помещение. Патизефис действовал вначале довольно успешно. Поразив Аспафина
в бедро, а Интафрена в глаз, он на какой-то момент задержал яростный
натиск. Но Смердис, теснимый Дарием, отшвырнул лук и попытался укрыться в
спальне. Оставшись один, Патизефис был мгновенно заколот. Перепрыгнув
через его тело, Гобрия метнулся на помощь Дарию, который яростно рубил
дверь спальни, куда, по всей вероятности, спрятался маг.
Когда задвижка отскочила, он первым ворвался в темноту и, наткнувшись
на визжащего мага, покатился вместе с ним по полу. Безоружный Смердис
дрался с яростью обреченного. Он пинал ногами, кусался, острыми ухоженными
ногтями раздирал Гобрии лицо. Дарий, размахивая мечом, топтался над ними,
не решаясь нанести удар.
- Чего же ты медлишь? - крикнул ему окровавленный Гобрия, отчаянно
увертываясь от когтей, неумолимо подбиравшихся к его глазам. - Бей!
- Боюсь ранить тебя! - закричал в ответ Дарий. - Ничего не видно, а
вы катаетесь, как две кошки!
- Руби! - хрипя от боли, простонал Гобрий. - Бей куда попало и ничего
не бойся. На мне талисман.
Дарий ударил сплеча и попал в мага. Пальцы, сжимавшие Гобрию,
ослабели, он вырвался, вскочил на ноги и вместе с Дарием добил мага.
Когда все было кончено, он обнаружил, что в пылу схватки потерял
перстень.
<Что ж, - подумал Гобрия, - один раз он меня все-таки спас! И в какую
минуту!>
Больше он о талисмане не думал и не пытался его сыскать.
Дальнейшие события подробно описывает Геродот:
<Маги были убиты и головы их отрублены; раненые персы оставлены в
замке как по причине обессиления их, так и для охраны замка; остальные
пять персов с головами магов в руках выбежали вон с криком и шумом,
созвали прочих персов, объяснили им все происшедшее и показали головы;
после этого они убивали всякого мага, попадавшегося им на глаза. Узнавши о
том, что сделали вельможи и как обманывали их маги, персы нашли нужным
действовать таким же образом: обнажили мечи и убивали всякого встречного
мага; если бы не наступившая ночь, персы перебили бы всех магов до
единого. День этот для персов - важнейший государственный праздник; в этот
день они совершают великолепное торжество, именуемое у персов избавлением
от магов. Тогда ни один маг не смеет показаться на улице, и потому они
проводят весь этот день по своим домам>.
Дарий, сын Виштаспы, взошел на престол в 521 году до н. э. Не тронув
вавилонских баалов Мардука и Ашторет, он демонстративно совершал служения
лишь одному светлому Ахурамазде. В качестве же пер-о Кемта он принял
египетское тронное имя и сан верховного жреца. Запрет на строительство
храма единому богу он отменил.
...На отвесной скале по дороге между нынешним Багдадом и Тегераном
можно увидеть исполинский барельеф, повествующий об исторической победе
Дария, сына Виштаспы*, над магом Лжесмердисом**.
_______________
* В старинном русском сборнике <Голубиная книга> рассказывается
об удивительной жизни царя Давида Евсеевича, во многом напоминающего
своего прототипа Дария Гистаспа. Как и в персидской <Бун-Дехеш>, в
<Голубиной книге> говорится о замечательных свойствах дерева хом,
вознесенного над другими чудодейственными цветами и травами.
** Он же Гаутама, по другим источникам.
О змеином перстне с красным камнем в центре золотого диска не
говорится ни слова. Осталась легенда, что безумие на Камбиза наслал именно
этот загадочный камень - коварный подарок пер-о Псамметиха. Но <отец
истории> Геродот с предельной ясностью свидетельствует, что недостойный
сын Кира печально прославил себя еще задолго до рокового подарка. Все с
ним случившееся явилось лишь неизбежным следствием его поступков,
продиктованных волей необузданной и помраченной. И все же за камнем
потянулась недобрая слава, будто бы он приносит беду.
Он и вправду принес много горя, но такова история всех без исключения
драгоценностей. По самой природе своей они никак не могли принадлежать
людям простым и неимущим. А среди сильных мира сего - во дворцах и храмах
- они, подобно увеличительному стеклу, вбирали в себя отсветы непримиримых
противоречий и яростной борьбы.
САМСАРА - КРУГОВОРОТ БЫТИЯ
Глава первая
ЭФФЕКТ СНЕЖНОГО КОМА
Вопреки прогнозу, который сулил переменную облачность без осадков и
умеренный до сильного ветер, циклон с Атлантики принес ливневые дожди.
Люсин прибежал на работу совершенно мокрый. Он повесил пиджак на плечики,
развязал галстук и сбросил ботинки. Пожалел, что не может переменить
носки.
<Авось высохнут до конца рабочего дня>. Он с сомнением покосился на
забрызганное косыми, прерывистыми струйками окно. В комнате было сыро и
зябко. Через открытую форточку просачивался холодный туман. Отчетливо
доносился шум водосточных труб, шелест струй по асфальту.
Люсин встал и, оставляя на паркете влажные следы, захлопнул форточку.
Уютнее от этого не сделалось.
Он зажег настольную лампу с белым жестяным светорассеивателем, насухо
вытер голову полотенцем.
- К тебе можно? - В кабинет вошел Шуляк с картонной папкой под
мышкой. - Тю! - остановился он на пороге. - Та ты ж промок, як цуцик!
- Промок. - Люсин вынул из ящика зеркальце и расческу. - Хоть
причешусь.
- Проверил я всю четверку. - Шуляк ногой пододвинул себе стул и,
присев бочком, раскрыл папку. - Те двое, как мы и думали, прочно сидят.
Бочкареву еще два года до звоночка, а Запрянчуку - несколько месяцев. В
местном УМЗ о нем хорошо отзываются. Надеются, что рецидива не будет. Но
это так, лирические отступления. Пойдем дальше... Старичок Потехин мирно
живет у себя в Саратове. Последние две недели он провел в больнице, где
лечил голодом язву двенадцатиперстной кишки. Так что он вне подозрений и
вообще давно завязал. Остается один Зализняк Фрол Никодимович по кличке
Стекольщик. Согласно прописке, он должен проживать в поселке Солнцево,
бывшее Суково, но там его давно никто не бачил. Шут знает, где он
ошивается. Большой кудесник, как говорят. Если только не объявился новый
гастролер, племя молодое, незнакомое, окошко в Жаворонках - его работа.
Правда, ребята, которые имели с ним дело, сильно сомневаются. И
действительно, с какой стати старый, можно сказать, заслуженный домушник
навесит на себя мокрое дело?
- Лексикончик у тебя! - покачал головой Люсин. - Любо-дорого
послушать.
- Та! - ухмыльнулся Шуляк. - С кем поведешься, от того и наберешься.
Мы от них набираемся, они - от нас.
- Чем же, интересно, мы их обогащаем?
- А ты послушай, как они о процессуальных нормах рассуждают, о
статьях! Это ж законники! Чуть что - права качают, прокурора требуют.
- Ну, такому мы их не учим. Это, я бы сказал, чисто профессиональный
интерес... Пусть разошлют фотографии этого Стекольщика по отделениям.
Спасибо тебе.
Зазвонил внутренний. Люсин снял трубку.
- Люсин слушает.
- Зайдите ко мне, Владимир Константинович.
- Сейчас буду, товарищ генерал. - По тону начальника Люсин догадался,
что Григорий Степанович не один.
<Интересно, кто у него? - подумал Люсин, спешно завязывая галстук. -
Впрочем, скоро узнаем>.
В кабинете генерала сидел щеголеватый подполковник в новом, идеально
отглаженном кителе. Маленькие закругленные погончики выглядели на нем
весьма элегантно и даже кокетливо, а орденская планка на груди была залита
в сверкающий плексиглас. Люсин, обычно следивший за собой, почувствовал на
миг все убожество своего штатского, изрядно пострадавшего под дождем
костюма.
- Майор Люсин, - соблюдая субординацию, первым представил его
генерал. - Подполковник Костров Вадим Николаевич, из УБХСС. - Он едва
заметно кивнул на гостя.
Подполковник молодцевато вскочил, и они крепко, хотя и с несколько
показным радушием, пожали друг другу руки.
- Как я уже говорил вам, Владимир Константинович, - генерал указал им
на стулья, - в УБХСС заняты сейчас делом на алмазоперерабатывающем заводе,
откуда, по некоторым предположениям, уплывают алмазы. Мы тогда, насколько
мне помнится, решили, что вам будет полезно подключиться. Хотя бы в
порядке, так сказать, повышения общего кругозора. Товарищ Костров с
готовностью пошел нам навстречу. Буду рад, если ваши интересы как-то
пересекутся. Надеюсь, это окажется полезным для обеих сторон.
<Молодец, дед! - восхитился Люсин. - Прямо-таки ас протокола>.
- Я так просто уверен, что вы сумеете нам помочь, - не замедлил
откликнуться подполковник. - Ведь по всему чувствуется, что дело нечисто,
а за руку не схватишь. Никак концов не найдем.
- Вот и обменяйтесь опытом, товарищи. - Генерал медленно, словно
нехотя, поднялся. - Введите друг друга в курс дела. Не стану вам мешать.
Люсин и Костров, почтительно встав, проводили его взглядом и, когда
дверь бесшумно закрылась, сдвинули стулья для непринужденной беседы.
- Курите? - спросил подполковник, раскрывая коробку <БТ>.
- Благодарю. - Люсин сунул в зубы пустой мундштучок. - Отвыкаю.
- Ценный почин... Товарищ генерал сказал мне, что вы заняты сейчас
расследованием, связанным с Институтом синтетических кристаллов? - первым
начал Костров. - Злоупотребления?
- Убийство, - угрюмо процедил сквозь зубы Люсин. - Не знаю только,
насколько оно связано с институтом.
- О! - Подполковник понимающе закивал.
- Почему мы подумали о вас? - наклонился к нему Люсин. - Ведь если
убийство вызвано какими-то темными махинациями с камушками, то мы
неизбежно выходим на вас. Разве нет?
- Вероятно. - Подполковник курил неглубокими, частыми затяжками и
тоненькой деликатной струйкой выпускал дым. - Как правило, крупное хищение
предполагает наличие хорошо отлаженной системы сбыта. Не исключено, что и
ваше дело как-то сопричастно, пусть самым краешком, с кем-нибудь из наших
клиентов.
- Наши люди станут вашими, - пошутил Люсин.
- В этом и смысл предполагаемого содружества, - без улыбки ответил
Костров.
- Но я почти ничего не знаю о камнях, - посетовал Люсин. - Тем более
вас, кажется, интересуют алмазы?
- Главным образом.
- В НИИСКе их, к сожалению, не делают.
- Но изменением фотохромных и других оптических свойств кристаллов
там занимаются?
- Что-то в этом роде они, по-моему, мастачат. - Люсин сосредоточенно
пытался восстановить в памяти беседу с Фомой Андреевичем. - Знаете что? -
неожиданно просветлел он. - Вы лучше расскажите мне про ваши заботы, а я
по ходу дела попробую сообразить, насколько это касается моего НИИСКа. Я
ведь полный профан в этом деле, - признался он с обезоруживающей улыбкой.
- Мне надо все сначала как следует разжевать, только тогда от меня будет
хоть какой-нибудь толк.
- Хорошо, - подчинился подполковник. - У каждого свой метод... Вот
только с чего начать? - Он положил сигарету на край массивной пепельницы
из желтого хрусталя и задумался.
- Лучше всего с самого начала. - осторожно предложил Люсин. - Мне ни
разу в жизни не довелось побывать на алмазоперерабатывающем заводе.
- В самом деле? - вяло удивился Костров. - Тогда у вас еще все
впереди. Лично я питаю к гранильному делу слабость. Древнейшее и очень
почетное ремесло, достигающее высоты подлинного искусства, должен вам
сказать. Да... Как-то на досуге я просматривал старинные гравюры и
заметил, что гранильная мастерская семнадцатого, скажем, века чем-то
внешне напоминает современную. Представляете себе? Взять, например,
рабочий стол с характерным волнообразным краем, - он почти не изменился.
По-прежнему во впадине волны стоит кресло мастера, а его инструменты лежат
справа, на ее, простите за поэтический образ, гребне. Сильный источник
света, набор увеличительных стекол, миниатюрные станочки, шлифовальные
круги - все эти непременные принадлежности ремесла унаследованы от
прошлого. То обстоятельство, что мощный электромотор заменил собой ручной
привод, лишь облегчило труд огранщика, но отнюдь не изменило его
индивидуальный, романтический, я бы сказал, характер... Я не слишком
многословен?
- Что вы! - запротестовал Люсин. - Вы очень интересно рассказываете.
- Дело не в том, интересно или неинтересно, - покачал головой
Костров. - Не понимая некоторых характерных сторон ремесла, вам трудно
будет судить и о существе злоупотреблений, которые...
- Совершенно верно! - живо перебил собеседника Люсин. - Мой коллега
не далее как вчера сказал, что расследование порой немыслимо без знания
производственной специфики.
- Он безусловно прав.
- Все горе в том, что в течение одного только дня нам приходится
вникать в кристаллографию, технологию добычи торфа и ювелирное дело.
Голова пухнет... Но продолжайте, пожалуйста, мне действительно интересно.
- Коротко скажу о технологии. - Тон подполковника стал несколько
суше. - Природные кристаллы внешне не так уж красивы, как это думают
несведущие люди. Они мутноваты и похожи скорее на окатанное морем стекло,
которое делается прозрачным лишь в воде. Для выявления присущей
драгоценному камню игры его сначала подвергают огранке, а затем шлифуют и
полируют. Успех здесь прежде всего зависит от искусства огранщика, его
художественного чутья, от того, насколько правильно подобрал он для
каждого конкретного камня тип огранки. Таких типов довольно много: чистых,
комбинированных, смешанных. Чистые формы огранки включают в себя пластинку
по древнеиндийскому рецепту, розу, клиньями, ступенчатую, кабашон и так
далее. Для огранки алмазов наиболее часто применяется форма, которая так и
называется - бриллиантовая. Но эта классическая форма, предложенная еще в
1456 году Людвигом Беркэмом, знает несколько вариантов. Во времена Беркэма
вокруг верхней и нижней площадок камня делали всего по шестнадцать граней;
потом появилась двойная бриллиантовая огранка на тридцать две боковые
грани, расположенные вокруг площадки в два ряда, и, наконец, в наш век
стали делать пятьдесят шесть, шестьдесят четыре, даже восемьдесят восемь
граней. И для этого есть все основания. Не думайте, что огранщики просто
соревнуются друг с другом в тонкости ремесла. Мол, кто лучше блоху
подкует. Существо дела в том, что с увеличением числа граней усиливается
игра света, а следовательно, притягательность камня и его стоимость. Тут
мы подходим к самому важному для нас. При желании из алмазного кристалла
можно изготовить и классический бриллиант по Беркэму, и современный - в
восемьдесят восемь граней, и последний крик моды - так называемую
<принцессу>, и <сердце>, что кому нравится. Здесь все будет разным: выход
готовой, так сказать, продукции из исходного монокристалла, количество
алмазной пыли, стоимость полученного бриллианта. Маленький бриллиант, но
хорошо ограненный стоит дороже большого заурядной огранки. При прочих
равных условиях карат <принцессы> процентов на двадцать дороже карата
тройной огранки. Все, повторяю, зависит от чутья и искусства мастера, от
того, каким ему видится бриллиант, который, как сказал Брюсов, <невидим
нам, пока под гранями не оживет в алмазе>.
- Очень точно сказал.
- Вот именно. - Костров смял сигарету, не докурив немного до фильтра,
и сразу зажег новую. - Именно потому, что бриллиант в алмазе невидим,
никто не может навязать мастеру тот или иной вариант. Как правило,
огранщик сам решает, что надо делать. Он единственный, кто в глыбе мрамора
видит статую. Конечно, в более-менее заурядном случае. Для решения судьбы
камней нерядовых - многокаратных или особо красивых - созываются
консилиумы специалистов, на которых сообща решают, каким быть будущему
бриллианту и что делать с отходами. Так, величайший в мире алмаз,
найденный в Южной Африке, - знаменитый <Кулинан> свыше трех тысяч каратов
- распилили на три крупных камня и более чем сотню мелких бриллиантов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг