искусственные волосы благородного седоватого отлива свободно развевались,
придавая ему сходство с разгневанным королем Лиром. В руке у него была
тяжелая инкрустированная трость с острым наконечником, как костыль
стивенсоновского Сильвера, и он, войдя, с треском вогнал ее в пол.
- По какому праву? - заревел он, весь кипя благородным негодованием.
- Что вы себе позволяете?
- Садитесь, - сказал я сухо и кивком отослал доставивших его
полицейских.
- Что?! Я спрашиваю: кто вам дал основания? Мне предъявляют ордер, по
которому я должен быть доставлен на допрос в принудительном порядке! Я вам
что - торговец марихуаной? Кто ваш непосредственный начальник?
Я молча смотрел, как он беснуется. Он ревел еще несколько минут,
гремя тростью и меряя шагами кабинет. Седые нейлоновые патлы развевались.
Стул, мешавший ему ходить, он отшвырнул.
- В конце концов, я знаком с комиссаром Плугаржем! Лично! Я пожалуюсь
ему сегодня же! Это невиданное хамство! Допрос в принудительном порядке! Я
подам на вас в суд! Это диффамация! На глазах у моих подчиненных! Два
полицейских кастрата! Едва не в наручниках! Вы сошли с ума! Я что -
арестован?!
Он обрушил трость на мой стол, и я сказал:
- Сейчас я выпишу ордер на арест. Тогда у вас, по крайней мере,
отберут эту палку.
- Послушайте, - сказал он, сваливаясь на стул и слегка понижая тон. -
Я понимаю, что в большом коллективе может случиться всякое. Народ разный.
Вы могли поговорить со мной на эти темы, зайдя ко мне в любое время.
Хорошо, я мог бы даже посетить вас здесь и дать вам любые показания. Мало
того, я с удовольствием помог бы вам провести следствие, так как первый
заинтересован в том, чтобы в фирме работали только честные, ни в чем не
замешанные люди. Это подрывает авторитет, это антиреклама... Но я даже не
знаю, в чем дело! Эти два идиота сами не знают, о чем меня хотят
расспросить! Они ведут себя так, будто меня арестовывают по подозрению! В
чем?!
- Большой коллектив, говорите? Не такой он у вас и большой, - заявил
я. - Почему, кстати? - Меня действительно, во время подготовки к визиту
продюсера, удивила малая численность постоянного персонала. - Для такой
кинофирмы... - Я сделал выразительную паузу и вдруг увидел, что ему не
понравился вопрос.
Он молча смотрел на меня. Потом тихо, но с легким взрыкиванием
спросил:
- Это все, что вас интересует?
- После того, как вы ответите на этот вопрос, мы перейдем к другим.
Например, почему вы подали вдруг заявку на такое немыслимое количество
статистов для участия в вашей предстоящей ленте о днях Большого путча.
По-моему, в самом путче участников было чуть поменьше...
После этого вопроса, как я заметил, с него сошел почти весь гонор, и
я с удовлетворением отнес это на счет качества моей подготовки к
разговору. Главное - показать собеседнику свою осведомленность. При этом
не дать ему сразу понять, о чем же главном пойдет беседа. Иногда даже
требуется так вести разговор, чтобы допрашиваемый остался вообще в полном
неведении о его основном смысле и даже так и не вспомнил бы потом главного
вопроса... Мне же надо было незаметно подвести К. П. к моменту, когда бы
моя козырная карта могла его полностью деморализовать.
К. П. долго и путано объяснял, что предстоящий фильм - совершенно
особый, что в организации съемок... гм... наступила определенная заминка,
что зритель ждет от этого фильма особой... гм... достоверности, так как
пожилые люди сами пережили эти... гм... прискорбные события и, так
сказать, почувствуют малейшую фальшь... что предполагается фильм
сделать... гм... как бы фрагментарным, состоящим из множества эпизодов, не
связанных друг с другом сюжетно, что это... гм... не фильм о любви, где
достаточно двух или, вернее, трех актеров, что объем подобной продукции, с
малым числом актеров, резко упал...
- Что ж, - сказал я, - успехов вам в освоении нового жанра. Кто же
автор сценария? Аугусто Арренио Мендес? - К. П. молчал, безумно таращась
на меня, и я, насладившись паузой, продолжил: - Но меня интересует еще и
другое. Например, каков годовой объем подобной вашей продукции? - И бросил
на стол пару видеокассет.
- Что это? - спросил он с паузой, но высокомерно. И тогда я решил,
что пришла пора дать ему под дых - фигурально выражаясь, конечно. Это был
не Умберто, но именно этому кинобоссу, вдохновителю виденной мною гадости,
я бы с удовольствием съездил по зубам.
Под дых я ему врезал и увидел, что в нем что-то дрогнуло. Он был
совершенно не готов к такому разговору и совершенно искренне, по-видимому,
полагал, что вызвали его по поводу поимки какого-нибудь мелкого мошенника
вроде того же Умберто. Этот момент растерянности надо было использовать,
потому что, слегка придя в себя, он бы понял, что улик-то у меня маловато.
- Как видите, я вполне мог бы выписать ордер на арест, а не на
допрос, - сказал я. - Однако у меня к вам пока - заметьте, пока - только
вопросы. И вот еще один из них...
Он ждал.
- Вами заслан или подкуплен сотрудник ИАВ. Как его имя?
Похоже, шок у К. П. продолжался.
- Какой... - пробормотал он, - какой... Иов? Это что, из Библии?
- Бросьте валять дурака, - сказал я грубо. - Имя?
- Как странно... - продолжал бормотать продюсер, выворачивая шею из
полураспущенного ворота дорогой французской рубашки. - ИАВ... Иов... Ну
хорошо... Ну - Ользевский... - Он пожал плечами, и жест был одновременно
демонстративный и какой-то в то же время вопросительный.
- Как он был заслан?
- Никто его не засылал, это работник ИАВ...
К. П., похоже, приходил в себя.
- Сколько вы ему предложили?
Продюсер хмыкнул.
- Полмиллиона.
- И он согласился?
- Да, и он согласился.
Момент растерянности проходил. К. П. наливался черной кровью.
- Это не повод, - заявил он, - чтобы приводить меня сюда под конвоем.
И шантажировать! К этому, - он показал на видеокассеты, - я не имею ни
малейшего отношения. Да, я знаю, что это такое, но вам пришлось бы крепко
поработать, чтобы это доказать! Так-то вот! Возможно, что это
действительно делается на нашей фирме, но ваши инсинуации в мой адрес
совершенно безосновательны! Сегодня же пожалуюсь комиссару Плугаржу, -
сообщил он.
- А подкуп Ользевского?
- Послушайте! - сказал он с презрением. - Вашего ли это ума дело?
Бросьте, инспектор, бросьте... К тому же никакой это не подкуп. Оформлено
частное трудовое соглашение... Возможно, оно не совсем законно, но отнюдь
не с нашей стороны, мы могли этого не знать...
Странно: он совершенно теперь не боялся! И порнопродукция, к которой
он безусловно имел отношение, волновала его даже больше, чем дело, по
которому он мог получить, как я полагал, значительно более серьезное
обвинение! Ведь подготовка и засылка в прошлое темпонавта с программой, не
утвержденной комиссией ООН, расценивалась бы как преступление против
человечества!
- С этим, - сказал я, показывая на кассеты, - мы еще продолжим, не
отчаивайтесь...
- Думаю, что с вами мы больше не увидимся, инспектор! И вообще -
ищите, дорогой мой, другую работу! - заявил он, поднялся, встряхнул
искусственной шевелюрой и вышел вон из моего кабинета - пришедший в себя,
исполненный презрения, вздорный, уверенный в собственном величии. Впрочем,
из управления красиво уйти ему не удалось, потому что дежурный
полицейский, ни слова не говоря, завернул его обратно.
- Вы забыли сказать "до свидания", - сказал я ему, расписываясь на
пропуске. Он промолчал, высокомерно вздернув подбородок. Я же, несмотря на
несомненный успех - удалось зацепиться за следующее звено! - после его
ухода некоторое время боролся с приступом неуверенности. В чем-то К. П.
меня переиграл. Но в чем? Ищите, говорит, другую работу... Нет, господа!
Менять работу я не собираюсь. И если в расследовании наметился успех, надо
его развивать.
7
Фамилия, которую назвал мне К. П., чем-то смутно была мне знакома. Я
вспомнил: когда-то у меня был сокурсник с такой фамилией. Вернее, так:
когда-то я был сокурсником человека по фамилии Ользевский. Да, именно так
- некоторое время я с ним вместе учился. Это было не самое лучшее
воспоминание, потому что Ользевский закончил весьма модный и престижный
тогда факультет весьма модного и престижного университета. Впрочем, это
было действительно очень серьезное и сильное учебное заведение, и
Ользевский, мой недолгий друг и удачливый соперник, закончил его блестяще,
получив степень магистра, а я - нет. Не закончил. Не смог. Не потянул.
Оказалось, что электронное квазимышление, как и вообще кибернетика - это
не для меня. Казалось бы, ну и что? Но вспоминать об этом мне не хотелось.
Поэтому я предпочел думать. Что этот Ользевский и тот, знакомый, просто
однофамильцы и не имеют друг к другу никакого отношения.
Однако это были не однофамильцы. Оказалось, что это именно Марк
Ользевский, и когда я, найдя его хозяйство в одном из корпусов ИАВ, вошел
и поздоровался, он сразу узнал меня:
- Сбитнев? Привет. Сколько лет! Где же ты сейчас обретаешься? Ребята,
мы вместе учились, - представил он меня своим коллегам.
Коллеги были как коллеги: патлатые, бородатые, в белых халатах, все
как один обтянутые неизбежными синтетическими лосинами; они курили; один
при этом устроился на подоконнике, другой на столе, третий подпирал двери,
и только Ользевский сидел, когда я вошел, на предмете, специально
построенном как опора для седалища.
- Психоник? Программист? Электронщик? - осведомился тот, который с
подоконника, а поскольку я промолчал, Ользевский пояснил:
- Да нет, ребята, Сбитнев... э... недоучился... Так уж получилось. Он
решил переменить специальность. Ты ведь спортсмен? Э... Сбитнев всегда
славился во всех видах спорта.
Он хотел, назвать меня по имени, но забыл, как меня зовут. И это мне
помогло. Я действительно занимался спортом и в честной борьбе не раз
приносил пользу своей команде. Но никогда, ни разу не был чемпионом.
Коллеги заржали, когда он сказал, что я славился во всех видах спорта, и
это тоже мне помогло.
Они все сейчас с интересом глядели на меня. Наверно, подумал я, у них
плохо с развлечениями. Работы у них, наверное, много, поэтому они так
заинтересовались недоучившимся сокурсником их коллеги и, как я понял,
шефа. Ользевский был начальником отдела.
- Я пришел к тебе, Марк, по делу, - сказал я излишне сухо. - Нам надо
поговорить.
- Да бог с ним, сразу о деле! Успеем! Садись, сейчас ребята подымят и
разойдутся. У нас было маленькое, понимаешь, совещание. Так сказать,
мозговая атака... Ты ведь не забыл, что это такое? Помнишь наши семинары?
- Да, - сказал я, - не забыл.
Увы, я их помнил, наши семинары. Помнил, как светлая голова
Ользевский легко и просто предлагал решения и сам, в свою очередь, ставил
проблемы и проводил мысленные эксперименты, и постоянно острил, и часто
впопад, и часто - над тугодумом Сбитневым, и как все хохотали - надо мной.
Я понимаю, что в любом маленьком коллективе обязательно должен быть и
лидер, и козёл отпущения. Однако мне и сейчас было неприятно вспоминать,
что Ользевский был лидером... а я - вторым в упомянутой табели о рангах.
- Да... а... где ты работаешь?
Он опять хотел назвать меня по имени и опять не вспомнил.
- Я работаю в полиции, Марк, - сказал я.
Он искренне удивился. Остальные оживились. Остальным показалось, что
это интересно. Их явно томил сенсорный голод.
- Полицейский... - протянул Ользевский с искренним изумлением. - Ну,
брат... Ну, такого я еще не слышал. Всяко бывает, конечно, не всем же, в
конце концов, заниматься - ну ее к богу! - психоникой... - Он остановился,
закурил и протянул пачку мне. Я, разумеется, отказался.
Это немедля возымело действие. Видите ли, было существенно - курю я
или нет, так как в очередной раз по всему миру шла мощная антиникотиновая
кампания, и, как всегда, интеллигенция фрондировала.
- Он спортсмен, ему нельзя, - сказал тот, что с подоконника.
- Он полицейский, - возразил второй, - но им, наверное, тоже нельзя.
- А разве для полицейских это вредно? - осведомился первый.
- Ну конечно, - сказал самый патлатый. - Ведь курение приводит к
импотенции, а полицейскому импотентом быть не положено.
Долгим взглядом обведя всех троих, я повернулся к Ользевскому,
который удобно расположился в кресле, вытянув ноги, и пускал дым кольцами,
сквозь которые затем давал резкую сильную струю.
- Марк, я на работе и пришел к тебе по делу.
- Мы тоже на работе, - сказал самый патлатый, - и пришли сюда тоже по
делу.
- В самом деле... Может быть, встретимся вечером? - предложил
Ользевский. - Что же мы, право... Столько лет не виделись... Расскажешь,
как ты там, в полиции... Грязная, наверное, работка? Алкаши, наркоманы,
да?
- Да нет, - сказал я, - не всегда. Бывает и почище публика.
- Например, программисты, электронщики... - подхватил коллега с
подоконника.
- Приходится их арестовывать прямо у пультов, - сказал патлатый, и
они снова заржали.
- А револьвер у полицейского с собой? - спросил третий.
Револьвера у меня с собой, конечно, не было. (Да и зачем бы он мог
мне понадобиться на территории городка?)
Коллеги Ользевского ржали, продолжая острить.
Все это отнюдь не означало, что они что-то имеют против меня. Просто
такая это вот была манера: непрерывно иронизировать, непрерывно над чем-то
(или над кем-то) смеяться. Признаться, я и раньше, десять лет назад,
утомлялся от этого. Ользевский - нет. Правда, сейчас Марк, похоже, не был
заводилой. Он был теперь, наверное, мэтр и вставлял свои шутки изредка.
Что ж, они привыкли к этой своей манере, они жили ею, как жили кофе и
сигаретами, и еще у них должно было пахнуть канифолью, но канифолью не
пахло, потому что теперь уже ничего не паяли ни электронщики, ни, тем
более, психоники - элита элит.
Они веселились, они острили и при этом вовсе не думали, что меня это
может особенно задеть. Да меня бы и не задело. Я отчетливо понимал, что
меня это совсем бы не задело, я б отлично сумел поладить с этими ребятами,
и они давно бы ушли, и я разговаривал бы уже с Ользевским - если бы это
был не Ользевский.
- Ты что, Борис, смотришь на меня так неприязненно? - поинтересовался
Ользевский. - Наверное, ты вспомнил девчонку, что мы не поделили, Ольгу?
Ребята, я у него в свое время отбил девушку, а он в отместку едва не отбил
мне печень! Что бы я делал сейчас без печени?
- Спортсмен-спортсмен, а девочку упустил - айай-ай...
- Она предчувствовала, что он переквалифицируется...
- Да, а теперь-то, наверное, с девочками плохо, да?
- Да нет, он же не курит...
- Потом ведь у полицейских, наверное, бесплатно... У них абонемент...
Боже ты мой, он все забыл. Он забыл не только мое имя, он забыл все,
как это было с Ольгой, да, она нравилась мне, но я ей - нет, ей нравился
Марк, но все это было непросто, а сейчас он уже забыл, что об этом не надо
говорить - должны же быть вещи, о которых не надо болтать; он все забыл и
так легко вспоминает об этом...
- Меня зовут не Борис, а Юрий, - сказал я. - Плохо у тебя, старик, с
памятью. Ранний склероз, а?
Они все так же дружно заржали, и Марк в том числе. Моя реплика была в
русле, в их тоне, в их стиле. Стиле легкого, а иногда, впрочем, и слегка
натужного, но главное - непрерывного юмора.
- Извини, Юра, действительно забыл, - сказал он, переставая смеяться.
- Давай уж действительно о деле, ты ведь говоришь - по делу пришел?
- Остальным придется выйти, - сказал я нарочито жестко и сразу вызвал
теперь уже явное неприятие себя, уже антипатию - они сразу от этого тона и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг