Так или иначе - ты знаешь, сколь беспомощен человек в такой позе!
- Во фронтальной высокой стойке? Пожалуй...
- Ах, значить, это "фронтальная высокая стойка" называется? Какая разница,
впрочем... Важно, что беспомощнен в ней человек, но нет у него запретов,
не позволяющих воспользоваться такой беспомощностью. И не преполагало наше
естество, что мы изобретем смертоносные варианты ближнего боя. Оружие же -
холодное, огнестрельное, атомное, импульсное - исходным проектом вообще не
предусматривалось. Природа - не Бог. Не может она предусмотреть всего. И
именно от такой ее непредусмотрительности происходит наша свобода - и наше
рабство. Наше стремление видеть врага там, где его нет... Стремление быть
старшим, первым там, где старших, первых не может быть по определению -
равно как и младших, последних...
- И наша воля к жизни, наша борьба до конца, потому что сдаваться некому,
не будет принята сдача - солдат впервые прервал своего собеседника.
- Да,- чуть помедлив согласился атташе.- Пожалуй, и это тоже.
- Но это не худшие качества в бою!
- Не худшие. В бою, в науке, в искусстве...
Два человека молча смотрели друг на друга, взаимно измеряя меру понятого.
- Следовательно, будь у нас иные корни...- солдат уже не сомневался в
ответе.
- Да! - Атташе яростно кивнул - первое его резкое движение, которое видел
солдат.
- Да! Будь нашими предками кто-нибудь из грозных хищников, а не слабые
всеядные зверюшки - нам не пришлось бы подставлять победителю уязвимое
место, да еще без всякой гарантии, что это его остановит!
(И снова перед глазами вдруг возникла картинка воспоминание, и снова она
ярка и реальна, куда реальней, чем все, что находится в камере. Но это уже
не детство, а события прошлого года.)
...Учебный поединок. Инструктор, на которого солдат было наскочил мощным
атакующим движением, вдруг словно проваливается, переходя в низкую позицию
- и удар, который был бы смертельным, окажись поединок схваткой врагов, а
не средством обучения, и ощущение полета, и холод досок пола под щекой ...
А потом - голос, вроде бы мягкий, но такой, что не ослушаешься: "Да не
атакуй же ты в полный рост, вояка, в такой стойке ты - жертва!" У
инструктора были узкие глаза, изжелта-смуглая кожа и абсолютно
непроизносимое имя - похлеще, чем у завров. Он-то был землянин настоящий;
урожениц Старой Земли, мастер клановой школы, не то наследник, не то даже
создатель оригинального искусства боя. "Стиль дракона", кажется, его
система называлась...
Дракон... Ящер... Ящер!
"Заурос" по-гречески. Завроид - в официальной терминологии. Завр - в
просторечье.)
Мигательная пленка - пелена, которой нет, окончательно исчезла где-то в
уголке глаза, который есть. А вместе со вторым зрением пришло полное
спокойствие. Спокойствие и уверенность в том, что Атташе не ограничится
только объяснением причин, приведших его в камеру смертников.
- И что же теперь? - спросил солдат. Сердце его билось ровно, не частило.
Вместо ответа атташе словно заговорил о чем-то постороннем:
- Закон разумного хищника - крепок. Особенно, если это закон неписанный.
Его можно обойти...
- Обойти - вот так? - солдат встряхнулся; нацепленное на него железо
отчетливо звякнуло.
- Можно обойти, но нельзя нарушить.- продолжал атташе, словно не слыша; -
Это - их рабство. И их свобода. Свобода - потому что нарушить его может
только генетический и нравственный урод, мутант, который столь плох, что
давно оставил надежду стать еще хуже. Такого мутанта ничего не
останавливает на уровне подсознания - и он воистину неостановим. И вот
когда такой появляется - редко, очень редко, чуть ли не единожды за всю
завроидную историю - его свобода становится рабством для всех остальных.
Оттого и нужно, чтобы с ними был кто-то, живущий по менее жесткой
инстинктивной программе...
И сейчас же, без всякого перехода:
- У меня есть код этого замка, сынок. Не замка наручников, а замка цепи. И
есть у меня магнитный пропуск, автоматически открывющий дверь - правда, он
рассчитан на одного, но думаю, что если идти вплотную, след в след... За
дверями и дальше по коридору стоят часовые, но все они, как ты их
называешь, завры. А снаружи, сразу у входа, мой лмчный флаер, который
официально является частью территории Земли. Он стоит со включенным
двигателем и водителем у штурвала. Впрочем, погони не будет.
Атташе протянул руку к цепи, нажал на что-то - и на этот раз стальные
звенья сползли на пол совершенно беззвучно.
Несколько секунд солдат сидел, не шевелясь. Распрямился он без спешки,
хотя затекшие мышцы болели немилосердно.
- Кто дал Вам код? - спросил он, сам сознавая, насколько неуместен этот
вопрос - вопрос из числа тех, которые даже не задають, а уж тем более не
получают ответа.
- Председательствующий.- просто ответил атташе.
- Кто?!
- Председатель трибунала. Судья. Завр, если тебе будет угодно. Дал код,
дал полную информацию - без нее я, пожалуй, не разобрался бы, не сумел бы
свести в систему свои размышления об этико-генетической блокировке... И
еще кое-какую информацию он мне дал. В частности, о том, что он не намерен
жить дольше тебя - если вынесенный им приговор будет приведен в
исполнение. Ты хорошо понимаешь, что это значит?
Солдат молча кивнул. Секунду подумал - и снова кивнул несколько раз подряд.
Атташе посмотрел на него с некоторым подозрением:
- Надеюсь, на сей раз ты все действительно понял правильно. А то мне уже
приходилось сталкиваться с твоим ... скажем так, очень простым пониманием
весьма сложных проблем.
Если это была порция яда, то она пришлась вовсе не к месту.
- Я уже не тот, что был прежде,- сказал солдат. Сказал без гордости и без
стыда - просто констатируя факт.
- Видимо, ты прав... Ну, ладно. Сломи свою гордыню, человече!
- "Сломи"...- повторил солдат с непередаваемой интонацией.
- Согласен. "Сломить" - синоним "пригнуть". "Ломать шапку" - кланяться.
Обычный поклон, Взаимная дань вежливости - тоже как бы обоюдное признание
собственной слабости, отсутствия желания напасть: так, сняв боевой шлем,
склоняли голову под смертельный удар, чтобы остановить его, удар этот... И
хватит с нас семантики.
Атташе встал. Выпрямился.
Выпрямился?
- Ты идешь, сынок?
(И снова - будто колокольная медь прозвучала в его голосе).
* * *
Мы шли рядом - и двери открывались перед нами, и часовые вытягивались в
струнку, словно отдавая почести. Лишь одно отличало наше шествие от
церемонии почетного караула: поворот головы каждого из охранников. Не на
нас они смотрели, а мимо нас. В сторону.
Все это были молодые ребята, если можно сказать такое о заврах и если я
правильно сумел определить их возраст. По человеческим меркам - мои
ровестники.
И шли мы шаг за шагом по коридору, и все ближе выход, и солдаты,
чешуйчатые сверстники мои, выстроились вдоль стен живыми шпалерами, и
подчеркнуто бесстрастное выражение застыло у них в глазах... Бесстрастное
ли?
И вот уже, вот он - выход, сквозь двойное бронестекло двери виден стоящий
на улице флаер... И невысокая, ладная фигурка водителя склонилась над
пультом управления в состоянии мгновенной готовности... И стеклянная
дверь, повинуясь единому для всех дверей сигналу пропуска, начинает
медленно открываться...
Но я остановился. Остановился в шаге от двери, напротив последнего
охранника. И взглянул ему в лицо, прямо в глаза - пристальнее, чем
остальным.
Не бесстрастие я прочел там - а насмешку. Отвращение. Презрительную
ненависть. И ясно мне стало, что эти же чувства сркыты в глубине глаз всех
остальных охранников, моих братьев-солдат.
С их точки зрения - я на брюхе выползал!
И сейчас, вот сейчас, когда я шагну через порог, они навсегда,
окончательно утвердятся в этих чувствах. Насчет меня. Насчет всех нас.
Это не было обдуманным решением. Ничего такого не обдумывал я, когда моя
левая нога выдвинулась вперед, насколько позволяет цепочка нижних оков.
(Теперь, когда, нестянуты они средней цепью - позволяет!)... Корпус боком,
полусогнут... Колени разведены и тоже полусогнуты, вес распределен
равномерно...
Низкая стойка. Не совсем такая, как учил нас инструктор с непроизносимым
именем - но вполне пригодная для боя.
Я еще успел заметить, как сузились зрачки последнего из охранников.
* * *
Утро уже наступило, но город внизу еще лежал в полутьме рассветных
сумерек. Однако флаер поднялся высоко и солнечные лучи мягко оглаживали
его открытый салон.
Но солдат не обращал на это внимания. Было ему так худо, что он, пожалуй,
ни на что уже внимания не обращал. Даже на то, что он все-таки жив.
Ерупная дрожь сотрясала его тело. Временами он всхлипывал.
Его спутник, невысокий пожилой человек, перегнувшись со своего сидения,
потряс его за плечо. Осторожно потряс - он ожидал бурной реакции. Но
ничего не произошло.
- Сынок, ты слышишь меня? Очнись.
С третьей попытки он добился какого-то подобья ответа. Солдат медленно
повернулся к нему. На его щеках пролегли влажные дорожки от слез, но он и
не думал вытирать их.
- Все хорошо, сынок. Все позади. Все прошло.
- Нет...- как-то механически ответил юноша.- Ничего не прошло...
- Я же сказал - все позади. Успокойся.
- Ничего для меня не прошло.- повторил солдат.- И уже не пройдет никогда.
...Лишь миг смотрел он глаза в глаза молодому завру-охраннику, стоящему к
нему в пол-оборота. И тут же отвернулся. Не человек отвернулся - завр.
Сохраняя прежнюю выпрямленную позу, охранник, как часовой механизм,
повернувшись вокруг вертикальной оси, изменил угол стойки. И снова его
почти змеиное по своим очертаниям лицо смотрело мимо солдата. По-прежнему
- в пол-оборота.
Не поняв или не поверив, солдат сделал еще один шаг, пытаясь зайти сбоку.
И снова отвернулся охранник - так, что теперь глаза его смотрели в стену.
Никак теперь солдат не смог бы встретиться с ним взглядом...
Никому здесь оказалась не нужна его жертва. Ее попросту отказывались
принять. И этот отказ от проявления власти - был полной властью. Столь
полной, что бороться с ней оказывалось нельзя.
...Наверно, если бы Тот, кто избрал себе в удел крест, сам вознес его на
место распятия (сквозь плевки, насмешки, удары бичей, но - сам, сам выбрал
эту участь, знал, на что идет) - если бы после всего этого был бы Он не
вознесен на скрещенные бревна, а пинками изгнан прочь с Голгофы - Он
испытал бы ту же меру унижения. И Он понял бы его...
- Что ж, вспомни свои слова, сынок - ты уже не тот, что был прежде. Я же
не говорю -"ничего не было". Я сказал -"все прошло". И ты прошел - прошел
через такое, что немногим сейчас доводится проходить.
- Да, я не тот, каким был прежде...- говорил солдат все еще с трудом,- Я...
- Нет! - неожиданно звонко выкрикнул атташе, не давая закончить фразу.
- Ты слышал такое выражение - "школа жизни"!? Да, есть такие школы,
которые лучше проходить заочно. Но так ли, иначе ли - ты прошел ее! И
теперь ты - не нечто меньшее, чем был прежде. Напротив - большее!
Атташе задохнулся от собственного крика. Переждав подступающий приступ
кашля, он договорил уже в пол-голоса
- "Больше" - не обязательно значит "лучше". Да ведь и "хуже" не
обязательно значит! Как уж все сложится - не дано нам знать этого прямо
сейчас...В будущем ты разберешься в этом - ты сам разберешься, кто же еще..
И - уже совсем шепотом, чуть слышно:
- Будущее теперь у тебя есть...
Встречный ветерок бил в лицо - дуновения его были словно насыщены солнцем,
лучи которого уже набрали полную силу. И слезы высохли.
- Куда мы летим? - спросил юноша.
- В земное посольство. А оттуда - сразу на Землю. Ты бывал когда-нибудь на
Старой Земле?
- Нет... Только один раз - когда нас в конвой назначили. Но я тогда ничего
и не видел, кроме...
- Ну, вот. Давно пора...
* * *
Водителю флаера ветер бил в лицо гораздо сильнее, чем двоим пассажирам на
заднем сидении. Но он только чуть прищурил свои и без того раскосые глаза.
Водитель не почти следил за полетом - он вел флаер к посольству столь же
спокойно, уверенно, как опытные пилоты ведут боевую машину в атаку, когда
незачем и некогда думать, все решается само собой и потому движения
приобретают абсолютную безошибочность.
Солнечный зайчик, упав на его широкие скулы, окрасил желтовато-смуглую
кожу в оливковый цвет.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 05.01.2003 13:17
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг