Когда все надежды были оставлены, случилось что-то. Прямо пред ними,
болезными, изба невзрачная скрипнула ставнями, охнула сенями, привстала на
куриных ногах, как бы размялась слегка. А тут и хозяйка нарисовалась.
Волоча костяную ногу, выползла на худое крыльцо полуслепая бабка за
полторы тысячи годков...
- Бабушка Яга! - заверещала Ингигерда что есть мочи.
- Внученька! - Как ни слепа была Ядвига Ежовна, а родную внучку не
признать не могла.
- Бабушка! - Ингигерда скакала вокруг нее, как козочка.
- Милости просим, гостюшки дорогие, - скрипела бабка. - Хлеб-соль
откушать...
- А что, бабка, в деревне-то никого нет? - поинтересовался Баркаял.
- Как нет? - обернулась бабка. - Все здесь. Только живут в городе. Тела
там, а души здесь осталися. Так, нет, внученька? Ты же за душой пришла?
Ввечеру мои путники пили чай с дикой малиной на дворе под яблонькой.
Бабка Ежка носилась от плиты к столу как угорелая. То блинцы метала, то
оладушки. Глядели мои витязи на красоты окрестные, на пустынную речку, на
косые домишки вдоль дороги любви - и кручинились.
- Мамай тут, что ли, прошел? - спрашивал Баркаял. И громче: - Слышь,
бабушка? Батый-то не захаживал? Али еще какой гость незваный?..
- Так ить к кому же нонче захаживать, батюшка, - отвечала старая. -
Раньше-то и татаре, и ляхи, и бусурманы, и каких только лиходеев не было...
Ох, и весело было! - Глазенки Ежовны загорелись под густыми бровями. - Я
тогда девкой красной ишо была. Сам Змей Горыныч за мной прилетал. Лично!..
Бывалоча, прилетит, а ему-то перья из хвоста добры молодцы да повыщипают...
Ну, попили, поели, гости милые? Добро языком молоть! Пора и хозяйством
заняться. Вы - марш дрова рубить, завтрева баньку справим. Вы - воду носить.
Анюта! Айда за мной, тесто замесим.
-Видать, последние года одним русским духом питалась. Ишь, разошлась,
раскомандовалась, - тихо, уважительно пробормотал кот Василий.
-Что, прищемили котейке хвост? - подмигнул Лукоморьев. - Пошли,
родимый, в сараюшку за топорами.
-Правильная бабка, - продолжал кот. - У деда моего хозяйка такая же
строгая была... Может, это она и есть, почем знать. Я родства своего не
помню...
В полчаса груда отменных березовых дров была уложена в поленницу. Крыша
сарая починена. А поваленная калитка укреплена еще века на три...
- Ах, соколики, - всплеснула руками бабка. - Ай да касатики! Ну,
уважили...
- Ладно, бабка, - отмахнулся клон.
А отвернувшись, отер слезищу, что некстати выкатилась на щеку...
Спала бабка сном младенца-богатыря. Гром да свист ходил по избенке,
грозя рассыпать ее к чертовой матери. Ворочаясь на полатях, Лукоморьев не
мог заснуть. И это было для него в новинку. Ворочался, грел горячей щекой
подушку. И вспоминал, вспоминал что-то. Все больше со стыдом и раскаянием.
Анне невесть отчего в этих черных стенах опротивело ее звонкое имя
Ингигерда. Плакала она в подушку, ухитряясь своими сморканиями производить
не больше шума, чем мотылек в полете. Господи, как пахло в родном дому
слежавшейся пылью и старыми травами! А бабушка так добра к ней, хоть и
строга.
Василий тоже не мог уснуть. Наконец встал и пошел в амбар на охоту. В
каморе убивал мышь вспышкой света из глаз, брал ее за хвост и жевал
задумчиво.
Баркаял, конечно, слышал все. Он внимал своим спутникам, грустно слушал
их тайные мысли и жалел об одном - что не умеет не слышать...
Прокинулась Ядвига Ежовна, встала. Воровато огляделась, убедилась -
спят, прокралась в камору. Разгребла солому в углу, достала ступу. И
стартовала было в трубу, да ухватил ступу Баркаял.
- Куда, бабушка?..
- Да куда ж... - запричитала старая. - На поле слетаю, мяты к чаю
сберу...
- Не надо, милая, мы и так попьем.
- Так ить чай-то не первый сорт, гранулированный, - растерялась
бабушка.
- Ты, Ядвига Ежовна, лучше вот что скажи... Летать летаешь, а не видала
ль в этих краях царевны?
- Царевны? - фальшиво подивилась Ежовна. - Не видала, соколик. Какие
нонеча царевны? Да еще в эдакой глухомани...
- Ты, бабка, не финти, - прищурился Баркаял. - Правду сказывай. А то
кликну кой-кого, ступу реквизируют, хату опишут... Налоги-то, небось, тыщу
лет не платила?
- Так и быть, милай, - засуетилась бабка. - Вижу, человек ты хороший.
Отчего не сказать. Заговорила я ее, заколдовала. Испытала одну технологию...
У меня, соколик, в тереме на камне-то сундучишка был...
- Ну?! - взревел Баркаял.
- А ты не серчай, сердешнай, - твердо сказала бабка. - Не про нее он
стоял там вовсе. Сундучишка-то не простой был. Вляпалась твоя царевна, как
кур в ощип...
- Где она теперь?
- Сама я не знаю, - сочувственно призналась Яга. - А вот братец у меня
старшой есть, так, может, он и знает чего. Ему я добычь готовила...
- Расскажи, как проведать братца твоего, бабушка, - попросил Баркаял.
- А чего ж? Дело-то не хитрое. Идти надо. Семь верст, да все лесом. В
тридевятом царстве, тридесятом государстве, как водится, может, и сыщете.
Поблагодарив старушку за хлеб-соль, отправились путники дальше...
Ее привезли ночью. Серые космы, пустые глаза, как прорези в маске
старческого лица. Лоб повязан черной лентой. Просыпалась и с самого утра
начинала
подвывать - тоненько, тихонько. От воя этого дрожь пробегала по телу.
Она ходила за мной неотступно. Стоило мне остановиться, трогала
узловатым пальцем плечо.
- Прости, а?
- Прощаю. - Я была на грани срыва.
Через некоторое время она подходила снова и тянула за полу халата.
- Ну прости!..
- Старая, пошла прочь, - огрызалась я.
- Иди, иди, милая, - увещевала старуху дежурная медсестра. - Халат-то
застегни, чего ходишь растрепой.
- Виновата я перед нею, - плача, тыкала пальцем в меня старуха. - А она
злая. Простить не хочет...
- Ну, уживаетесь? - cпросил Баркаял, являясь в очередной раз.
Старуха жалась от него к батарее. Заслонялась схваченной с тумбочки
книжкой - альбомом репродукций Врубеля.
- Чего испугалась? - недоуменно глядела в пустой угол медсестра.
А я обратилась к Баркаялу:
- Ну, и зачем ты ее сюда?
- Это она вас сюда.
Я пожала плечами:
- Я здесь давно. А с ней даже знакома не была...
Старуха дрожала крупной дрожью, уставившись на нас.
Баркаял назидательно начал:
- Все произошедшее, происходящее сейчас и только могущее произойти -
все это с успехом умещается в один момент. Кто может предсказать прошлое?
Спрогнозировать настоящее? Осознать, случилось что раньше или позже? И
относительно чего. И случилось ли.
- Стоп, стоп, - закрыла я уши руками. - Для связных стихов необходимо,
чтобы одно слово шло за другим. А ты хочешь все смешать в окрошку случайных
букв.
- Каждый воспринимает в доступной ему системе знаков. Почем знать,
может, то, что кажется вам набором несвязанных букв, и есть подлинное
стихотворение. А то, что вы почитаете венцом человеческого гения, -
банальная и унылая пошлятина...
Я потрясла головой:
- Но старуха-то чем виновата? Может, ты скажешь, что мой случайный
поступок должен так на ней отразиться?
- Вы правы, как всегда, - шаркнул ногой Баркаял. - Но, как всегда, лишь
наполовину. Она сама сюда напросилась. Если королевне хочется погрязнуть в
темноте, упрекнет ли она в этом подданную? Человек в состоянии сделаться
нищим из нищих или королем королей - по праву рождения он имеет все шансы.
Выбор за вами.
- Отразится ли на ней, если, предположим, я отсюда уйду? -
полюбопытствовала я.
- Она уйдет тоже.
- Со мной?
- С собой, - поправил Баркаял. - Здесь она, конечно, умрет. Но уверяю
вас, она не стремится здесь жить. Ей нужно только, чтобы вы простили ее.
- Но за что? Чем она провинилась передо мной? - закричала я. - Чем?.. И
как, наконец, мне простить ее?..
Медсестра подошла ко мне, заботливо обхватила за талию, увела в палату,
приговаривая:
- Тихо, тихо... Ну, сейчас все будет спокойненько...
В двери палаты я обернулась на Баркаяла. Он смотрел мне вслед взглядом,
в котором не было ни намека на ответ.
На той черной поляне стоял терем бревенчатый, без единого гвоздя
сложенный.
- Тут, тут и живет бабушкин братец, - обрадовалась Ингигерда. - Испокон
века его дедина-вотчина...
Поднялись путники на крутое крыльцо, постучали. Тронул Баркаял тяжелую
дверь дубовую. Не поддалась она - петли заржавели. Поднатужился, толкнул
дверь - со страшным скрипом раскрылася...
Вошли в горницу притихшие, хмурые. Нежилой дух. Понизу погребной
сыростью тянет.
- Есть кто живой? - проорал дежурное кот Василий.
Ответом - та же дежурная тишина.
Ингигерда шепнула что-то своей вороне. Та снялась, покружила, влетела в
прореху между бревен. Неведомо, что увидела Ингигерда оттуда, сверху,
вороньими глазами, а только проговорила:
- Помер, стало быть, здешний хозяин...
- Так он же бессмертный? - удивился кот.
- Дожили. Бессмертным ни на Земле, ни в иных мирах не осталось места, -
горько усмехнулся Лукоморьев. - Отчего ж помер дедка?..
- А кто знает? - отвечала Ингигерда. - От жизни, должно быть.
- Может, его какой богатырь завалил? - предположил кот.
- Это какой богатырь?
- Ну, Дункан МакЛауд, скажем...
- Не родился еще такой Дункан, чтоб с нашим Кощеем справиться.
- Патриотка квасная, - хихикнул клон.
- Так и уйдем ни с чем?
- Стойте. Я знаю, у Кощея блюдечко было, - оживился кот, - а по нему
яблочко наливное каталося. Если бы его найти, спросить, что с девицей.
Перерыть здесь все...
- Не обидится хозяин-то? - с сомнением спросил Баркаял.
- А чего ему обижаться, - обернулся кот Василий. - Фараоны не
обижались, когда их пирамиды разоряли.
- Ты прости нас, хозяин, - все же сказал в потолок Баркаял. - Шли мы к
тебе за советом. Нужно нам царевну найти...
За таким ласковым словом появилось на столе блюдце, а на нем яблочко...
Ой ты, яблочко, ой ты, сочное,
Бок твой красненек, другой желтенек,
Светом солнечным наливаешься,
Чистым дождиком умываешься,
Послужи теперича, милое,
Расскажи, о чем попрошу тебя...
Покатилось яблочко по тарелочке вслед за голосом Ингигерды.
Расскажи ты, где королевишна,
То ли спит она непробудным сном,
То ли в речке она русалкою -
Водяному царю потешница,
У лесного ль царя-хозяина
Во сосновом бору прислужница...
Отразились на дне тарелочки не холодные водяные струи, не свечи сосен.
Отразилась каменная церковь, созданная самим временем, - скала, а в скале
пещера...
А в конце дороги той...
Сегодня мой утренний мозг напрочь отказывался верить в существование
чертовщины.
"Хватит, - твердо сказала одна моя часть. - Достаточно с тебя этих
сказок и выдумок. Надо жить в действительном мире, только в нем можно
реализовать себя".
Моя вторая часть, испуганная этим внезапным прозрением, что-то
залепетала в свое оправдание, но, устыдившись, смолкла. В голове мелькнула
невнятная фраза из учебника по психологии: "Человеческое сознание
характеризуется тем, что в первую очередь диалогично". Чем оно
характеризуется во вторую очередь, осталось неясным.
Как бы то ни было, я почувствовала облегчение. Наконец-то я пребывала в
полной уверенности: сквозь закрытую дверь ко мне никто не войдет. Мир прост,
понятен и внятен. Он тверд, осязаем, шершав, мягок, сух и мокр, если так
можно сказать и если дотронуться до моих щек... Я вытерла слезы. И прямо
сквозь стену в комнату вломился гном-хранитель.
- Простите, госпожа, что вторгаюсь в ваш сон...
- Вон! - страшно закричала я.
Ойкнув, гном шарахнулся к стене и пропал.
Я же осталась тупо глядеть на стенку. Подошла, дотронулась: мир тверд и
шершав. Бетонная стена - это вам, граждане, не иллюзия. Я могу попробовать
пройти сквозь стену. Но для этого шага нужно отказаться от здравого смысла.
И стена вернет его.
Гном был моей галлюцинацией.
"Может быть, я сама - галлюцинация?" - спросила я изнутри хваленое
человеческое сознание. Оно, проникнувшись идеей диалогичности, отвечало
двояко: "Не знаю, какое сегодня число. Кажется, десятое. Может, не десятое.
Какая разница, какое сегодня число".
Я устроилась у подоконника, прихватив лист бумаги, поудобнее утвердила
между пальцами шариковую ручку. Надо разобраться с реальностью. Надо
подробно, не пропуская ничего, изложить произошедшее за последние месяцы.
Это хоть в какой-то мере отделило бы реальность от всего остального.
На чистой бумаге я написала вопрос: "Кто ты?" - "Ингигерда", - сама
собой вывела рука. Полное ощущение, что моей рукой водил кто-то другой.
"Расскажи свою историю", - письменно попросила я. "Я родилась в семье
шведского короля Олафа Скетконунга в одиннадцатом веке. Олаф был прозван
наихристианнейшим королем. Звездочеты прочили мне будущее великой
христианской святой - Анны, жены русского князя Ярослава. Но моя мать твердо
держалась древней скандинавской веры и, узнав о том, объявила, что скорее
собственными руками задушит меня, нежели позволит моей судьбе исполниться. И
она утопила меня, как только по послушному моему отрочеству стало понятно,
что я намеревалась вырасти в кроткое и смиренное существо..."
Торопливым шагом, словно мне было куда спешить, я вышла из подъезда. От
крыльца в арку метнулся черный кот. Ощетинившийся от постоянного недоедания
и недовольства жизнью. Мало ли котов в Москве...
Выйдя со двора, я на минуту остановилась. Из-за угла величаво выплыл
белый "мерседес". А в арке, опираясь на костыль, стоял человек. Он глядел
сильно косящими глазами.
- Сигаретки не найдется?
Вместо сигареты я молча протянула ему пять рублей.
Мелькнуло смутное воспоминание: я в окружении каких-то химер, и девушка
в красном одеянии кидает мне пять рублей... Это было. В реальности? Или во
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг