- А не поздно?
- Нет. Он всегда запаздывает.
Люсин вошел в крохотный тамбур и, приоткрыв дверь кабинета, заглянул:
- Разрешите?
- Входи, Владимир Константинович, - кивнул генерал, не поднимая глаз
от толстенного справочника. Палец его медленно скользил по строчкам сверху
вниз, а губы беззвучно шевелились.
<Как он постарел! - тоскливо подумал Люсин. - Усы совсем белые стали.
Но колючие еще, щеточкой, и ежик на голове дыбом стоит, колючий>.
- Что у тебя? - Генерал заложил справочник узкой полоской бумаги и
снял очки. - Нашел что-нибудь?
- Пока очень немногое. Сдали в лабораторию... Дежурного по городу,
конечно, предупредил... И всё!
- Действительно, не густо. Но представление уже составил? Есть во
всем этом рациональное зерно?
- Чувствую, есть.
- Чувствуешь или думаешь?
- Для дум материала пока маловато, Григорий Степанович. Но дело это,
конечно, наше, по всему видно. Я был неправ. Извини.
- Красиво излагаешь. И с достоинством.
Люсин беспомощно улыбнулся и развел руками.
- Только за этим и пришел? - Генерал прищурился и свободно откинулся
в кресле, разглядывая Люсина.
- Разумеется, нет. Этикет рекомендует светским людям улаживать
подобные вопросы как бы между прочим.
- Не понял. Светским или советским?
- Светским, Григорий Степанович, но это не значит, что советские люди
не могут являться одновременно и светскими тоже... Я шучу, конечно, ибо
свет уже давно не тот.
- Я тебе, кажется, говорил, что после юрфака ты стал мне меньше
нравиться?
- И неоднократно. Но что делать? Университетское образование даже
мурманскому бичу придает известный лоск. Допускаю, что некоторым это может
прийтись не по вкусу. Профессиональный юрист, даже доцент, видимо, должен
чувствовать ко мне кастовую, я бы сказал, ревность. Это кауза эффициэнс.
- Действующая причина, говоришь? Так-так... На твоем месте я бы не
стал здесь козырять латынью. Ведь я-то знаю, что больше тройки ты никогда
не имел.
- Зато римское право я сдал на пятерку, равно как и криминалистику.
- <Отлично> я, помню, поставил тебе из милости... Все-таки
профилирующий предмет... Говори, с чем пришел. Только быстро.
- Нужен совет. Я нарвался на шишку, которая не пожелала меня принять.
- Кто это?
- Членкор Дубовец. У него работал Ковский. Конечно, я могу
порасспросить сослуживцев, что и сделаю, но, боюсь, без его по меньшей
мере благожелательного нейтралитета мне далеко не продвинуться. Насколько
можно судить по первому телефонному разговору, обстановка в институте
сложная.
- Тебе поручен розыск, действуй по закону. При чем здесь обстановка?
- <Всякое право установлено для людей> - <Омнэ юс хоминум кауза
конститум эст>. Так вот, от товарища Дубовца, кроме жалобы, мы ничего не
получим. Мне наплевать, но расследованию это повредит, причем в самом
начале. Для пользы дела Дубовца надо нейтрализовать.
- Пообломался, Володя? Политиком стал? - усмехнулся генерал.
- Что делать? Учимся понемногу.
- Вижу. Как, по-твоему, его лучше прижать?
- Если интуиция меня не обманывает, наиболее действенной может
оказаться протекция какого-нибудь вышестоящего товарища. Фому Андреевича
надо попросить сделать одолжение и оказать всяческое содействие имярек.
Высокая протекция позволит ему, не теряя сиятельного имэджа, снизойти до
малых сих.
- Хорошо. Я понял. Только не надо так длинно. И паясничать не надо.
- Слушаюсь, товарищ генерал, и благодарю.
- Что такое имэдж, Володя?
- Чисто американское выражение. Оно означает лицо человека, как оно
выглядит в зеркале общественного мнения.
- Общественного! - Генерал поднял палец. - Здесь же, насколько я тебя
понял, речь идет скорее о внутреннем зеркале. Так?
- Совершенно верно.
- Тогда все. Иди работай, а я тебе позвоню. Впрочем, постой, хочу
посоветоваться с тобой по поводу одной идиомы. - Генерал раскрыл
справочник и вынул закладку, на которой были записаны английские
выражения. - Вот смотри...
- Уэбстер! - сказал Люсин, наклоняясь. - Где приобрели такое
сокровище?
- Презент, - смущенно улыбнулся генерал и, услышав приглушенный
гудок, снял трубку с мигающего зеленой лампой селектора. - Никак не отыщу
вот эту фразу... Слушаю вас, - сказал он. - Да, он у меня. Сейчас позову.
Тебя, - подмигнул он Люсину. - Дежурный по городу разыскивает.
- Старший инспектор Люсин у телефона!
- Привет, Владимир Константинович. Подполковник Баев тебя беспокоит.
- Да-да! Что у тебя, Петр Кузьмич?
- Найден бумажник с документами на имя того самого Ковского Аркадия
Викторовича, о котором ты говорил... Паспорт, служебное удостоверение,
бумажки всякие, пять рублей денег и билет четвертая зона - Москва,
Киевской железной дороги.
- За какое число?! - крикнул Люсин.
- Дата вчерашняя. Двадцать второе июня. Ноль часов с минутами.
- Огромное спасибо тебе, Петр Кузьмич, сейчас выезжаю! А где
нашли-то?
- На Кольцевой автостраде, чуть подальше съезда на Ленинский
проспект... Инспектор ГАИ Петров обнаружил... Ну, до скорого!
- Подкинули? - спросил генерал, когда Люсин задумчиво положил трубку.
- Не знаю, Григорий Степанович. Все может быть... Но билет этот...
Так что за фраза? Ах, это Range of vision, вы совершенно правы, означает
<поле зрения>, а within range - <на расстоянии выстрела>.
- Вот это-то мне и надо! - обрадовался генерал. - Больно уж статья
интересная попалась.
В другой раз Люсин не преминул бы найти фразу в словаре и указать на
нее генералу, что называется, ткнуть пальцем. Но он был настолько
заинтересован этим билетом, что лишь рассеянно улыбнулся и поспешил к
себе.
- Гараж? - спросил он по внутреннему. - Люсин вас приветствует. Мне
бы машину...
Глава седьмая
АЛГОРИТМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
В субботу утром Люсин, не заходя к себе в кабинет, направился прямо в
научно-технический отдел. Поломав вчера изрядно голову над графиком
расследования, он пришел к выводу, что, прежде чем окунуться в
малознакомый научный мир, следует подбить бабки: как можно скорее выжать
максимум информации из того немногого, что было обнаружено на месте
происшествия.
Он позвонил Генриху Медведеву и Володе Шалаеву, объяснил, что, как ни
жаль, встреча не вытанцовывается - он не приедет. Ловля бычков и уха
откладывались, таким образом, на неопределенное время. Посетовав на
судьбу, решили сбежаться во вторник ориентировочно в Доме журналистов.
Договариваясь об этом, Люсин почти наверняка знал, что ничего не
получится. Впереди маячил НИИСК.
Свой визит в НТО он решил начать с лаборатории
электронно-вычислительной техники. Во-первых, надо было дать химикам
побольше времени на анализы, во-вторых, почерк проникновения в Жаворонках,
это было ясно с самого начала, давал в руки следствия многообещающую нить.
Да, почерк был характерный.
Как тут не пожалеть о легендарных временах узкой специализации!
Может, и жить было бы легче...
Преступный мир в ту далекую эпоху четко делился на <медвежатников>,
<домушников>, <скокарей>, <кукольников>, <фармазонов> и т. п. Сыщики тоже
делились по интересам. Ловец дотошно изучал поле своей охоты и зачастую
был лично знаком с наиболее выдающимися представителями опекаемой
профессии. По одной лишь манере, с какой была взята касса, ограблен дом
или проведена мошенническая операция с <куклой>, имитирующей пачку
червонцев, сыщик мог, не прибегая к картотеке, определить, кто есть кто.
Назывались три-четыре персоны, производилась проверка, и виновник
торжества оказывался за решеткой. А как протекал допрос? Об этом поэмы
слагать можно.
Разве позволил бы себе <классный специалист> тех лет отрицать
очевидное? Выкручиваться? Нет, у этих людей была своя, пусть воровская, но
этика, джентльменский кодекс. Они встречались со следователем, как со
старым знакомым, уважая в нем равноправного соперника, почти коллегу.
Право, было в этом что-то от спортивных поединков: сегодня ты победил, а
завтра я...
Нет, конечно же, Люсин не идеализировал прошлое. Он прекрасно
понимал, что человеческое коварство и подлость существовали во все
времена. Ни он, ни старики ветераны не сожалели о том, что
профессиональная преступность в стране приказала долго жить. Напротив, вся
их деятельность сводилась именно к этому. Другое дело, что уход с первых
ролей на темной сцене уголовщины <вора в законе> положил конец
сравнительно легкой персонификации преступлений. Теперь все реже и реже
удавалось установить по почерку автора - это слово вошло в обиход с легкой
руки одного молодого сотрудника, который лишь подражал спортивным
журналистам, породившим сомнительное выражение <автор гола>. И,
разумеется, не могло быть и речи, чтобы сделать это без помощи картотеки.
Но с распространением электронно-вычислительной техники на все сферы
человеческой жизни значительно облегчилось решение задач, так или иначе
связанных с перебором вариантов, или, как говорят математики, <вычислением
вариабельности>. Не прошли перемены и мимо уголовного розыска. Были
созданы исследовательские группы, приобретены машины второго поколения, на
работу в милицию пришли ребята с дипломами механико-математического
факультета. Они лихо отмели все то, что называли <романтической шелухой>,
и принялись за разработку машинных программ. Поединок преступника со
следователем обрел наконец математический эквивалент в терминах теории
игр, где каждое преступление было сжато до короткого, бесстрастного, как и
положено математической формуле, алгоритма.
В отличие от некоторых коллег, которые встретили <тихие игры> с
откровенным недоверием и даже радовались каждой новой промашке
варягов-кибернетиков, Люсин заинтересовался новшеством. Он понимал, что
математическая криминалистика находится только в самом начале своего
долгого и, надо надеяться, плодотворного пути. Во всяком случае, первыми
ее достижениями уже пользовались все. После нескольких лет кропотливой
работы картотека был переведена на машинную память, и выборку теперь
осуществляла ЭВМ. Следователь лишь давал ей задание. Разумеется, с помощью
программиста-посредника между машиной и человеком, без которого, кстати,
не обходится ни один серьезный научно-исследовательский институт. Теперь
дотошный просмотр тысяч карточек, который раньше бы занял несколько дней,
осуществлялся в считанные минуты. Даже сакраментальные отпечатки пальцев
стали отныне достоянием компьютеров. Богатая дактилоскопическая коллекция
претерпела математическое вмешательство. Сложный пальцевый узор свели к
коду его частных признаков, которые были занумерованы и нанесены на
координатную сетку. А далее дело пошло проторенной дорогой. Составили
программу и научили ЭВМ <читать> папиллярный узор. Теперь просмотр сотни
дактилоскопических отпечатков занимает не больше минуты. Впрочем, слово
<просмотр> уже нельзя употреблять в прежнем его значении. <Просматривает>
машина, и время тратится тоже машинное. Следователь получает уже готовый
ответ: кто есть кто. Конечно, в том случае, когда предъявленные оттиски
имеются в картотеке. Способ, который избрали преступники, чтобы проникнуть
в дом Ковского, не давал Люсину покоя. Он уже слышал или, возможно, читал
о чем-то подобном. Не может быть, рассуждал он, чтобы такое стекольное
предприятие не было отражено в анналах МУРа.
С помощью кибернетиков это ничего не стоило проверить. Поэтому он еще
в пятницу сговорился с Гургеном Ашотовым посидеть часок-другой вместе.
Гурген, по кличке Гурий, был в числе первых комсомольцев, которые
пришли в МУР с мехмата МГУ. Ему сразу присвоили капитана, но, как и прочие
сотрудники НТО, он ходил в штатском и даже в столовой не снимал белого
халата. Люсин знал его довольно давно - их связывала взаимная симпатия.
Машинный зал занимал два этажа. В нем было светло, чисто и пусто. Под
высоким потолком горели голубые и розовые лампы дневного света, которые
вкупе должны были точно имитировать солнечный день. Но освещение все равно
вышло неживое. Вдоль стен стояли машины. Сквозь дверцы из оргстекла можно
было видеть, как медленно прокручивались бобины с программными лентами. За
голубыми операторскими пультами в модерновых вращающихся креслах сидели
четыре парня и две девушки. Все сверкало безукоризненной чистотой:
обтекаемые панели, пол из кремовой и голубой плитки, белые халаты,
казавшиеся здесь чуть сиреневатыми, как высокогорный снег в раннее утро.
Над машинным залом находилась застекленная, похожая на большой
аквариум комната. Там стояли канцелярские столы, чертежные кульманы, шкафы
с рулонами бумаги. Единственная непрозрачная стена целиком была занята
всевозможными реле, регуляторами, осциллографами и потенциометрами,
контролирующими работу машин. На каждом столе была электронная считалка.
Сюда-то и поднялся Люсин по стальным ступеням ажурной лестницы, узким
винтом обвивающей белую трубу. В НТО он уже давно считался своим человеком
и даже имел собственный халат, который висел в шкафчике лаборантки Тани,
занимавшейся хромотографией на бумаге.
Стол Гургена стоял в глубине <аквариума>, под электронными часами без
стрелок, на которых, как в метро, вспыхивали и пропадали огоньки цифр.
Люсина всегда удивляло, что Гурген вместо считалки - такая же была и у
Ковского - пользуется арифмометром <Феликс>. Видимо, он так привык. И
вообще в этом кибернетическом храме простейшие вычисления проделывались
самым примитивным образом. Единственным орудием здешних интеллектуалов
была шариковая ручка.
- Вы точны, Люсин, и это делает вам честь! - сказал Гурген, вставая
из-за стола. - Садитесь.
Люсин посмотрел на электронное табло: 8.15.
- Что-нибудь удалось, Гурий? - спросил он и взял свободный стул.
- Я обдумал ваше дело, но ничего не решил. Мне не хватает некоторых
данных. Я думаю, мы можем попробовать составить алгоритм вместе. Как вы к
этому отнесетесь?
- Очень даже хорошо. Мне всегда хотелось посмотреть, как это
делается. Но в математике я, как говорится, ни бум-бум.
- Математика тут ни при чем. Чистейшая логика, а мыслите вы как будто
логично.
- Благодарю, - улыбнулся Люсин.
- Значит, так. - Гурген взял листок бумаги. - План дачи, который вы
нарисовали, я изучил. Но так и не знаю, сколько всего было участников.
- Я тоже не знаю, хотя очень бы хотел знать.
- М-да, это хуже... Ну ничего! Вы же не ждете от меня чуда? В отличие
от некоторых ваших коллег, которые разделяют распространенное суеверие,
что наша задача - вычислить преступника, вы же разумный человек, Люсин?
- Вы совсем захвалили меня сегодня, Гурий.
- Отчего же? Я говорю то, что есть... Единственное, что мы с вами
можем, - это очертить более-менее вероятный круг лиц, чьи действия - я
имею в виду манеру, логику, очередность операций и так далее - подпадают
под один алгоритм.
- На безрыбье и рак - рыба.
- В таком случае, все отлично. Приступим. Сколько их было, значит, вы
не знаете...
- Точно не знаю.
- А предположительно?
- Двое. Это наиболее вероятное число.
- Пусть так... Тогда давайте запишем, кто у нас есть: специалист по
окнам, его подручный и жертва. - Он тут же обозначил их буквами - X, Y, N,
соответственно. - Теперь попробуем расчленить сам процесс...
В итоге у Гургена получилась следующая запись:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг