- С тех пор он живет только своими научными интересами?
- Да, - подтвердила она. - Так оно и есть.
- С кем дружит ваш брат?
- К нему приходит много людей. Самых разных. Его буквально разрывают
на куски. Всем он нужен! А он, святая душа, готов отдать себя первому
встречному.
- Щедрость таланта! - Люсин вовремя припомнил читанный на днях
газетный заголовок.
- Вы очень правильно сказали. Именно щедрость таланта! Он всем готов
помочь, объяснить, постоянно за кого-то переписывает диссертации...
Буквально в любом номере научного журнала <Кристаллография> можно отыскать
статью, которая кончается благодарственными словами в его адрес. Знаете
эти академические обороты: благодарим за дискуссию, за ценные советы, за
помощь в работе.
Люсин на всякий случай кивнул. В последнее время он всерьез занялся
примыкающими к криминалистике узкими областями химии и дал себе слово, что
завтра же пойдет в библиотеку и пролистает <Кристаллографию> за весь
прошедший год.
- Так вот, - продолжала Людмила Викторовна, - за этими обтекаемыми
фразами скрывается только одно: <Спасибо тебе, дорогой Аркадий Викторович,
что ты объяснил мне, дураку, результаты моей работы>.
- Не слишком ли сильно сказано, дорогая Людмила Викторовна? - Он еле
сдержал улыбку.
- Увы, это так. Только один человек среди всего этого сонма химиков,
физиков, кристаллографов и геологов по-настоящему достоин дружбы Аркадия.
Это Марк Модестович Сударевский, между прочим его ученик и преданный
сотрудник. Для нас он как родной, как член семьи... Недавно он женился. Не
очень удачно, мне кажется. Так, современная пустышка. Миленькая, правда,
но вкус... Эта ярчайшая помада, эти зеленые ресницы, словно у нее трахома
или золотуха... Я уж не говорю о мини-мини! Обратите внимание, когда
будете идти по улице, на лепесточки из замши вокруг пояска! Вот
современная мода. Или, может быть, вам нравятся такие юбки? О, мужчинам
они должны нравиться!
- Я не принадлежу к числу таких мужчин, - поспешил заверить ее Люсин,
хотя нередко и обращал на мини-мини взор благосклонный и заинтересованный.
- Да... Так о чем это я?
- О молодой жене Сударевского.
- А что же о ней сказать? - Она снисходительно улыбнулась. - К
Аркадию Викторовичу и ко мне она относится с уважением, почтительно. Не
удивительно: Марик для нас - это почти сын. Воображаю, как он взволнуется,
когда узнает... - Она часто заморгала и поднесла скомканный платок к
глазам.
- Не надо, Людмила Викторовна, - просительно сказал Люсин. -
Успокойтесь. У нас с вами каждая минута теперь на счету.
- Да-да! Это верно... Каждая минута! Мы должны спешить!
- Вот видите...
- Так спрашивайте же меня, спрашивайте! Я вам на все отвечу.
- Вы говорили, что Аркадия Викторовича окружал целый сонм ученых
самых разных специальностей...
- Да, это верно, самых разных... И биологи к нему ходят, и врачи, и
археологи, и историки... Он даже с писателями дружит. Вы, конечно, слышали
о научном фантасте Рогове?
- Радий Рогов? - обрадовался Люсин знакомому имени. - Как же, как же,
читал...
- Тогда вы, быть может, знаете и книгу его <Огненное вино Венеры>?
Сюжет ее подсказал Аркаша, - сказала она с гордостью.
- Широкие же интересы у Аркадия Викторовича, - уважительно заметил
Люсин. - Очень широкие...
Мысленно он уже был готов к тому, что дело ему досталось трудное и
очень не простое, да, очень не простое. Поэтому он не спешил, исподволь и
очень постепенно подводил Людмилу Викторовну к самой сути, к тому
непостижимому пока моменту, когда доктор химических наук исчез из своего
запертого на крючок кабинета.
Надо ли говорить о том, что Люсин даже не пытался связать странное
это происшествие с каким-нибудь необычным физико-химическим опытом или,
тем паче, с какой-то сверхъестественной дематериализацией. Старший
инспектор крепко стоял на почве реальности. Он знал, что любая загадка
разрешится, стоит лишь найти заинтересованных лиц. Обширные связи
Ковского, свидетельствующие о его, как принято говорить в ученом мире,
коммуникабельности и незаурядной эрудиции, не настораживали Люсина, хотя и
был он озабочен перспективой отсеять из множества причастных к химику
людей тех, которые были или могли быть прямо либо косвенно заинтересованы
в его исчезновении. Под таинственным, намекающим даже на некую
трансцендентальность словом <исчезновение> скрывались вполне конкретные
юридические понятия: похищение, убийство. Люсин знал это с самого начала,
но, дабы не волновать и без того взволнованную сестру ученого, молчаливо
мирился с ее диагнозом. Пусть пока будет исчезновение. Но ничто не
возникает из ничего и не исчезает без следа в этом мире. След будет, в
этом Люсин не сомневался. Он-то и приведет к тем самым заинтересованным
лицам. Не надо лишь уповать на то, что путь по следу будет короток и прям.
Люсин не питал на сей счет никаких иллюзий. В личной жизни они были ему
свойственны, тут уж никуда не денешься, потому как долгие плавания
развивают мечтательность, но в розыскной практике им, конечно, нет места.
- Простите, товарищ Люсин, - спросила вдруг Ковская, - как ваше
имя-отчество?
- Владимир Константинович. - Люсин привстал: - Мне, конечно,
следовало представиться с самого начала.
- Ничего. Неважно... О чем вы задумались, Владимир Константинович?
- О нашем с вами деле. - Он наклонился к ней и тихо сказал: - До
захода солнца осталось совсем немного. Если верить календарю, уже через
час и восемь минут станет темно. Не будем же терять время и поедем к вам
на дачу.
Она засуетилась, перекладывая платочек и сумку из одной руки в
другую.
- Конечно же, надо ехать... Мы поедем! - И вдруг опомнилась: - А ведь
засветло нам все равно не успеть! До Жаворонков только на одной электричке
минут сорок, а там еще пешком через поле и по просеке... Сколько времени
упущено!
- Ничего, Людмила Викторовна, не волнуйтесь. Вот уже час, - он глянул
на свой <Полет> с автоматическим подзаводом, - как у вас на даче работает
наша оперативная группа. Я думаю, они успели обследовать участок и все нам
с вами расскажут. А дом мы вместе осмотрим.
- Очень хорошо, - согласилась она. - У нас на даче хорошее освещение.
- У нас тоже, - улыбнулся Люсин. - Я сейчас вызову машину.
Он подвинул к себе зеленый внутренний телефон и, набрав две цифры,
вызвал гараж.
Глава третья
ТОПИЧЕСКОЕ ОЗЕРО
Стекольщик с Витьком успокоили нервы хорошим уловом. Удочек они, по
понятным причинам, с собой не захватили, но это не помешало им обчистить
чужие верши.
Утро четверга застало их далеко от Жаворонков, аж за Павлово-Посадом,
- на торфопредприятии имени Р. Э. Классона. Еще не рассвело, когда на
Топическом озере они избавились от опасной ноши и, дав крюка, заехали со
стороны бетонки на Заозерный участок. Стекольщик хорошо знал здешние
глухие места. Лет пятнадцать назад по выходе из колонии он устроился
разнорабочим в мехмастерские при местной электростанции, но долго не
задержался и подался в трактористы на Голый остров. За пять месяцев сезона
торфодобычи он до тонкости изучил окрестные болота, суходолы, ольшаники и
островные леса. Ставил верши в озерцах и выработанных карьерах, бил птицу
в камышах, однажды даже лосиху подстрелил. Славное было лето, добычливое!
Молока в поселке хоть залейся, кругом ягоды: гонобобель, клюква, черника;
грибы - косой косить можно. Стекольщик не раз с удовольствием вспоминал
потом эту сказочную пору своей жизни. Мечтал даже возвратиться под
старость в заповедные торфяные края.
А вчера, на даче у Ковских, он сразу же, как только в поисках выхода
заметался, про Топическое подумал. Лучшего места и сыскать нельзя. Вокруг
холодного глубоченного озера непролазный ольшаник, частый сосновый
сухостой. Моховые кочки сами под ногами ходят, красная болотная жижа при
каждом шаге чавкает, холодными фонтанчиками вверх брызжет. Тень, сумрак.
Комарьё столбом вьется. Средь бела дня поедом жрут. Непривычному человеку
туда лучше не соваться. Исцарапается весь об острые сухие сучки, осокой
изрежется, в паутине вываляется, а до места так и не дойдет. Устанет
прыгать с кочки на кочку, хватаясь за чахлые березки. Хорошо еще, если в
окно не угодит, в сплошь затянутую ряской чарусу. Стекольщик знал тайный
подход к самому озеру. Не беда, что метров триста придется пройти пешком с
тяжелым грузом. Зато всё шито-крыто. Никто и следа не сыщет.
Так оно и вышло, как он предполагал. Благополучно миновав все посты
ГАИ, они съехали с Кольцевой на Владимирское шоссе и после Кузнецов
свернули налево, на Электрогорск. Машине дальше было бы не проехать.
Только на дрезине или в вагончике местной узкоколейки. Но у них был
мотоциклет, и Стекольщик, поменявшись с Витьком местами, сам повел его по
узким, петляющим тропкам через ельники и гладкие, как аэродром, коричневые
поля фрезерного торфа. В предутреннем молочном тумане легко было сломать
себе шею. Но Стекольщик вел мотоцикл медленно, осторожно; часто
останавливался и, напрягая зрение, вглядывался в темнеющие на пути
бесформенные массы. Что это: дощатая тригонометрическая вышка или стог
сена? А может, караван фрезерной крошки? Иди гадай. Порой Фрол даже
по-собачьи принюхивался. Но в холодном, промозглом тумане трудно было
отличить ароматный сенной дух от сладкого запашка торфяного битума. Только
перегар солярки ясно чувствовался на полях. Стучали моторы, приглушенно
лязгали гусеничные траки, мутно-красными маслянистыми пятнами расплывался
свет далеких фар. Это ж такая удача, что фрезерование и ворошение торфяной
крошки идут круглые сутки! Тем меньше внимания привлечет стрекот
мотоцикла. Воистину неплохая идея пришла Стекольщику в голову.
В Заозерном уже вовсю заливались петухи и мычали коровы, когда
Стекольщик с Витьком спрятали мотоциклет в мокрых зарослях черной ольхи и,
ломая с оглушительным треском сухие сосновые ветки, осыпающиеся душной
пылью лишайников и коры, потащили закатанный в ковер труп к озеру.
Стекольщик, понятно, шел впереди. Чертыхался, что Витёк нисколько не
помогает ему и он тащит его, как на буксире. Витёк отмалчивался, только
сопел и дышал шумно, шатаясь от натуги, теряя равновесие на ходящем
ходуном моховом одеяле. Лишь у самой воды, когда кончился наконец
проклятый лес и пошла высокая, по пояс, режущая осока, они остановились
перевести дух. Красные, потные, в черных потеках грязи лица их были
безжалостно искусаны комарьем. Чесались руки и ноги. Веки заплыли, как при
жесточайшем ячмене.
Дальше начиналась вонючая грязь. Чтобы подойти к урезу воды, надо
было рубить деревья и гатить дорогу.
Они растерянно переглянулись.
- А ковер этот, несмотря что старый, - сказал внезапно Витёк, -
рублей триста стоит, а то и все пятьсот.
- Башки твоей дурацкой он стоит, вот что! - оборвал его Стекольщик и,
коротко выругавшись, зыркнул по сторонам.
В серой редеющей мгле углядел он метрах в тридцати вдоль берега
исполинскую сосну, потонувшую в озере могучей вершиной. По ее стволу,
наклонно уходящему в воду, можно было рискнуть приблизиться к озерной
глубочине. Недаром звалась эта котловина, залитая холодной даже в июльский
зной водой. Топическим озером.
- А как же мы притопим его? - спросил Витёк. - Всплывет ведь. Мешок
каменьев нешто с насыпи приволочь? - Он задумчиво расчесывал вспухший от
укусов лоб.
- Не боись. - Стекольщик лихо высморкался двумя пальцами. - Черная
грязь сама засосет. Давай-ка к той сосне.
Они подняли скатку и, шелестя осокой, потащились к упавшему дереву,
разбухшему и скользкому от воды. Осторожно уложив ношу на ствол, они
взобрались на него сами и, став друг к другу лицом, подняли скатку. В
полусогнутом положении, крохотными шажками - Стекольщик пробирался спиной
вперед - шли они по сучковатому осклизлому бревну. И чем дальше они
продвигались, тем уже и сучковатей оно делалось.
- Годи, - сказал, задыхаясь, Стекольщик, когда внизу блеснула
подобная нефти вода.
Они опустили груз и неуверенно разогнулись. Озеро тонуло в
клочковатом тумане. Гудящим столбом вились комары. Тяжелые зловонные
пузыри змейкой поднимались со дна. От них разбегались, чуть покачивая
неподвижных водомерок, концентрические круги.
- Здесь! - шепнул Стекольщик, и нагнулся.
Они подняли скатку, легонько, чтоб самим не упасть, качнули ее к краю
и выпустили из рук. Взлетевшая вверх ледяная жижа чернильными кляксами
забрызгала лица.
Скатка упала на мелководье и тяжело ушла в грязь, которая жадно
потянула ее во тьму. Болотная вонь стала еще сильнее. Все было кончено.
Обратный путь проделали налегке. Белым сфагновым мохом, пропитанным,
как губка, водой, кое-как отмыли руки и лица. Потом вывели из ельника
мотоциклет и махнули на Заозерное.
Стылую синеву над лесным окоемом прорезали холодные латунные полосы.
Высоко в небе закружили ласточки. В темной воде карьерных ямин среди
вывороченных пней и коряг плескалась рыба. Тут-то и пришла Стекольщику
богатая мысль полакомиться рыбкой. Долгое напряжение требовало немедленной
разрядки.
- Теперь все, - сказал он, глуша мотор. - Теперь забудь. Мы сюда
отдыхать приехали, рыбу ловить.
- Рыбу? - недоверчиво усмехнулся Витёк. - Шапкой, что ли? И где? В
этих канавах?
- Дура! - Стекольщик ласково дернул его за козырек и надвинул кепку
на нос. - Карьеры это, понял? Здесь рыба сама собой заводится. Утки на
лапах тину с икрой приносят.
- И какая же здесь рыба?
- А какая хошь. Щучки, лещи, окуньки. Только больше всего карася. Он
тут с ладонь. - Стекольщик растопырил грязную исцарапанную пятерню.
- На <морду> ловят? - поинтересовался Витёк, обнаруживая причастность
к отдаленным районам сибирской тундры, где отбывал наказание в одной с
Фролом исправительно-трудовой колонии общего режима.
- Ага, вершами... Мы их сейчас прощупаем.
- Как же это? - Витёк сладко потянулся и прищурился на разгорающийся
горизонт. - Почем ты знаешь, где снасть стоит? Такое дело проследить надо.
- Я тута все знаю, - довольно усмехнулся Стекольщик. - Мужики друг от
друга не таятся, чужого никто не берет. Вон видишь, - он махнул рукой в
сторону ближнего карьера, - это Анкин колодезь. Тут завсегда лещ
попадается. Там и верши ставят у белого пня. Дале будет Песочный, где
караси. За ним, у Святого источника, еще карьера - Прорва и Махрютин. А
рыбы там... - Стекольщик сладко зажмурился. - Сейчас мы их объедем!
- Спать не хочешь? - спросил Витёк, заводя мотоциклет.
- Не... А ты?
- Какой уж тут сон!
- Днем отоспимся.
Но днем отоспаться не привелось.
Когда Стекольщик разделся и полез в воду выгребать чужие верши, Витёк
только воротник на пиджаке поднял и руки в карманы засунул, до того зябко
ему сделалось. Но Фрол так лихо плавал саженками, нырял и отфыркивался,
что дружку самому захотелось искупаться.
- Вода-то теплая? - крикнул он с обрыва.
Стекольщик, занятый в тот момент важным делом, - перекладывал
застрявших в верше карасей в майку, завязанную мешком, - даже ухом не
повел. Но, приплыв к берегу и вывалив на травку трепещущих бронзовых
рыбок, сказал с удовольствием:
- Вода, Витёк, что твое парное молоко. Очень советую искупаться.
Витёк искупался и совсем ожил. Люто захотелось есть, и сама собой
возникла проблема, что делать со всей этой грудой рыбы. Ни подходящей
посуды для ее приготовления, ни потребных для этого припасов они с собой,
конечно, не прихватили. Но голова у Стекольщика была в то утро удивительно
ясной, и он всё быстро решил.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг