Таусен оставил позади жизнь, оставил все и, как он думал, навсегда.
Если бы он мог чувствовать и радоваться так, как эти непосредственные
дети природы! - думал он, глядя на довольные, счастливые лица саамов.
Таусен успел сдружиться с ними за время пути.
Никогда не забудет он первых дней на острове. Это было незадолго до
наступления полярной ночи. Дни быстро кончались, но долго длились сумерки.
Людей не приходилось торопить.
Саамы так старались, что в первый же день до темноты успели собрать
один дом.
- Ночевали мы на судне, - продолжал рассказывать Таусен. - На следующий
день собрали большой дом. Дома эти очень просты, собираются быстро. Но
жить в них еще нельзя было - не было отопления, и мы два дня оставались на
судне.
На третий день смонтировали ветряк, сделали проводку, установили лампы
и поэтому смогли работать и после наступления темноты. Поставили
электропечи, провели освещение и на четвертый день перебрались в дома...
- Позвольте... - перебил Гущин. - Значит, вы собрали дома и
смонтировали ветряк у самой бухты?
- Совершенно верно. Там мы прожили первую зиму. Мы думали, что
поселиться у самого моря будет удобнее, но не учли, что пресная вода,
необходимая нам и нашим животным, была очень далеко, а отправляться за ней
нам приходилось гораздо чаще, чем в море. И в первое же лето мы перенесли
сюда дома и ветряк, а следующей зимой соорудили ледяную постройку.
- Какую же? - спросил Гущин.
- Вы в ней были, - ответил Таусен.
- Это куда утку отнесли?
- Совершенно верно.
- Да неужто! Я и не заметил, что она ледяная.
- Здесь леса нет, - объяснил Таусен, - а нам трудно было даже привезти
достаточно дерева для мебели.
- Это неплохо придумано, - сказал Цветков. - У нас в Москве и в других
городах есть ледяные склады для продуктов, и они стоят по нескольку лет.
- Помещение, в котором вы были, - продолжал Таусен, - лишь часть
ледяной постройки. В нем я держу подопытных птиц. В других помещениях -
моя лаборатория и склады. Все они, по мере надобности, отапливаются такими
же электрическими печами, как и жилые дома. Нужна, конечно, хорошая
изоляция.
Как видите, я неплохо справился и со строительными задачами. Правда, я
предварительно взял с Большой земли литературу по этому вопросу.
- Ну, а судно? - спросил, явно волнуясь, Гущин. - Что же все-таки с
ним? Я жду, когда вы скажете, что с ним сталось. Вы на нем прибыли, вы его
не уничтожили - куда же оно девалось?
- Стоит в бухте, - спокойно ответил Таусен.
Гущин вскочил, глаза его заблестели.
- Чего же мы ждем? - вскричал он. - Скорее туда!
- Незачем, - сказал Таусен. - От него остались одни обломки. Его и бури
трепали и волны. Мы о нем не заботились. Я решил, что оно нам никогда не
понадобится. Так что, как видите, вернуться на Большую землю не на чем.
- Нет, нет, мы вернемся! - горячо и убежденно сказал Гущин.
- Я тоже в этом не сомневаюсь, - спокойно подтвердил Цветков.
Наступило молчание.
Таусен задумался.
Да, советские люди - люди незнакомого ему, иного склада...
Он подумал о том, что, наверно, когда немцы заняли огромную часть
русской земли и уже подходили к Москве, русские были так же убеждены в
своей победе.
Одни из них, вероятно, говорили об этом пылко, как Гущин, другие -
спокойно, как Цветков, в зависимости от темперамента.
Но ни у кого не было и малейшего сомнения. Иначе разве они могли бы
победить?
Глава 11
Гости продолжают знакомиться с островом
Поздно разошлись собеседники. На более южных широтах уже было недалеко
до рассвета, а на острове еще дарила глубокая ночь. Таусен, пожелав гостям
спокойной ночи, удалился в свою комнату. Он уходил задумчивый и, очевидно,
глубоко потрясенный. Всю ночь он просидел у себя за рабочим столом,
охватив руками седую голову.
Долго не могли уснуть и гости. Необычайная судьба ученого взволновала
их. Не меньше тревожила и собственная.
Впрочем, они теперь неожиданными обстоятельствами связаны с судьбой
Таусена.
Они лежали молча, и каждый думал, что друг его уснул. Оба они не
сомневались, что вернутся на Большую землю.
Но когда? Что надо делать?
Это было пока для обоих неясно.
Цветков перебирал все возможности и видел, что сейчас ни одна из них не
реальна. Значит, нужно пока основательно ознакомиться с островом, с его
поселением. Нужно завоевать доверие Таусена и саамов, а там видно будет.
Гущин строил другие планы: они с помощью Таусена и саамов ремонтируют
судно.
"Ну, хорошо, пусть оно основательно разрушено, но ведь воля и труд
могут все преодолеть!"
И вот уже они мчатся по морской синеве - туда, где их, наверно, считают
погибшими.
Оба уснули поздно, только под утро.
А утром их разбудил бодрый голос Таусена:
- Пора, пора, молодые люди! Я без вас не хочу завтракать!
И вправду было уже поздно - заспались.
На завтрак подали сваренные всмятку очень крупные яйца.
- Это утиные или гусиные? - спросил Гущин.
- Такие яйца, - ответил Таусен, - вы могли бы взять как редчайший
экспонат для любого биологического музея. Конечно, если сбудется ваша
надежда и вы вернетесь на Большую землю.
- Наша надежда нас не обманет, - сказал Гущин. - Меня больше волнует
вопрос:
согласитесь ли вы вместе с нами отправиться в Советский Союз?
- Ну... может быть... - с трудом произнес Таусен. - Судьба нас
связала...
- Не "может быть"! - настаивал Гущин. - Уверяю вас, вы уже не тот
Таусен, что были вчера.
- Но у меня нет этой надежды, - уклончиво сказал Таусен. И, словно
пытаясь избежать глубоко волнующей его темы, заговорил о другом: - Вы
спрашивали о яйцах. Они вовсе не гусиные и не утиные.
- А какие же? - спросил Цветков.
- Есть такая птица - Plautus impennis, или исполинская гагарка. Это ее
яйца.
- Да ведь она давно вымерла! - возразил Цветков. - А это была отличная
птица, величиной с гуся, только почти совсем без крыльев.
- Вы ошибаетесь: здесь на острове этих птиц много, - сказал Таусен. -
Когда-то на Севере они были так широко распространены, что в Исландии, в
Гренландии их мясо ели в громадном количестве. Оно очень вкусно, - нам его
подали вчера на ужин. Правда, считается, что эта птица вымерла. Еще в
начале девятнадцатого века встречались отдельные, очень редкие экземпляры
Plautus impennis. Последнее упоминание о них относится к 1884 году, когда
были убиты два последних экземпляра... А теперь, - добавил Таусен, - я
хочу показать вам кое-какие достопримечательности острова. Конечно, если
вы согласны.
- Разумеется, согласны! - ответил за обоих Гущин, - Эта куртка и брюки
очень легки, - сказал, одеваясь, Цветков, - но, как я уже заметил, они
чудесно греют.
- Неудивительно, - отозвался Таусен: - они на гагачьем пуху.
- Гага относится к породе уток? - спросил Гущин.
- Совершенно верно.
- Вы ее, верно, кормите щитовидной железой, чтоб она линяла?
- Вовсе нет. Пух, который берется непосредственно от птицы, даже
убитой, более жирен и тяжел. Он называется "живым". Зачем он нам, когда мы
можем набрать сколько нам нужно прямо из гнезда так называемого "мертвого"
пуха?
Он менее жирен, гораздо легче, а греет замечательно.
Они вышли на крыльцо, и Таусен повел их к ледяной постройке, к другому
входу, в противоположном конце здания. Таусен открыл дверь. Они прошли
через тамбур в большую светлую комнату. Вдоль стен стояли шкафы и висели
маленькие проволочные клетки. Тут же в углу висел умывальник. На полу
стояли громадные металлические банки. Посреди комнаты - очень длинный и
широкий, на низких ножках, белый стол.
- Это моя лаборатория, - сказал Таусен. - Не правда ли, выглядит она
очень скромно? - В тоне его прозвучало как бы смущение. - Да, на материке
я бы не в таких условиях работал...
- Кто же виноват... - начал было Гущин и замолчал.
- А между тем, - продолжал вежливый хозяин, словно не заметив его
реплики, - здесь производятся серьезные работы. Вот в этих шкафах -
хирургические инструменты. В банках - законсервированные железы внутренней
секреции. Они отлично сохраняются. Тут у меня, например, много щитовидных
желез. Я ими пользуюсь, между прочим, для экспериментов над теми самыми
утками, которым я обязан вашим присутствием.
- А чьи железы в банках? - спросил Гущин.
- Тюленьи и других морских зверей.
- Неужели железы млекопитающих годятся, например, для работы с птицами?
- удивился Гущин.
- Вполне. Гормоны желез внутренней секреции не специфичны для
определенного вида. Они годятся для любого. Даже больше: есть растительные
гормоны, которые можно использовать в работе и с животными и с человеком.
Только на беспозвоночных животных не действуют некоторые гормоны
позвоночных - слишком уж далеки они друг от друга по своей организации. А
сейчас, - с гордостью сказал Таусен, - я покажу вам кое-какие результаты
своих экспериментов.
Он снял со стены клетку, в каких обычно держат в комнатах птиц, открыл
дверцу, и небольшое животное доверчиво вылезло на подставленную им ладонь.
- Что это? Маленькая кошка? - спросил Гущин. - Я никогда не видал
рогатых кошек.
Роскошные ветвистые рога украшали головку коричневого зверька.
- Вглядитесь внимательнее, - ответил Таусен, - это не кошка, а олень.
Он осторожно взял животное и посадил его обратно в проволочную
квартирку.
Потом взял другую клетку и, не раскрывая, показал ее гостям. В ней
стоял тазик с водой.
Внезапно вода в тазике забурлила. В ней плескалось какое-то маленькое
животное. Потом оно вылезло, взобралось на небольшую деревянную подставку,
которая была укреплена на стенке тазика, и расположилось на ней, как бы
отдыхая.
Оказалось, это был крошечный тюлень, желто-серого цвета, с буроватыми
пятнами, с широкими ластами сзади и короткими ластами спереди - все как у
большого тюленя.
- Знаете что, - сказал Гущин, - мне ваш тюлень напоминает японский
садик. Я видел такой в Москве, в Ботаническом саду. Весь садик занимает
несколько квадратных метров. В нем я видел карликовые деревья.
Какой-нибудь яблоне десятки лет, а она растет в цветочном горшке, сама
толщиной в палец и ростом в несколько сантиметров. Это по существу игра с
природой, а не полезные растения.
В этот момент открылась дверь и вошла девочка-саамка, лет тринадцати.
Она улыбнулась, поклонилась гостям и начала рассматривать их с откровенным
детским любопытством. Потом подошла к клетке с оленем и приласкала
крошечное животное нежным, осторожным прикосновением. Олень стоял
доверчиво и смирно.
- Анна у нас ухаживает за экспериментальными животными, она очень любит
их, - объяснил Таусен и обратился к девочке по-норвежски.
Она отвечала ему на том же языке.
- Вы знаете, что она говорит? - обратился он к своим гостям. - Саамы
очень хотят побеседовать с вами, хотят узнать, что делается на Большой
земле.
- Прекрасно! - обрадовался Гущин. - Вы будете переводчиком. Нам самим
очень интересно побеседовать с ними. Уверяю вас, господин Таусен, они тоже
согласятся отправиться с нами на Большую землю.
- Может быть, вы правы, - сказал Таусен. - Я и сам хочу увидеть мир,
освобожденный от фашистского кошмара, и принять участие в его работе.
Работать вместе с теми, кто избавил мир от ужасов фашизма. Но ведь нам
не на чем отправиться, и мы не можем даже связаться с людьми, - печально
добавил он.
- Господин Орнульф, - нетерпеливо воскликнул Гущин, - сходите все-таки
с нами в бухту! Посмотрим судно!
- Пожалуйста, - пожав плечами, согласился Таусен. - Вы сами увидите,
что нельзя рассчитывать на него.
Выйдя из лаборатории, они подошли к озеру. Над ним клубился легкий пар.
Ветер рябил воду.
Таусен шел вдоль берега узкого озера. Цветков и Гущин следовали за ним.
Ноги местами вязли в грязи. Не сильный на этот раз ветер дул в спину.
Серые, дымчатые облака плыли низко над землей, а над ними нависли густые,
плотные облачные массы. Казалось, вот-вот пойдет дождь. Идти стало легче:
дорожка пошла по каменистой, твердой почве.
На озере плавало много крупных птиц. Они были очень оживлены - опускали
головы в воду, хрипло перекликались.
Невысокий, но крутой, обрывистый холм возвышался метрах в ста от берега.
Оттуда доносился шум падающей бурлящей воды и поднимался густой пар.
Таусен обогнул холм. Москвичи догнали его и увидели неожиданную
картину: из расщелины в скале, примерно на высоте человеческого роста, с
шипением и клокотанием вырывалась мощная горячая струя воды. Окутываясь
облаком пара и брызг, источник растекался на несколько ручейков.
- Кипяток! - крикнул Гущин, подбежал и протянул руку.
- Не трогайте, - поспешил предупредить его Таусен. - Ошпаритесь!
- Ну и чудеса! - сказал Цветков. - Даровая горячая вода в Арктике!
- Ничего удивительного, - заметил Таусен, - это не такая редкость.
Вспомните Исландию. Там и теперь двадцать шесть крупных действующих
вулканов, среди них знаменитая Гекла, и множество всяких горячих
источников и гейзеров. И землетрясения там очень часто бывают. В
Антарктике, среди вечных льдов, также есть действующие вулканы.
- А здесь бывают землетрясения? - спросил Цветков.
- Нет.
- А вулканы есть?
- Тоже, к счастью, нет. Вообще здесь подземное тепло проявляется только
в этом источнике. Судя по напору, с каким он вырывается, и по температуре
воды, он, очевидно, бьет из большой глубины. Но ясно, что когда-то здесь
действовали вулканические силы. Во многих местах почва состоит из базальта.
Встречается и окаменевший вулканический пепел. А пресный, да еще
горячий источник - в самом деле большое для нас благо. Воды от дождя и
снега нам вряд ли хватило бы.
- Но у этого озера, кажется, нет стока к морю? - спросил Гущин.
- Да, - подтвердил Таусен.
- Почему же оно не переполняется?
- Очевидно, вода фильтруется в почву через дно или где-нибудь есть
подземный сток. Как видите, источник не только создал озеро, но и
согревает его, а это привлекает птиц.
- А рыба есть? - спросил Цветков.
- Есть.
- Вы ее ловите?
- Нет, здесь почти не ловим. Оставляем для птиц. Нас море в избытке
снабжает рыбой. Но пройдемте сюда.
Таусен повел гостей вдоль ручейков. Москвичи увидели, что это не
ручейки, а каналы. Они растекались в разные стороны и напоминали речную
дельту. Два крайних охватывали большое пространство, а другие пересекали
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг