- Но ведь только что...
- Да, вы правы, только что впервые обозначился след. Версия,
примитивная и железная в своей однозначности версия вырисовывается почти
без участия серого вещества. Но как раз это меня и настораживает.
- Почему, позвольте спросить? Разве речь идет не о весьма
значительной сумме? Таксиста на прошлой неделе из четырнадцатого парка по
голове стукнули за меньшее. У него, судя по счетчику, тридцать шесть
рубликов было.
- Да знаю я, - устало отмахнулся Люсин. - И про то, как алкоголики
из-за пятерки насмерть порезались, не в газете прочитал... И все же!
- Ну, не мне вам советовать, Владимир Константинович. Тем паче, что с
собачкой не погуляешь: остыл след. Мозгами ворочать надо. Разгадывайте
свои иероглифы, раз уж возникла такая нужда. Прошу пардону, если осложнил
вам с Натальей Андриановной.
- Боюсь, что так. - Люсин озабоченно почесал макушку. - Пошлет она
меня куда подальше и будет права.
- Она-то? Уж это точно. Она может... Хотите, я у нее официально
прощения попрошу? На любые унижения пойду, чтоб только простила?
- Издеваетесь? - Люсин неодобрительно покосился на не в меру
разговорившегося напарника. - Как-нибудь обойдемся без жертв.
- Обиделись никак?
- Напротив. Начинаю понимать, что с вами все-таки можно
сосуществовать. Без последнего куска хлеба не оставите.
- Уж не идея ли наклюнулась какая?
- Может, и наклюнулась, только нипочем не скажу.
- Да знаю я ваши милицейские штучки! Хотите на спор?
- На пиво.
- Что так дешево?
- Проиграть боюсь.
- Ну, пиво так пиво, хоть я его и в рот не беру... А думаете вы,
милейший, что надо вдарить по темному элементу. Проверить, короче говоря,
местную клиентуру. Станете отпираться?
- Не стану, - Люсин задумчиво покачал головой. - Куда от вас
денешься? Прямо рентген... Ориентировку мы, конечно, пошлем, хотя чует мое
сердце, что пользы от нее будет, как от козла молока. Но на пиво вы
заработали.
- Ой хитрите, майор! - Гуров проницательно прищурился. - Другое у вас
сейчас на уме.
- Верно, другое. Жалею, что не завернули к Аглае Степановне. Придется
позвонить. Хочу справиться, когда дождь кончится.
- А она знает?
- Уж будьте уверены!
Глава девятая
___________________________________
УЧЕНИК ТРУБАДУРА
Авентира I*
Вечер за вечером косматая комета - вестница бед, вставала над
перетекающим горячими струями горизонтом. Горная чаша догорала
воспаленными сполохами отуманенного заката, и над долиной расплывался
зеленоватый болезненный сумрак. Жгуче отсвечивали в дымной полумгле
красные точки. Словно и впрямь хвостатая звезда, напоминающая срезанную
голову, изливала горячую кровь на истерзанную землю. Одинокими обелисками
возвышались сквозящие дырами колокольни.
_______________
* Приключение, предприятие, связанное с опасностью, рыцарский
подвиг. Лат. adventura, франц. aventure, нем. Aventiure - непременный
компонент рыцарского романа.
На железных столбах, опутанных цепями, черными от огня, сидели
зловещие вороны. Сыто расклевывая развеянный ветрами прах мучеников, их
черные стаи тянулись над разъезженной, еще римлянами мощенной дорогой,
полого взбиравшейся на горный склон.
Частокол копий неровно вставал в зареве. Конные рыцари и пешие
латники далеко растянулись по дороге от Каркассона к Монсегюру, держа
арбалеты на облитых кольчугой плечах. Флажки и хоругви тяжко покачивались
над гремящей железом колонной. Корчились на ветру кровавые кресты плащей и
летела над всем огненная королевская орифламма, обретая странное сходство
с набирающей силу кометой.
Под этим знаменем кончалась война, которую вот уже почти сорок лет
вели, с благословения Рима, против собственного народа французские короли.
Впервые орифламма, что буквально означает "златопламенная", была
развернута в сражении с соплеменниками - с мирными обывателями,
населявшими щедрые лангедокские земли, дающие здешним лозам их
удивительный солнечный аромат. Суверенное графство, где все, от мала до
велика, начиная с самого Раймунда Седьмого и кончая последним школяром,
дали увлечь себя на путь опаснейшей ереси, простиралось от Аквитании до
Прованса и от Пиренеев до Керси. Династия Раймундов, графов Тулузских,
была настолько славна, а сами они так могущественны и богаты, что их
называли "королями Юга". Но если на Севере ревностно исповедовали обряды
апостольской римско-католической церкви, то в наследственных владениях
графов Раймундов все шире распространялась опасная ересь, таинственными
путями проникшая во Францию из далекой Азии.
Альби, Тулуза, Фуа, Каркассон - повсюду множилось число тех, кого
назвали потом катарами*, или альбигойцами, поскольку впервые они заявили о
себе именно в Альби. "Нет одного бога, есть два, которые оспаривают
господство над миром. Это Бог Добра и Бог Зла. Бессмертный дух
человеческий устремлен к Богу Добра, но бренная его оболочка тянется к
Темному Богу", - учили катарские проповедники. В остроконечных колпаках
халдейских звездочетов, в черных, подпоясанных веревкой одеждах пошли они
по пыльным дорогам Прованса, проповедуя повсюду свое вероучение. Они
называли себя Совершенными и свято блюли тяжкие обеты аскетизма.
_______________
* От греческого "чистый".
Простые обыватели жили обычной жизнью, веселой и шумной, грешили, как
все люди, и радовались преходящим земным радостям, что ничуть не мешало
прилежно соблюдать те немногие заповеди, которым научили их Совершенные.
Главная гласила: "Не проливай крови".
Шпионы великого понтифика не могли даже ответить на самые простые
вопросы владыки: каковы обряды альбигойцев? Где они совершают свои
богослужения и совершают ли их вообще?
Нет, ничего достоверного узнать о катарах не удалось. Может быть,
виной тому был мудрый и весьма человечный принцип: "Клянись и
лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны!" Однако чем менее известно было
о новой ереси, тем злокозненнее она казалась.
"Катары - гнусные еретики! - проповедовали католические епископы. -
Надо огнем выжечь их, да так, чтобы семени не осталось..."
Папа Иннокентий Третий послал в Лангедок доверенного соглядатая -
испанского монаха Доминика Гусмана*, причисленного впоследствии к лику
святых. Доминик попытался противопоставить аскетизму Совершенных еще более
суровую аскезу католических фанатиков с самобичеванием и умерщвлением
плоти, но у жизнерадостных южан подобные процедуры вызывали только смех.
Тогда он попытался одолеть еретических проповедников силой своего
красноречия и мрачной глубиной веры, но люди больше не уповали на
спасительную силу пролитой на Голгофе святой крови.
_______________
* Доминик Гусман считается основателем ордена доминиканцев.
Фра Доминик покинул Тулузу, глубоко убежденный, что страшную ересь
можно сломить только военной силой. Вторжение стало решенным делом. Его
начали втайне готовить со всем характерным для папства тщанием и
обстоятельностью.
Личной буллой великий понтифик подчинил недавно учрежденную святую
инквизицию попечению ордена доминиканцев - псов господних.
После убийства папского легата Пьера де Кастелно в 1209 году римский
первосвященник провозгласил крестовый поход, и христианнейший король
Филипп Второй Август двинул к границам Лангедока закованных в сталь
баронов и армию в пятьдесят тысяч копий под командованием графа Симона де
Монфора Старшего. Карательная экспедиция приобретала затяжной характер.
Невзирая на превосходящую военную силу и творимые крестоносцами зверства,
с "умиротворением" графства дело подвигалось туго.
Умер Иннокентий, и конклав кардиналов избрал нового папу; три короля
сменились один за другим на французском престоле, а в Лангедоке все еще
полыхало пламя восстаний. Покоренные и униженные жители вновь и вновь
брались за оружие во имя бессмертных заповедей Совершенных. Только через
десятки лет головорезам, вроде Монфора, удалось как будто бы утихомирить
опустевшую, измордованную страну.
В одном лишь Безье, согнав жителей в церковь святого Назария,
каратели перебили несколько тысяч.
Безье горел три дня; древний Каркассон, у стен которого катары дали
последний бой, был наполовину разрушен. Уцелевшие Совершенные с остатками
разбитой армии отступили в горы и заперлись в пятиугольных стенах замка
Монсегюр. Это была не только последняя цитадель альбигойцев, но и главное
их святилище. Стены и амбразуры Монсегюра, строго сориентированные по
странам света, позволяли, подобно Стоунхенджу друидов, вычислять дни
солнцестояния.
Среди защитников крепости, возведенной на вершине горы, было всего
около сотни военных. Остальные не имели права держать оружие, ибо в глазах
Совершенных оно являлось носителем зла. Но и сотня воинов целый год
противостояла десяти тысячам осаждавших крепость крестоносцев. Все же силы
были слишком неравны. Объединившись вокруг своего престарелого епископа
Бертрана д'Ан Марти, Совершенные и следующие их заповедям миряне -
философы, врачи, астрономы, поэты - готовились принять мученическую
смерть.
Монфор Младший следил за осадой с холма. Его иссеченный шрамами лик в
овале кольчужного шлема казался навеки закаменевшим, словно у рыцарей, что
спали вечным сном в кафедральном соборе. Тяжело опираясь на двуручный меч,
он и сам был похож на гранитный кладбищенский памятник. Клиновидный щит с
фамильным гербом лежал у ног. Тощий доминиканец в рясе, со свежевыбритой
тонзурой и подпоясанный вервием, тенью замер у него за спиной. Это был
Арно де Амори, папский легат.
- Завтра на рассвете я возьму Монсегюр, - сказал Монфор, ощущая чужое
назойливое присутствие,
- Да будет так, - отозвался доминиканец. - Слишком много времени ушло
на осаду этого капища еретиков. Его святейшество папа даже выразил
удивление.
Монфор раздраженно дернул изуродованной в сражении щекой.
- Эта земля обещана мне, и она будет моей навеки. Положитесь на слово
Моцфора: я очищу графство от нечестивцев.
Легат благостно вздохнул.
- Не думай о бренных богатствах, сын мой... Чем больше твердости
проявишь ты в борьбе с врагами истинной веры, тем скорее достигнешь цели.
Само небо возложило на тебя священную миссию.
Монфор с иронической улыбкой покосился на монаха.
- Ты говоришь о бренных благах? В подвалах катаров, я слышал,
хранится немало бесценных сокровищ. Наш славный король и его святейшество
папа давно точат на них зубы. Да и ты, отец мой, не останешься, наверное,
обделенным?.. Недаром же, не щадя сил своих, торопишь моих людей. Так ли
уж угодно богу избиение христиан? Даже если они придерживаются иных
взглядов на святую троицу?
- Это ты так еретиков называешь?
- Э, святой отец, - вновь страшно усмехнулся Монфор. - Позволь уж мне
говорить все, что я думаю. Почему не пошутить напоследок? Ведь моя
преданность церкви слишком хорошо известна. Завтра мы совместными усилиями
отправим Детей Света в вечную тьму.
- Amen! - глухо отозвался монах. - In nomine Iesus domini
omnipotentis*.
_______________
* Аминь! Во имя Иисуса - господа всемогущего (лат.).
- А все же разреши мои сомнения, святой отец. - Холодное лицо Монфора
исказила саркастическая гримаса. - За пятиугольной стеной укрылось много
мирных жителей. Среди них - старики, женщины, невинные младенцы. Возможно,
не все они заражены скверной. Не подскажешь ли, как вернее всего отличить
еретиков от добрых католиков?
- Убивай всех, сын мой, - кротко улыбнулся монах. - Бог узнает
своих...
Когда Юг и Кламен выбрались из подземного лабиринта, все было
кончено. На поле мучеников остыл пепел, хотя в самой крепости еще бушевал
огонь. Сквозь проломы в стенах, то угасая, то вновь вспыхивая под вздохами
ночного ветра, розовело зарево.
Как ночью вошли, так и вылезли ночью. Но спускались, выполняя
последнюю волю Наставника Совершенных, вчетвером, а теперь их осталось
двое.
На узкой тропе уже перед самым гротом их заметили вражеские
лазутчики. Выдал гремучий сорвавшийся камень, когда у кого-то случайно
подвернулась нога. Два брата, Экар и Эмвель, обнажив мечи и стилеты,
остались у входа. Пока Юг и Кламен, сгибаясь под тяжестью ноши, волокли
заветный ковчег к секретному лазу, который издавна прозывался Обителью
слез, братья приняли неравный бой.
Узкое пространство не позволяло Христовым воинам атаковать
развернутым строем. Пришлось, отбросив копья с флажками, на которых
серебрился крест семейства Монфоров, нападать попарно. Самоотверженно
отбив три или даже четыре таких наскока, катарские юноши пали, порубанные
кривыми дамасскими мечами, вывезенными из сарацинских пустынь.
Так и остались лежать в вековой мягкой, как паутина, пыли, напитав ее
холодеющей кровью.
Но тех последних, неимоверно растянувшихся минут, отданных схватке,
оказалось достаточно, чтобы Кламен с Югом затерялись в кромешной тьме.
Сколько потом ни искала королевская стража, последний след их оборвался в
сталактитовом зале "Орган Ахерона", где отверзались зевы бесчисленных
галерей. Никто не решился продолжить преследование. Только кучу факелов
напрасно пожгли. Даже самые смелые крестоносцы вернулись обратно, не
сделав и сотни боязливых шагов. Ходы петляли, раздваивались, сверху капала
вода, и многократное эхо пугающе шумело в ушах, мешаясь с отголоском
подземных потоков. Соваться, не зная точного плана, было равносильно
самоубийству. По всему выходило, что ускользнули альбигойские сокровища из
Монфоровых загребущих лап. Богатейшее Тулузское графство присвоил король,
сундуки с золотом катары предусмотрительно переправили в замок у испанской
границы, и вот теперь стонущий Аид поглотил таинственный ковчег с
вырезанной из цельного смарагда волшебной чашей.
Словно проклятие какое тяготело над коленом Симона де Монфора
Старшего.
Не токи родственной крови,
А волю звезд - небесных судей -
В игре той строгой улови
И разгадай наследство судеб...
Скверное наследство, дурная кровь. Грубо сколоченным эшафотом
обернется однажды трон, на который посягнут потомки неукротимого
крестоносца. В месиве истерзанного крючьями мяса, в лютом безумии
"квалифицированной казни", принятой при английском дворе, сбудутся
пророчества.
Когда Юг и Кламен, спрятав в потайных штольнях свой бесценный груз,
вылезли из пещер, то не узнали родимой земли, пропахшей гарью и
мертвечиной. Над руинами Монсегюра плыла, качаясь в дымных волнах,
беспощадная алебастровая луна. Седой иней опушил колючий бурьян, пустые
глазницы смерти слепо таращились из проломов и обрушений. Странная больная
мечта о вечной искре, что, меняя бренную оболочку, теряет память о ней, но
все же никогда не угасает совсем, уже не витала над грудами закопченных
камней. Сама надежда на возрождение была похоронена под исковерканными
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг