- Доблестный Ланзерот! Сатана рассчитал верно, абсолютно верно! В Зорре
почти не осталось войск, а он собрал и двинул в наши земли непомерную
силу. На каждого нашего с оружием у него - сто. К тому же он долго готовил
тяжелую конницу, под его властью горные племена, которым всегда были
неведомы сострадание и жалость, а кроме того, все колдуны, волхвы, чародеи
и волшебники служат ему верой и правдой... если так можно сказать о подлом
племени. И, самое худшее, ты же видишь, по этим землям, которые еще не под
властью Тьмы, уже почти открыто рыщут создания Тьмы, жуткие твари,
рожденные то ли адом, то ли измышлениями проклятых колдунов!
Я удивился, впервые слыша от священника что-то путное, а не злобные
выкрики в адрес отступников, еретиков, христопродавцев. Ланзерот спросил
просто:
- И что же, отец, спасения нет?
- Нет, - ответил священник. Лицо его было про-. светленным. - На этот раз
мы не устоим.
Ланзерот кивнул, лицо его оставалось таким же надменно высокомерным.
- Значит, надо седлать коней, чтобы успеть в последний бой.
Нет, подумал я с отвращением, этот священник все-таки полный идиот. Ну,
про меднолобого и говорить нечего. Милитаристы все по природе своей
интеллектом не отягощены.
Бернард прервал спор с Рудольфом, тоже поднялся. Глаза его зло блеснули:
- Да, ваша милость, все верно. Рудольф, вставай! Рассиделся.
Я смотрел на них во все глаза, перевел взгляд на священника.
- Но если нет спасения, - вырвалось у меня, - если сатана все рассчитал
правильно и нам ни за что не устоять, то как с этой мыслью драться? Мы ни
за что не победим!
Священник взглянул остро. Мне показалось, что сейчас повернется и уйдет,
но он ответил сухо:
- Верно. И поляжем все.
- Но...
- Еще не понял?
- Нет, - признался я.
- Главное, - сказал священник строго, - победить не врага, а себя.
Главное, не шкуру сберечь, а не предать! Понял? Только в этом различие
между нами и Тьмой. Для них же самое главное - уцелеть. Уцелеть любой
ценой. А для нас - не предать!
Он осенил меня крестом, то ли оберегая от сил Зла, то ли желая проверить,
не возоплю ли диким голосом и не исчезну ли в адском пламени, повернулся и
ушел к волам. Я видел, как он довольно умело помогает Асмеру запрягать,
движения его тощих лапок были уверенными и решительными. И мне послышался
далеко-далеко вверху серебристый звук фанфар.
За сегодня придвинулись к горам почти вплотную. Земля пошла холмами,
каменными насыпями. Часто попадались огромные камни, похожие на утопающих
в жидкой земле допотопных животных, кустарники вперемешку с лесом,
неопрятные рощи. Если раньше встречались аккуратными группами березняки,
дубравы или сплошь заросли вяза, то теперь все перепуталось: сосна возле
граба, дубы рядом с кленами.
Мы рыскали поодиночке в пределах видимости друг друга, повозка двигалась
посредине. Иногда деревья разделяли нас, Ланзерот тут же тревожно трубил в
рог. Я подумал, что нас только по этому реву могут запеленговать чуть ли
не с другого конца планеты и послать уже местных альфовцев на перехват.
Какая-то дурь: чем ближе к осажденному Зорру, тем неосторожнее и даже
провокационное ведет себя этот рыцарь. Как будто кому-то подает знак.
Кому-то помимо нас.
Глава 29
Я как раз проскакивал через небольшой лес, когда в сторонке послышался
звонкий голосок, напевающий песенку. Привстал на стременах, в сотне шагов
над кустами проплыло красное, исчезло. Я осторожно тронул коня, красное
еще дважды мелькнуло в просветах зелени, кусты кончились. Через поляну
хорошенькая молодая девушка несла, сгорбившись, тяжелую вязанку хвороста.
Чистое нежное лицо покраснело, но она стойко продолжала напевать свою
песенку, словно черпала в ней силы. Ее волосы были красными, как огонь или
как борода Рудольфа, опускались на спину, где их прижимала вязанка серых
сучьев.
Я успокаивающе помахал ей рукой, ибо она в испуге замолчала и застыла.
Девушка робко улыбнулась, сказала торопливо:
- Добрый день, благородный рыцарь!
- Я не рыцарь, - ответил я поспешно.
- Как же не рыцарь? - не поверила она. - Такой конь, такие доспехи...
- Если настоящие рыцари услышат, - сказал я, - меня повесят на первом же
дереве. Я просто оруженосец. Ты далеко забралась в лес. Это не опасно?
Она ответила послушно, все еще держа хворост на спине:
- Что делать, господин ры... господин. Чем-то топить надо.
Я увидел в ее глазах покорность и смиренный страх, ведь мы в лесу одни, а
молодой мужчина не упустит случая сделать с молодой девушкой все, что
желает. Я чувствовал стыд и раздражение, я ж из прогрессивного мира, где
"это" такой пустяк, что ни мужчина, ни женщина уже через пару минут не
вспомнят о коитусе, а здесь меня подозревают, что я накинусь с такой
жадностью, как будто это что-то для меня редкое и недоступное.
- Давай я подвезу тебя ближе к дому, - предложил я. - Прямо к дому не
обещаю, торопимся. Ты где живешь?
- Прямо за этим лесом наша деревня, - ответила она смиренно. - Вон за теми
деревьями уже видно.
- Садись, - сказал я. - Скоро стемнеет, а ночью тут бродят волки.
Она посмотрела на небо, на ее лице страх и надежда боролись так явно, что
я сказал еще торопливее:
- Твой хворост тоже захватим, не бойся. Я соскочил, быстро приторочил
вязанку позади седла, влез на коня и протянул девушке руку. Освободившись
от вязанки, она выглядела стройной, как березка, чистой и нежной. Красные
волосы рассыпались по плечам. На бледных щеках заиграл румянец.
- Вы так великодушны, сэр рыцарь... ой, простите, господин!
- Влезай, - поторопил я. - А то мне влетит. Она подняла на меня взгляд
чистых, почти детских глаз. И без того маленькая и хрупкая, выглядела
совсем ребенком, только крупная грудь выдавалась под простым платьем очень
отчетливо, а я старался и не мог отвести глаза от низкого выреза.
- Да, - сказала она послушно, - да... но вы уверены, господин, что не
хотите... что ничего не хотите? Я помотал головой.
- Садись! Могут же люди что-то делать бескорыстно?
- Могут, - ответила она и улыбнулась благодарно. - Но мужчины чаще
отказываются от золота, чем от женщины.
Ее тонкие пальцы скользнули в мою широкую ладонь. Я дернул, успел
удивиться ее почти невесомому телу, в следующее мгновение она оказалась в
моих объятиях. Смущаясь, как бы не подумала, что похоть все же взяла верх,
я отстранил ее, повернул к себе спиной. Конь тут же двинулся ровным
неспешным шагом
Красные пушистые волосы пахли лесной травой, щекотали лицо. Я невольно
вдыхал нежный запах. Руки сами по себе начали стискивать ее хрупкое тело.
В поясе она такая тонкая, сверху руку сладко обожгло, по всему телу
промчалась сладостная дрожь - это я нечаянно коснулся ее груди.
Девушка сидела в моих руках, как пойманный зверек. Я слышал, как часто -
часто стучит ее испуганное сердечко, вряд ли крупнее, чем у зайца. Я
старался держать мысли чистыми, но перед внутренним взором возникали
картины, где уже мну ее в стогу сена, раздетую, открытую, с раскинутыми
руками.
- Господин, - произнесла она трепещущим голоском, - господин... позвольте
мне сесть позади.
- Зачем? - спросил я. - Так удобнее.
- Я прошу вас...
- Глупости, - пробормотал я. - Здесь держу, а там свалишься.
- Я буду держаться за вас, - возразила она, чуть смелея. - Я обхвачу вас
за пояс обеими руками! И буду держаться крепко-крепко!
Она легонько вскрикнула, когда я пересаживал, для этого пришлось прижать
ее весьма крепко. Седло протестующе скрипело, я усадил ее на вязанку,
повернулся, пряча пылающее лицо, ибо пока переносил, ее грудь прижалась к
моей щеке, я успел ощутить на губах сквозь тонкую ткань упругие горячие
угольки.
Конь двигался мерным шагом, не обращая внимания на возню на его спине. Я
сидел, выпрямившись, как столб, щеки пылают, уши раскалились, перед
глазами - гнусные и сладостные видения. Я старательно гнал их, распухшие
от прилива крови губы беззвучно шлепали - то ли шептали молитву, то ли
ловили эти горячие, как угольки, кончики.
За спиной потрескивал хворост, сидеть на вязанке неудобно, девушка
поневоле согнулась в поясе, почти легла грудью мне на плечи. Я беззвучно
взмолился, почему на мне такой тонкий железный панцирь, не защищает от
жара ее молодого тела, руки ее никак не отыщут, за что ухватиться. Если б
не вязанка, то сидела бы, чинно обхватывая за пояс, а сейчас при каждом
конском шаге в испуге хватается, хватается...
- Ой, - вскрикнуло у меня над ухом, - что это у вас, господин?
Ее полные жаркие груди коснулись затылка и тут же отстранились. Я ощутил
по ее движению, что она сунула палец в рот. Перед глазами вспыхнула
сладостная картина ее полных жарких губ, уже созревших, податливых. Я
пояснил:
- Не обращай внимания. Это мне в монастыре сувенирчик вручили.
- Какой он?
- Поцарапалась? - удивился Я.
- Да нет, будто обожглась. Хотя нет, почудилось... Нагрелся от вашего
молодого сильного тела, мой господин. В вас полыхает огонь, господин.
Я буркнул:
- Не обращай внимания. Твоя деревня справа или слева?
Конь вышел на тропинку, что раздваивалась, как змеиный язык. Над ухом
прозвучало рассеянное:
- Слева... Конечно же, слева...
Правое ухо обжигало ее горячее дыхание. Мне показалось, что ее дыхание
становится все жарче, а ладони хватаются за меня даже крепче, чем чтобы
удержаться. Снова плечи обожгло прикосновение ее полных горячих грудей, я
стиснул зубы, повернул коня налево и пустил вскачь.
Грохот горячей крови в ушах гремел громче, чем стук копыт. Я ощутил, что
недостает воздуха. Над ухом раздался нежный голос:
- О, мой господин...
Как сквозь пелену я увидел вдали блеск, что разрастался, приближался.
Снова грохот копыт, щелчок. Сжимающие меня руки ослабели. Мелькнули
серебристые доспехи, сквозь шум крови в ушах гремел злой голос, ему
отвечал другой. Я с трудом различил голоса Ланзерота и Бернарда.
Я ощутил, что лежу на земле лицом вверх. Сверху появилось, заслоняя все
небо, огромное красное лицо. Бернард взглянул с отвращением, исчез. Я с
трудом приподнялся, опираясь на локоть. Да, валяюсь, как колода, посреди
тропки, неизвестно как оказавшись здесь, по щеке кровь, в голове звон и
слабость. Конь мирно щиплет траву на обочине. Ланзерот уже на коне,
Бернард что-то доказывает, загородив дорогу, Ланзерот отрицательно качает
головой.
Бернард оглянулся, лицо его было красным от гнева. Я собрался с силами,
поднялся. Ланзерот бросил в мою сторону взгляд, полный презрения к быдлу,
повернул коня и ускакал. Бернард выругался, он казался мне надвигающимся
монстром.
- Дурак! - прорычал он. - Какой дурак!
- Да, - сказал я убито, - да... Но... где та девушка?
- Дурак, - повторил Бернард с отвращением. - Так ничего и не понял. Вон
она, посмотри!
Я оглянулся, ноги подкосились. Шагах в десяти дальше по тропе лежала вниз
лицом, раскинув руки, красноволосая девушка. Пышные волосы рассыпались по
спине, закрыв ее целиком. Пальцы в предсмертном усилии вцепились в землю.
Холод страха вонзился во внутренности, когда я увидел, как глубоко она
вонзила пальцы в твердой сухой грунт. Справа из шеи торчит оперенный
кончик короткой стрелы.
Бернард подошел, грубым пинком перевернул ее вверх лицом.
- Иди сюда, дурак!
На меня взглянуло мертвенно-бледное прекрасное лицо. Прекрасное лицо не
молодой девушки, а красивой зрелой женщины. Ее рубашка порвалась на груди,
но я на этот раз не мог оторвать взгляда от красивого рта...
полураскрытого... откуда высунулись длинные клыки.
Я потрогал ноющую шею. Кровь уже не течет, кончики пальцев нащупали ранку,
закупоренную сгустком крови.
- Она... что же? Бернард рыкнул:
- Да, дурак, да! Хуже того, она была послана именно за тобой. Я видел ее,
прошла мимо меня в трех шагах. Ланзерот тоже видел. И она нас видела. Это
он сказал, что проверит, зарядил арбалет серебряной стрелой и помчался по
ее следу. Успел, она уже почти прокусила главную жилу! Еще чуть - и тебя б
уже ничто не спасло. Ни один лекарь не умеет останавливать кровь из этой
жилы.
- Господи, - прошептал я в страхе и чуть было не перекрестился. - Из
артерии, конечно... Спаси и сохрани! Что это?
- Женщина, - ответил Бернард зло. - Просто женщина. Одни женщины пьют из
нас кровь всю жизнь, просто мы не замечаем, а если и замечаем, то...
привыкли, мол, семейная жизнь, а другие вот так сразу... Этих бьем. Если
замечаем, конечно.
- Спасибо Ланзероту, - прошептал я. Плечи зябко передернулись, когда
представил, что Ланзерот еще бы чуть помедлил. Или промахнулся бы, стреляя
на скаку. - Хорошо, что он сразу...
- Он не сразу, - ответил Бернард. Глаза его зло блеснули. - Кто ж думал!
Когда он поскакал за вами, он крикнул, что ты наверняка уже мертв.
- Но я, слава всевышнему, уцелел. Бернард пробурчал:
- Одного не пойму, почему послали за тобой? Правда, послали слабенькую. С
одной стороны - тебя сильным противником не считают, но с другой стороны -
почему тебя, а не меня?
Мне почудилось в злом голосе старого воина оскорбленное достоинство.
Горный хребет, что последние дни надвигался с астрономической
неспешностью, теперь перегородил мир. Все эти недели он вырастал
незаметно, как нестерпимо медленно превращается во взрослую собаку щенок,
но теперь горная цепь заслонила полнеба. Сегодня вечер еще не наступил, а
волы уперлись рогами в каменную стену.
Я смотрел на коричневые камни с волнением. По ту сторону - грозное
королевство Зорр, а здесь земли не то благородного Арнольда, не то
благородного Алексиса - мы едем как раз на стыке их земель, - но дыхание
неистового Зорра чувствуется даже здесь. Деревья не стали мельче, все
такие же картинные великаны, но здесь леса растут вольно, на просторах,
ветви в стороны без помех, поляны одна за другой, солнечный свет падает на
ярко-изумрудную траву.
Иногда, правда, деревья по какой-то причине собираются в тесные группки,
держатся плотно ствол к стволу, словно заняли круговую оборону. Стволы
обычно покрыты толстым зеленым мхом, могучие корни вспучивают землю. Конь
обходил их опасливо по широкой дуге.
Волы печально щипали траву на поляне, посреди которой собрались спина к
спине громадные валуны. Даже вершины под толстым слоем мха, что меня
смутно встревожило, ибо под прямыми лучами солнца любой мох должен
высохнуть и отвалиться пересохшими комьями.
Поляны здесь шире, сливаются в широкие просторы. Уже деревья выглядят
одинокими островками среди высокой травы и ярких цветов.
Горная цепь кажется старой, древней. Видны темные провалы гротов, пещер.
Виноград и лианы цепляются за каждую щелочку, чтобы укрепиться,
поднимаются выше и выше, разламывая корнями камни.
С карнизов срываются небольшие водопады. Ручьев немного, но, прыгая с
уступа на уступ, они сверкают как драгоценности, разбрасывают многоцветные
радуги. В одном месте я рассмотрел даже двойную радугу, что сулит удачу.
Над радугой кружил орел, но его разглядеть я не успел: орел метнулся в
сторону, вниз, я увидел выпущенные когти, и орел исчез за выступом скалы.
Ланзерот распорядился:
- Асмер в дозор! Всем отдыхать, с утра начнем...
В последнюю ночь на этой стороне горного хребта, отделяющего земли
Сакранта от грозного королевства Зорр, все, даже Ланзерот, желали мне
крепкого и безмятежного сна. И, конечно, сновидений. Увы, чем ближе
граница с Тьмой, тем сны мои кошмарнее, я от кого-то убегаю, прячусь,
таюсь, отбиваюсь, ноги ватные, зато монстры быстрые.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг