская шакти была прекраснее всех! Она
танцевала, дразня острым розовым язычком, с наслаждением, в самозабвенном
порыве, и каждый мускул, каждая складочка ее налитого неистовством тела
упруго дрожали в такт танцу. Казалось, что миры рождаются и гибнут под
ногами этой богини, черной, как Кали, - властительницы любви и смерти. Ни
шимнусам, ни прета не под силу было сотворить подобное наваждение.
_______________
* Небесная танцовщица.
Собрав все мужество, Норбу Римпоче твердо переступил через порог.
Оставляя на голубом ворсе ковра отпечатки пропыленных подошв, он внедрился
в мистический хоровод и, улучив мгновение, дунул в лицо чернокожей. Прямо
в ее чувственный, плотоядно оскаленный рот, где огненно трепетало жало.
Безотказное заклинание разрушило образ, сотканный из частиц света.
Используя эффект внезапности и сотворив в помощь себе сияющую сапфиром
проекцию нирманического* будды, отважный воитель распылил на
внечувственные элементы вторую апсару и погнался было за третьей,
кощунственно скопированной с доброй леди Джой, но был остановлен
угрожающим толчком в спину.
_______________
* Иллюзорный будда.
Аббас, не успевший довести свой сераль до канонической четверки,
жаждал мести. Столь скоропалительное сокращение не только угрожало ему
полным одиночеством, но и было прямым вызовом, непозволительным
вмешательством в святая святых.
Очнувшись от первоначального шока, он вскочил на ноги, зубами сорвал
повязку - боли в прибинтованной к телу руке не ощущалось - и схватил
неразлучную "Ми-16". Приперев монаха к стене, точно жука булавкой, он, не
отводя оружия, спросил:
- Ты кто?
Норбу языка белых людей не понимал и потому безмолвствовал.
- Отвечай, или я проделаю в тебе такую дырку... - не находя
подходящих слов, Аббас не закончил угрозы и на всякий случай повторил
вопрос по-китайски.
Но для медитирующего, а потому не шибко преуспевшего в учености
монаха речь северных соседей тоже была тайной за семью печатями.
Вероятно, Норбу Римпоче, даже если бы он обладал необходимыми
лингвистическими навыками, едва ли снизошел до беседы с посланцем
преисподней. Приневоленный к абсолютному бесстрашию постоянным лицезрением
леденящих кровь картин гибели мира, он не боялся смерти. Здесь, в
преддверии блаженного несуществования, она мнилась желанным знаком скорого
освобождения.
Он без слов понял, что означает и на каком языке говорит давящий под
левой лопаткой металлический холодок. Мгновенный переход к вечному
несуществованию от мучительных коловращений санскары именно теперь казался
легким и соблазнительным. Без томления, которым перед расставанием смущает
душу земная преходящая прелесть, но и без нетерпения Норбу Римпоче ожидал
выстрела.
Он ощутил, как безжалостно кромсает его совершенную плоть разрывная
пуля на выходе, с первым прикосновением стали, за много растянутых
мгновений до того, как Аббас Рахман клацнул предохранителем, за целую
кальпу до заключительного движения руки, отмеченной клеймом убийства.
Зная по опыту, что в маленьком раю, которого удостоился за искреннюю
веру и благочестие, все будет так, как ему захочется, и бессловесные гурии
вернутся по первому зову, Аббас не хотел смерти языческого дервиша.
Наслышанный о мощи здешних колдунов, он до дрожи боялся их
кровожадного гнева. По здравом размышлении дервишу, из чистой глупости
сунувшему свой нос в чужие дела, следовало бы попросту дать коленом под
зад. И тут же забыть о нем под усыпляющий рокот струн и сладостные извивы
гурий, не знающих, что значит прекословить мужчине. В этом зачарованном
дворце, где время остановило свой бег и болезни не властны над человеком,
можно позволить себе великодушный каприз.
Однако и с вызовом, брошенным его мужскому достоинству, Аббас не мог
примириться. Обуреваемый противоположными порывами, он простоял довольно
долго, пока занемевший палец сам собой не надавил на спусковой крючок.
Аббас мог поклясться именем Аллаха, что не хотел этого.
Перед вспышкой, молниеносной, как проблеск затвора в мгновенной
съемке, Норбу привел дух в состояние безраздельного отвращения к любым
проявлениям чувственной жизни. Он погасил в себе все человеческие желания
и даже то, высшее, устремление к слиянию с непостижимым.
Подкрепляя решимость привычным видением громоздящихся до неба, где
незакатно сияли луна и солнце, костяков, он не давал сознанию, скользящему
у самых границ памяти, окончательно кануть в небытие. Образ грозного
повелителя смерти удерживал его у края бездны. Пытаясь объять всю
непомерную власть Ямы и сгибаясь под ее ношей, Норбу очищал душу от накипи
желаний, как очищают тело от скверны и нечистот.
И тогда краеугольные основы мироздания, которые человеческий мозг
воспринимает раздельно, соединились для него в неизреченную общность.
Слились стихии и соответствующие им цвета, направления в пространстве и
отвечающие за них за всех чувства и органы чувств человека, и знаки
зодиака, и локопалы - хранители мира, и будды созерцания, эманирующие этот
призрачный мир.
Он летел в бездонную непроглядную яму, смутно помня последним
трепетом угасающей памяти, что это и есть шуньята, единственно сущая
пустота.
19
На четвертые сутки объединенный отряд пересек пустыню и вышел к реке,
слепо мечущейся в каменном хаосе. Над отуманенным ущельем, где терялся
последний извив, дрожала сумрачная радуга. Горы, заслонившие половину
вселенной, поднимались прерывистыми уступами. Сразу за галечным мысом и
лесистыми высотами на другом берегу темнели помеченные снежной клинописью
хребты. Их самые дальние, бесплотные почти ярусы незаметно переходили в
неправдоподобную, лишенную проблесков и теневых складок завесу. И только
вершина, вознесенная над встающим где-то по ту сторону солнцем, слепила
глаза мастерски отмеренным хрустальным сколом. Никем не покоренная вершина
Сияма Тары.
Смит, ехавший впереди, направил лошадь вдоль берега. Остальные
бездумно последовали за ним. Прожитые в долине дни наложили на людей
неизгладимый отпечаток одиночества. Притупилось любопытство, почти исчезло
желание говорить друг с другом, делиться впечатлениями, обсуждать планы.
Ощутимое присутствие некой силы, сторожащей спрятанные в потаенной глубине
образы и движения, порождало взаимную отчужденность. Но было и иное -
прямо противоположное. Мысли, которые каждый таил в себе, нередко
оказывались созвучными, и принятое кем-нибудь решение возникало как бы
итогом общих раздумий, молчаливо согласованным выбором. Так, собственно,
произошло и на сей раз, когда Смит, бегло окинув местность, повел караван
в ущелье.
Невесомая водяная пыль приятно освежала лицо. Несмотря на высокую
влажность, дышалось легко и как-то на удивление сладко. На губах
чувствовалась то ли первозданная свежесть высокогорных проталин, то ли
медвяная роса альпийских лугов. Шум бегущей воды, разбивающейся о
глянцевитые валуны, и рокот гальки сливались в однообразную убаюкивающую
мелодию. Сами собой закрывались глаза, уставшие от поляризованного света,
завороженные радужным переливом над влажными скалами и дымкой редколесья.
Выхода из ущелья не было. Поток, растекаясь на просторе пенными
прядями, безнадежно терялся во мраке пещер.
Один за другим всадники спешились, вручив поводья шерпу. Согнав
навьюченных яков в кучу, Анг Темба раскупорил бамбуковую бутылку с чангом.
Допив до последней капли, он опустился на корточки и принялся чертить на
земле янтры, защищающие от злых чар. Затем, повервувшись лицом к горам,
пропел заклинания, надвинул шляпу на нос и почти демонстративно погрузился
в дремоту. Разве он не предупреждал заранее, что не знает здешних дорог?
Скользнув взглядом по вертикальной стене, источенной кавернами и до
блеска отшлифованной талыми водами, Валенти вынул бинокль и нацелил его на
грот, затянутый почти сплошной сетью ползучих растений. Над сводом ясно
виднелся высеченный и слегка оконтуренный охрой конь с лучезарным
чандамани* на высоком седле. Сам по себе счастливый символ еще ничего не
значил и едва ли служил дорожным указателем. Скорее всего просто отмечал
кому-то памятное место.
_______________
* Легендарный камень, исполняющий все желания.
Валенти развернул сокровенный свиток и попытался сверить его с
местностью. Стилизованная гора на танке и один из ручьев, исчезавших в
недрах, могли бы подсказать верное направление. Трудность заключалась,
однако, в том, что мандалу нельзя было с полной уверенностью
сориентировать по странам света. Верх ее мог указывать и на восток, и на
юг, а цвет, отвечающий направлению, зачастую обманывал.
Пока профессор колдовал над свитком, Макдональд развернул рацию и
настроился на нужную частоту. Приближалось время, когда включался
неведомый источник, успевший снискать репутацию надежного ориентира.
- Не размять ли немного косточки? - блаженно сощурился Смит, увлекая
Джой в сторону от реки. - Прелестное местечко! - подхваченный волной
неожиданного влечения, кивнул он на каменную россыпь с жалкими пучками
травы. - И даже цветы есть!
Она молча пошла рядом, не разделяя преувеличенных восторгов спутника.
Однако и в ней что-то неуловимо переменилось. Захотелось раскрыть душу,
облегчить откровенным признанием глубоко упрятанную растерянность.
- Вам не надоело блуждать по горам и пустыням? - спросил Смит, вручая
скромный букетик розовых первоцветов.
- Не то слово, Роберт! - бросила она в сердцах. - Будь моя воля, я
давно бы вернулась назад. Но вы же видите, Томазо невменяем!
- Как я, как Чарли, как все мы, - невесело пошутил американец. - А
что делать?
- Делать, конечно, нечего, - Джой раздраженно тряхнула головой. -
Нужно обязательно разбить лбы о стену, в которую мы так кстати уперлись! -
Поправив разметавшиеся волосы, она безнадежно махнула рукой. - Какая же я
была дура!
- О чем вы, Джой? - Смит участливо коснулся ее плеча. Тонкий запах
духов и нежданная острая нежность перехватили дыхание.
- Так, - она вновь отчужденно замкнулась. - Пустяки, Роберт, не
обращайте внимания.
- А мне-то казалось, что вы совершенно счастливы, - словно бы
оправдываясь, прошептал он.
- Вы ошибались, - сухо заметила Джой, поворачивая назад, но внезапно
замерла на месте. - Что это, Роберто? - прошептала, указывая на небо.
Смит поднял голову. Там, в студеной, продутой дикими ветрами синеве,
всходила неведомая планета. Резанув глаза металлическим блеском, то
зеркальный, то почти черный, чуть сплюснутый шарик косо прочертил небосвод
и скрылся за нерушимой и вечной стеной льда. Пораженный американец успел
лишь увидеть, как пересеклись на нем, образовав косой крест, колючие лучи
еще невидимого солнца*.
_______________
* По-видимому, именно это явление описал Н. К. Рерих в книге
"Сердце Азии":
"И мы замечаем: на большой высоте что-то блестящее движется от
севера к югу. Из палаток принесены три сильные бинокля. Мы наблюдаем
объемистое сфероидальное тело, сверкающее на солнце, ясно видимое
среди синего неба. Оно движется очень быстро. Затем мы замечаем, как
оно меняет направление более к юго-западу и скрывается за снежной
цепью Гумбольдта. Весь лагерь следит за необычным явлением, и ламы
шепчут: "Знак Шамбалы".
Макдональд, поймавший в этот момент вожделенную помеху, так и застыл
на месте с поднятой головой и полуоткрытым от удивления ртом. Один только
Валенти, сопоставлявший синий сектор дхяни-будды* Акшобхии, ответственного
за восточные пределы мироздания, с камнем чандамани на конском седле,
ничего не заметил.
_______________
* Будда созерцания (санскр.).
- Видели?! - воскликнул Смит, подбегая к компаньону.
Макдональд молча затряс головой.
- Что это... было? - прошептал он, замедленно обретая дар речи.
- Любите научную фантастику? - брезгливо ухмыльнулся Смит.
- Ну, люблю!
- Тогда вы все и так знаете.
- Неужели...
- Да-да, это самое! - нетерпеливо перебил Смит. - Космический
корабль, автоматический зонд, аварийный буй - думайте, что хотите.
- Вы тоже были свидетелями, джентльмены? - приблизился со свитком в
руке Валенти, которому Джой успела поведать о происшествии. - Полагаете,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг