юго-западе, виднелась возвышенность.
Низко стоявшее, почти у самого горизонта, солнце вдруг проглянуло
сквозь облака. Словно распахнулась дверь в светлую комнату. Но скоро опять
небо затянулось облаками, и снова все помрачнело. А ветер дул не
переставая, и люди старались поворачиваться к нему спиной.
- А велик ваш остров? - спросил Гущин.
- Не очень, - ответил хозяин, - тридцать девять километров в длину и
двадцать два в ширину.
- А кажется, будто мы на материке, - сказал Цветков. - Куда ни
посмотришь, моря не видно.
- Это оттого, - объяснил Орнульф, - что мы находимся в низине, почти в
центре острова. Стоит только подняться на крышу - и увидите море.
- А почему вы живете именно здесь? - спросил Гущин. - Разве нет тут
какой-нибудь бухты?
- Есть очень удобная бухта.
- Так вам бы около нее жить!
- Зачем?
- Как зачем? Чтобы удобнее было плавать на материк. Вы же привозите
оттуда что-нибудь?
Хозяин вдруг заговорил сердито, почти злобно:
- Никогда и никуда на материк мы не плаваем и ничего оттуда не
привозим! А кроме того, - немного спокойнее добавил он, - до материка
доплыть отсюда очень сложно... Но бухтой мы, действительно, пользуемся для
морского промысла. И вначале мы там, около нее, установили дома. Но потом
перенесли их сюда - здесь имеется кое-что, около чего нам важно быть
поблизости.
Сейчас увидите.
Они обогнули большой дом, и вдруг перед ними блеснула вода. Глазам
открылось озеро.
- Вот отсюда мы берем пресную воду, - сказал Орнульф.
- А верно! - спохватился Гущин. - Я и не подумал, как вы снабжаетесь
водой.
Ну, конечно, вам надо жить здесь, а не у бухты!
- А реки на острове есть? - спросил Цветков, - Нет. Только ручьи, когда
тает снег.
- Но чем же тогда питается это озеро?
- Сейчас увидите, - сказал Орнульф.
Они подошли ближе к воде. Крупные птицы плавали по озеру, совсем как
где-нибудь в средней полосе России, а не на далеком Севере. Ветер рябил
воду, гнал в одну сторону мелкие волны. Птицы взъерошились, нахохлились от
ветра, но занимались своим делом: опускали головы в воду, вытянув шеи,
что-то доставали снизу, потом закидывали головы, глотали, крякали.
Одна птица, широко расправив крылья, взвилась - и вдруг, словно
сорванные ветром, с нее посыпались перья, полетели одно за другим. Птица
не могла бороться с ветром и беспомощно опустилась у самого берега. Гущин
бросился к ней, нагнулся. На лице его последовательно сменялись
недоумение, изумление, восторг.
Подошли Орнульф и Цветков. Хозяин осторожно взял в руки жалкую птицу;
она мелко дрожала, но не сопротивлялась.
- Она, она! - закричал Гущин.
Глава 7
Инкогнито раскрыто
Так вот куда занес их шторм! Прямо к цели их поисков!
В сильном волнении смотрел Гущин на птицу. Кто здесь может заниматься
научными экспериментами? Не саамы же? Значит, этот "господин Орнульф",
этот странный отшельник, - ученый? Это он и есть тот самый, кого они
разыскивали?
Глаза Гущина встретились со взглядом хозяина, столь же удивленным.
- Кто это "она"? - спросил Орнульф.
- Лысая утка, - пояснил Гущин.
- Как это "лысая"? - не сразу понял Орнульф. - Ах, вы хотите сказать,
что у нее мало перьев?
- Вот именно.
- Но почему она вас так заинтересовала? Однако здесь, на ветру, трудно
разговаривать. Пойдемте сюда.
Неподалеку от озера находилась постройка вроде длинного сарая.
- Это наше подсобное помещение, - сказал Орнульф.
Он открыл дверь, и они очутились в темном тамбуре. Хозяин прикрыл
наружную дверь и открыл внутреннюю. Они вошли в помещение, плотно
притворив дверь.
- Ну вот, мы здесь можем поговорить, - сказал Орнульф.
Он открыл большую проволочную клетку, стоявшую у стены, и посадил в нее
птицу.
Она забилась в угол и нахохлилась.
- Ничего, отойдет, - сказал хозяин, - привыкнет. А перья скоро вырастут.
- Вы ее кормили щитовидной железой? - спросил Цветков.
- Э, да вы разбираетесь в этом! - удивился Орнульф. - Вы биолог,
эндокринолог?
- Да, - коротко ответил Цветков и, не находя нужным умалчивать,
добавил: - Я ученик Рашкова.
Холодные синие глаза хозяина вдруг сверкнули:
- Рашкова?! Как... как он живет?
- Разве вы знакомы с ним? - удивился Цветков.
- Нет. Но, конечно, знаю. Как же его не знать!
- Николай Фомич живет отлично, - сказал Цветков.
- Не может быть! - вырвалось у хозяина.
- Да почему же? - удивился Цветков.
- А если отлично, - я его не уважаю!
Опять эта несуразная странность! Неужели Орнульф и в самом деле
психопат?
Обидно! Ведь он, очевидно, действительно ученый.
Как прав был Николай Фомич, предположив его существование "где-то в тех
краях"! Рашков правильно определил, что этот ученый - чудак. Но почему
Николай Фомич уверен в его талантливости? Тут Рашков ошибся. Нельзя
допустить, что Орнульф сам додумался до повторения его открытия,
сделанного уже тридцать лет назад. Ведь он, очевидно, хорошо знает Рашкова
и его работы. И если он их копирует, что же тут талантливого?
- За что вы не уважаете Рашкова? - осторожно спросил Юрий.
Он сделал это вовремя, видя, что Гущин готов вспылить.
Но разве можно спорить с сумасбродом?
Орнульф молчал, глядя на них обоих так, будто хотел проникнуть в их
самые сокровенные мысли. Потом сказал:
- Потому что он остался в России.
- Как остался? Когда? - не понял Цветков.
Гущин был так поражен нелепым ходом мыслей Орнульфа, что сразу не смог
ничего вымолвить. Он устремил на хозяина изумленный взгляд. А Орнульф, не
отвечая на реплику Цветкова, спросил:
- Почему вы бежали из России?
- Да с чего вы взяли, что мы бежали? - рассердился Гущин.
- А как же вы сюда попали?
- Вы сами знаете: нас занесло штормом.
- А как вы очутились на катере в открытом море?
- Катер для нас спустили с рыболовного судна, - пояснил Цветков, - а на
судне мы отправились разыскивать вас.
- Меня? - удивился Орнульф. - Да откуда же вы узнали о моем
существовании?
- Благодаря вашим птицам. Их находили и убивали на берегу Белого моря и
даже значительно южнее. Хотя, - спохватился Юрий, - я не понимаю, как они
могут залетать в такую даль - ведь они летают плохо.
- Их, вероятно, заносило ветром, - сказал Орнульф. - Но как вас мог
заинтересовать такой вопрос, имеющий отношение к науке, если в России... -
Он взглянул на недоумевающие лица своих собеседников и вдруг смущенно
замолчал.
Он молчал так долго, что гости его стали терять терпение.
- Скажите, - тихо спросил он наконец, - разве фашисты... не всем миром
владеют? Или, - поправился он, - не всей Европой?
Гущин даже вздрогнул от неожиданности.
- Как вам могла прийти такая дикая мысль, что Европой могут владеть
фашисты?
- вскричал он и несколько спокойнее добавил: - Их уже давно разгромили.
Орнульф был поражен.
- Как давно? - недоверчиво спросил он.
- Вот уже несколько лет!
- А фашистская Германия? А Япония? А их союзники?
- Да говорят же вам, - уже резко крикнул Гущин, - разгромлены впрах!
Как это вам до сих пор неизвестно?
Орнульф потупился и молчал. Нет, лицо его вовсе не было похоже на лицо
сумасшедшего - скорее он напоминал человека, который мучительно борется с
каким-то кошмаром. Гущин долго смотрел на него и поймал себя на какой-то
даже симпатии к нему. Вид сильного, отчаянно борющегося человека всегда
вызывает сочувствие.
- Послушайте, - сказал Цветков, - мы вам себя назвали, рассказали о
себе и еще расскажем. Скажите же нам, кто вы такой, зачем вы забрались
сюда, почему у вас такие странные представления о том, что делается на
Большой земле? Мы явились к вам с самыми лучшими намерениями, хотя и
попали к вам невольно.
Орнульф молчал. Что-то трепетало в глубине его синих глаз. Сильное
чувство отразилось на его сухощавом лице. Так сквозь прозрачный, еще
крепкий лед видно, как нарастает полая вода.
Цветков тронул Орнульфа за руку:
- Господин Орнульф, разве вы не чувствуете, что можете довериться нам?
Орнульф продолжал молчать. Потом поднял голову, посмотрел им обоим в
глаза и отчетливо произнес:
- Я - академик Таусен.
Глава 8
История Таусена
Цветков оторопел. Ведь он десять лет назад прочитал в газетах о смерти
Таусена! Это был один из известнейших эндокринологов Западной Европы. В
1939 году было напечатано сообщение о его самоубийстве. Он оставил мрачное
письмо. Цветкову даже запомнились некоторые выражения из этого письма. В
нем говорилось, что для человечества наступает "беспросветная ночь". Так
вот откуда уверенность Таусена в том, что фашисты владеют миром! Но почему
же он не знает, что происходит на свете? И как он оказался в живых?
Цветков пристально глядел на Таусена.
"Итак, Рашков и в этом был прав! Действительно мы имеем дело с
выдающимся ученым".
- Лева, - взволнованно сказал Юрий, - оказывается, наш хозяин -
крупнейший ученый! И в некотором роде - воскресший из мертвых!
- Да, - безразличным тоном подтвердил Таусен и добавил: - За десять лет
я вчера впервые увидел вас, людей с Большой земли.
- Как же вы сюда попали? - нетерпеливо спросил Гущин.
- И почему вы оторваны от всего мира? - недоумевал Цветков.
- Господа, - сказал Таусен, - я не могу вам ответить в двух словах, это
история многих лет. И мне даже трудно привыкнуть к мысли, что я могу об
этом кому-нибудь рассказывать. Знаете что? Сегодня нам, как видно, не
придется больше осматривать остров. После обеда я постараюсь вам
рассказать все. А с островом вы еще успеете познакомиться детально, у вас
будет очень много времени...
- Почему же? - подозрительно спросил Гущин. - Разве вы собираетесь
надолго задержать нас здесь?
- Я совсем не хочу делать ничего против вашего желания, - сказал
Таусен, - но не думайте, что отсюда можно выбраться в любой момент. У нас
еще не холодно, но кругом пловучие льды. Только весной - и то не каждый
год - можно доплыть до Большой земли.
- Но мы можем радировать нашему правительству! - воскликнул Гущин.
- Здесь нет радио, - медленно произнес Таусен.
- Мы так и думали, - сказал Цветков. - Но почему же?
- Так вышло, - ответил хозяин. - Я потом расскажу вам. Да...
радиостанции у нас нет, и построить ее мы не сможем. Нет ни материалов, ни
знающих людей. Я биолог, а не техник. Из моих помощников только Эрик,
которого вы видели, справляется с электростанцией, но о радиотехнике он
понятия не имеет. А вы?
- Я, как вы уже знаете, тоже биолог, - сказал Цветков.
- А я - журналист, - сказал Гущин. - Кое-какое представление о
радиотехнике имею, но поэтому-то мне и ясно, что радиостанции нам не
построить.
Внезапно раздался резкий гортанный крик. Гущин вздрогнул.
- Что вы? - невесело улыбнулся Таусен. - Это ведь утка, которая так
заинтересовала вас.
Птица оправилась в тепле. В клетке стоял большой таз с водой. Она
начала было плескаться в нем. Полетели брызги. Птица выскочила, стала
отряхиваться.
И тут же принялась за корм.
Однако сейчас уже не она интересовала москвичей. Им хотелось поскорее
узнать про судьбу Таусена. Что заставило его пойти на такую странную
мистификацию и скрыться от людей?
Они нетерпеливо ждали, когда Таусен начнет рассказывать о себе.
Быстро потускнел короткий полярный день. Сразу же после обеда пришлось
включить свет. И до поздней ночи гости Таусена слушали его необычайное
повествование.
- Я начну издалека, - говорил он, - так будет яснее. Я уроженец Осло.
Родился в богатой семье. Тогда еще наша столица называлась Христианией.
У моего отца был довольно крупный маргариновый завод. Жили мы в
собственном небольшом, но комфортабельном особняке. В столице Норвегии я и
провел большую часть своей жизни.
Когда я кончил гимназию, отец настаивая, чтобы я поступил в
политехникум в Тронхейме. Но у меня уже тогда появился интерес к биологии.
Я поступил на медицинский факультет университета, окончил его и перешел на
биологический.
Я был оставлен при университете, стал доцентом, а потом вскоре и
профессором. Я очень увлекся самостоятельными исследованиями.
Особенно меня интересовала внутренняя секреция. Я много работал над
гипофизом - нижним придатком головного мозга. Ну, вы не специалист, -
обратился он к Гущину, - скажу вам немного подробнее. Этот орган залегает
на нижней поверхности головного мозга, на дне черепной коробки, где есть
углубление. Оно называется благодаря своей форме "турецким седлом". Так
вот гипофиз заполняет это углубление. Один из гормонов передней доли
гипофиза имеет огромное значение для роста организма.
- Мы видели в Ильинске акромегалика, - заметил Гущин.
- А где это Ильинск? - спросил Таусен и, не дожидаясь ответа, сказал: -
Вы знаете, отчего это бывает? Человек до зрелого возраста развивается
нормально, и вдруг гипофиз у него начинает разрастаться и отделять в кровь
повышенное количество гормона. Тогда, хотя общий рост уже не может
увеличиться, уродливо разрастаются отдельные части тела - особенно кисти
рук, ступни, язык, нос, скулы и другие части лица. Ученые выяснили, что
акромегалия связана с разрастанием гипофиза. Если гипофиз чрезмерно
разрастается в ранней юности, то человек будет великаном, а если
недоразовьется - выйдет карлик.
Вдруг Таусен прервал себя и обратился к Цветкову:
- Простите меня, коллега, я увлекся и рассказываю вашему товарищу.
- А я слушаю с интересом, - не совсем искренне сказал Гущин: на самом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг