- На электростанции топят, в Электрогорске. Огня-то нет?
- Огня нет, только как бы не того...
- Не нашего это ума дело, Витя. Мы тут ни при чем. Если бы от нас
загорелось, мы бы первые к богу в рай попали. С мотоциклом!
- Давай закусим, что ли, Фрол?
- Похмеляться будешь? - спросил Стекольщик.
Он с отвращением думал о вчерашней гулянке и не собирался начинать
все сначала. Но гарь и особенно беспрерывный колокольный набат, который он
теперь тоже вроде бы различал, встревожили его. Мучимый сомнениями по
поводу вчерашнего дела, он постарался скрыть от Витька страх перед новой
угрозой. Проработав целый сезон на болоте, он не мог не знать, что торф
всегда загорается в самом неожиданном месте. И часто никто не знает
почему. Ведь сохнущий торф подвержен самовозгоранию. Таинственная
деятельность взрывообразно размножающихся в нем микробов приводит к
перегреву, который заканчивается пожаром. Конечно, далеко не всегда
виноваты микробы. Порой он вспыхивает, подожженный молнией, в неистовую
июльскую грозу, и горит, не подвластный обильным ливням, которые только
распаляют сокровенный, подспудно тлеющий жар. Бывает, что фрезерную крошку
поджигает случайная искра, выбитая тракторной гусеницей из гранитных
валунов, которых на болотах, порожденных отступающим ледником, не счесть.
Иногда такая искра выскакивает из выхлопной трубы двигателя. Но чаще всего
причиной пожара становится плохо загашенная сигарета, небрежно брошенная
на землю спичка.
Разнесенные ветром горячие угли костра почти одновременно
воспламенили сохнущую крошку на втором поле Заозерья и поленницы брикетов
на Новоозерном участке. Ночная гроза и беспрерывное полыхание молний
помешали вовремя заметить очаги пожара, поэтому к тому времени, когда
Стекольщик пробудился от сна, огненная стихия уже была неуправляема.
На Новоозерном очаг все же сумели локализовать. Все население
участка, от начальника до сезонных работниц, вооружили лопатами и бросили
на пожар. Потушить его было невозможно, только окопать глубокой траншеей и
бросить все наличные бульдозеры на обваловку. Этого оказалось достаточно.
Огонь не перекинулся ни на поселок, ни на торфяные поля. Почти не
пострадало железнодорожное полотно и лес вдоль него. По крайней мере так
казалось в суете и неразберихе аврала.
Караваны пылали, как танкеры, в огненном море, по которому все шире и
шире разливается горящая нефть. Даже птицы и те не всегда успевали
взлететь и комьями падали в густой одуряющий дым, сквозь который, крутясь,
летели во все стороны искры. От этих-то искр и возникли вторичные очаги.
Запылал сосновый сухостой на первом поле; что-то загорелось в ельнике у
самой узкоколейки, взорвалась бочка с соляркой, небрежно брошенная там,
где ей никак не полагалось лежать. Вслед за взрывом красные нестерпимые
факелы рванулись по верхушкам деревьев вокруг Топического озера. К утру
весь участок был полностью отрезан от Электрогорска, куда медленно и
настойчиво гнал гигантскую огневую подкову ветер. Потому и не увидели
Стекольщик с Витьком огня, что он уходил от них все дальше и дальше,
оставляя за собой черный песок и неугасимые угли. Да и сплошной дым
застилал все на многие километры. Можно было только гадать, уйдет ли пожар
в глубины торфяной залежи или, подобно напалму, только испепелит ее
поверхностный слой.
Деревянный поселок с тригонометрической вышкой, кирпичное здание
посреди второго поля и гаражи на первом были обречены. Прорываться имело
смысл лишь в направлении Светлого озера, откуда по узкоколейке открывался
выход на Мелижи. О том, что горит и на Новых озерах, никто не знал, потому
что пожар на лесистой окрайке уничтожил телефонный провод.
Где могли только, подняли заглушки, и пустили воду из запасных
колодцев. Это обещало хоть какую-то передышку поселку, где в тот ранний
час сосредоточилось почти все население. На полях остались только рабочие
смены трактористов, электрики и девушка-техник. Их положение было
безнадежно. В поселке уже оплакивали погибших: то ли сгорели заживо, то ли
задохлись в угарном, все нутро раздирающем дыму.
Из Электрогорска помощи ждать не приходилось. За Топическим озером
уже сомкнулся горящий по обе стороны насыпи лес. Удушливые клубы дыма
ползли стеной, за которой трещали и лопались падающие деревья.
Прорвавшаяся со стороны Святого источника пожарная дрезина застряла
на Новоозерном, хотя ясно было, что горит и дальше, только неизвестно где.
С ее помощью и удалось притушить брикеты и уже возникшие к этому моменту
очаги в лесу и на окрайке болота, где неожиданно вспыхнули вывороченные
при расчистке поля сухие пни. Лишь тогда, когда на Новые озера стали
прибывать другие спешно оборудованные мощными гидромониторами команды,
дрезина, захватив фельдшера и офицера из УВД, двинулась дальше. Ехали
медленно, задыхаясь в кромешном дыму, каждую минуту ожидали, что огонь
перережет дорогу.
На подъезде к озеру Светлому пелена гари начала редеть, да и дышать
стало куда легче. Кое-кто из пожарников даже снял респиратор. Было
очевидно, что пожар не здесь, а где-то дальше и ветер гонит пламя на
Электрогорск. Решено было прибавить ход и пробиваться к главному очагу.
Очевидно стало, что пожар в Новых озерах не чета здешнему и дела в
Заозерье обстоят куда как плохо. Дрезина шла с включенным прожектором,
который едва пробивался сквозь красноватую мглу.
Завывая сиреной, простучала пожарная дрезина вдоль озера и осушенного
луга за ним, где притаились на суходольной кочке истинные виновники
катастрофы.
Тут уж не только до Стекольщика, но и до тугодума Витька дошло, что
они натворили. Но представить себе масштабы содеянного, страшные его
последствия не могли и они. Только затаились на своей кочке, подавленные,
онемевшие, скорее готовые сгореть, чем взглянуть в глаза тем, на кого
бездумно наслали гибель. Молча проводили они взглядом невидимую за гарью
дрезину и долго прислушивались потом к угасающему вою ее сирены.
- Что ж теперь будет, Фрол? А?
Стекольщик глянул в налитые кровью глаза дружка-приятеля и вроде не
понял, о чем его тот спросил.
И вдруг заголосил совершенно по-бабьи:
- Не виноваты мы, Вить! Слышь? Ничегошеньки близ костра-то не
занялось! Не мы это! - и зашелся в сухом, изнурительном кашле.
- А кто виноват? Кто? - совсем спокойно спросил его Витёк, жмурясь от
рези в глазах и растирая по лицу грязным кулаком слезы.
- <Кто? Кто>? - подвывал Стекольщик. - Почем я знаю, кто? Гроза же
была, Витёк, сухая гроза. Чай, она и подожгла-то...
- И верно, Фрол. Было сухо, как встали. Ни капельки не упало. -
Витёк, казалось, совершенно успокоился. Только глаза его были неподвижны и
слезы разом пропали, хотя он, не сознавая, и выдавливал их костяшками
больших пальцев. Но тщетно. Едкие летучие смолы все больше резали веки и
пекла, подсыхая, горькая соль.
Стекольщик перестал кашлять, но на него напала икота. Все же он
ухитрился причитать в перерывы.
- Не мы. Не мы это! - твердил. - Молния подожгла.
Возможно, что опустошительный пожар на торфопредприятии действительно
произошел из-за удара молнии. Установить истинную причину его было теперь
немыслимо. Не исключено, что летящие по ветру угли лишь дополнили действие
небесного огня. Не исключено... Но это не снимает вины с Фрола Зализняка.
Он работал здесь целое лето и видел, как загорается торф. И потому не смел
он не то что костер разводить вблизи фрезерной крошки, но даже <Беломорку>
запалить.
Не нарочно он сделал свое дело, никому не хотел беды. Не подумал
как-то, не сообразил, а может, просто понадеялся, что на суходоле да рядом
с озером ничего плохого случиться не может. А после крепко поддал и вообще
перестал что-либо соображать. Оттого и костер на ночь оставил, не загасил.
Оттого и ветер лихой проглядел. Только ведь и это не снимает с него вины.
Не знал он и, видимо, не узнает про трактористов на втором поле,
которые, намочив в кадках спецовки, лица себе закрыли, чтобы не
задохнуться в дыму. Никогда не узнает он про девушку Катю - она уже
сознание потеряла, и чудится ей парень, который второй год в армии служит
на далеком острове Сахалине. Электрика Юру не узнает, а он рубаху зубами
порвал, чтоб завязать обожженные горящей резиной руки. Работницу Глашу,
веселую торфушку, что рыдает в бараке по этому самому Юре, залеточке
своему, тоже не узнает Стекольщик никогда-никогда. Невдомек ему, что в ту
самую секунду, когда провыла за озером Светлым сирена, оборвалась
последняя надежда спасти их всех. Потому что пошел огонь внутрь земли, и
целый участок дороги провалился вдруг, как в преисподнюю. Специалисты
могут спорить о том, с какой скоростью распространяется подземный пожар.
Возможно, и правы те, кто утверждает, что подсушенная моховая залежь не
может выгореть за несколько коротких часов. Но и это не оправдывает того,
кто разжег на торфяном болоте костер. Даже в том недоказуемом случае,
когда беда приходит с неба, от ударившей в землю волнистой, огненному
дракону подобной искры.
Все было против людей Заозерья в то беспощадное утро: сушь и жара
многих недель, состояние залежи и направление ветра, влажность воздуха и
низкий, как никогда прежде, уровень грунтовых вод. Уже и в самом поселке
стали задыхаться от дыма. А кофейная торфованная вода в канале шипела и
паром лопалась от падающих в нее объятых пламенем веток, от полыхающей
соломы, которая в тылу занялась. Горела крытая толем плотницкая, где
стружек и опилок невпроворот, дымился сарай коменданта, и душераздирающе
мычала в нем черно-белая телка, а девушки-сезонницы знай себе копали да
копали валы. Хорошо еще, поселок на песчаном острове стоял и можно было не
опасаться, что пламя из-под земли неожиданно полыхнет. Только слабое это
утешение, когда горит с трех сторон. Начальник участка уже велел всех
ребятишек в кучу собрать и вывезти на ручной дрезине в Мелижи или еще
куда-нибудь, где не горит. О том, чтобы самим по насыпи уйти, думать было
поздно. Упустили нужное время, не поняли сразу, не разобрались. Так, по
крайней мере, думалось, потому что из-за дыма даже с вышки не разобрать
было, где горит. Казалось, что везде. Потому и сопротивлялись, пока могли
и сколько могли. Прорвись огонь за канаву, тогда бы, конечно же, к насыпи
кинулись и побежали, спотыкаясь, по одинокой и узкой колее. И возможно,
сумели бы выскочить из огня. То есть наверняка бы сумели, потому что в
Мелижах и на Лосихе было пока тихо. Только не знали о том на Заозерном -
всё дымом курилось и не то что леса - облаков не видать было с вышки. О
себе и о тех, которые на полях остались, уже не думали. Детей сумели
вывезти, и слава богу. А тут ветер чуть переменился. Фронт пламени в
сторону качнуло, и оно вроде как стало понемногу обтекать поселок
стороной. Плотницкую и комендантов сарайчик огнетушителями погасили. Стало
казаться, что полегчало малость, а раз так, то, значит, дождутся помощи. О
том, что провалился участок дороги, не догадывались, а про ветер, который
в любой момент может перемениться и погнать огонь прямо на них, старались
не вспоминать.
В такой критический миг и подошла к Заозерному дрезина. Девчата с
радостным визгом бросились к узкоколейке. Орали, плакали, смеялись, как
флагами в праздник, размахивали лопатами и кирками.
Старший лейтенант долго не мог до них докричаться. Он исходил кашлем
и, отбиваясь от тянувшихся к нему рук, прохрипел:
- Где горит?! Горит где?
Но ничего нельзя было разобрать. Напрасно комендант и пожарники
взывали к порядку. Никто никого не слушал. Все сливалось в сплошном, почти
истерическом крике. Девушки, которые только что готовы были самоотверженно
стоять до конца, совершенно обезумели, когда пришла помощь.
- Жертвы есть? - выспрашивал фельдшер. - Помощь требуется?
Но и его не слушали.
Наконец кто-то из пожарников догадался ударить из гидромонитора в
воздух, благо цистерна полнехонька. На толпу обрушился холодный
отрезвляющий дождь.
- Где горит? - сорванным голосом просипел старший лейтенант.
- Везде! Где только не горит! Леса кругом! - послышалось со всех
сторон.
- Где? - Он наклонился к коменданту.
Но тот был бледен и беспомощно качал головой. Он ничего не знал,
ровнешенько ничего.
- Да чего же вы молчите, люди! - Расталкивая всех локтями, к дрезине
пробиралась Глаша. - Поля горят! Первое поле! - выкрикнула она в самое ухо
старшему лейтенанту.
- Поселок-то, поселок как? - на одном дыхании спросил старший
лейтенант.
- Держимся! - дружно прокричали в ответ. - Подступает уже, но пока
держимся.
- Тогда держитесь! - Он толкнул моториста: - Давай!
- Куда же вы? - ударило им в уши. - Куда?!
Пожарники пытались ответить, что они сей момент вернутся, только
разведают дорогу впереди и попробуют остановить продвижение фронта, но
крики их заглушил такой стон отчаяния и протеста, что сердце остановилось.
Вслед дрезине полетели камни.
- Стой! Стой!!
Пожарники даже обрадовались, когда метров через двести, сразу за
столбом с отметкой <21>, увидели искореженные рельсы, повисшие над
огненным кратером. Дальше пути не было. Ревя сиреной, дрезина стала
медленно пятиться назад. Девчата, угрожающе подняв инструмент, бросились
навстречу.
Но пожарники уже соскакивали на ходу, готовили помпы, раскатывали
шланг. Скорее почувствовав, чем поняв, что никто и не мыслил покинуть их в
беде, работницы, бежавшие впереди, стали сбиваться на шаг. А вскоре и
совсем остановились, когда близкое пламя стало обжигать щеки...
Кто-то из пожарников нетерпеливо махнул им рукой, чтоб возвращались в
поселок и продолжали борьбу с огнем, потому что одна-единственная дрезина
навряд ли сможет серьезно облегчить положение. Казалось, девушки все
поняли и повернули к поселку.
Пожарники между тем успели опустить в канаву, соединенную с
Топическим озером, заборные рукава и, нацелив мониторы в расплавленную
бездну, ударили перекрестными струями высокого давления. Все потонуло в
треске и шипении. Горящий лес и насыпь заволокло обжигающим паром.
И никто в Заозерном не увидел и не услышал стрекочущего в небе
вертолета. Это воздушная разведка начала методичный облет всего района
бедствия. В Павлове-Посаде уже была приведена в полную готовность могучая
противопожарная техника, а пожарный десант грузил в тяжелые вертолеты
химические бомбы, способные погасить самое страшное пламя.
Глава шестая
ПОПЫТКА РЕКОНСТРУКЦИИ
- Это мы с Глебом нашли утром, - сказал Крелин, протянув Люсину
диметилсилоксановый оттиск.
- Узор как будто другой.
- Совершенно другой. След, который мы сняли вчера под окном, был в
крупную елочку, а этот, - Крелин повертел рифленый оттиск подошвы в прямом
луче солнца, чтобы резче были видны тени, - волной. Видишь?
- Он на что-то наступил! - Люсин легонько щелкнул ногтем неглубокую
вмятину, пересекшую под острым углом волновой рельеф подошвы.
- Молодец! - довольно улыбнулся Крелин. - Углядел-таки!
- На том стоим. Где нашли?
- У самой калитки. Там, слева от дорожки, жестяная бочка с водой.
Представляешь?
- Да, помню... Почва, кажется, глинистая? И мелкая ромашка реденькими
кустиками?
- Именно там он и притушил свою сигаретку. Вдавил ее в землю носком
ботинка.
- Вы гениальные ребята! - Люсин торжественно пожал Крелину руку. - Ты
и твой Глеб Логинов. Где сигарета?
Эксперт-криминалист положил на стол никелированную бюксу:
- По-моему, есть четкий отпечаток указательного пальца. Нингидрином
надо будет обработать.
- Не докурил! - усмехнулся Люсин, любуясь покоящимся на вате окурком.
- Вот это подарок! Выглядит, как платиновая брошь от знаменитого ювелира
Картье.
- Не увлекайся. Вполне вероятно, случайное стечение обстоятельств. В
наше время не очень-то любят оставлять отпечатки пальцев. Плоды
просвещения, так сказать... Распространение научных знаний.
- Что-нибудь всегда остается, - философски заметил Люсин. - Всякое
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг