- Что даже камни рыдают от нашего молчания, - подтвердил второй.
- Ибо у них выросли уши! - заверещала девочка с косичками и захлопала в
ладоши.
- Мы награждаем Николу Нидвору за то, что он с присущей ему храбростью
не участвовал ни в чем, что могло бы потребовать его участия...
- И этим проявил ту инициативу. ..
- Ту еще инициативу! - задорно выкликнула девочка.
- Орден!
- Отныне я навсегда принадлежу ему, - завопила девчонка-пепсиколка и
прыгнула Николе на шею. - Я - Анна второй степени!..
- С тем мы отправляем его далеко и надолго...
- В ссылку...
- За что?! - возмутился Никола.
- Не благодари. Не за что... - отрубил председатель.
Со сцены повалили белые клубы дыма. Вместо того чтобы стелиться по
полу, дым подбирался к Николе с девочкой на руках и облеплял их. Раздался
крик. В нем было столько ужаса и боли, что волосы моей меховой шапки,
лежащей на свободном стуле, встали дыбом.
Оратор достал из верхнего кармашка пиджака лупу и посмотрел сквозь нее
на дым. Тот немедленно стал синим.
- Решетка навек опустилась за ними, - закричал второй. - А снаружи
остался нарисованный неумелой рукой орел, оборотная сторона этой монеты...
Дым исчез. Внезапно и разом. И почти никого на сцене - только оратор.
Вот он нагнулся и поднял с пола ярко блеснувшую монету.
- Орел или решка? - спросил он у зала.
Толпа, приведенная в восторг высококачественным представлением,
отвечала вразнобой.
Он подкинул монету вверх, и та, сверкнув, исчезла.
- Никто не угадал!
Снова заиграла музыка. Все та же певица принялась выкрикивать странный
речитатив:
Напишите мне эпитафию,
Хоть хореем, хоть амфибрахием,
Под веселую фотографию
Напишите мне...
На оратора как-то сразу перестали обращать внимание. Подозвав своего
компаньона, он направился к нашему столику.
- Добрый вечер, мадемуазель, - галантно приподняв парик, сказал он.
Второй в точности повторил движение. - Разрешите присоединиться к вашей
компании?
Вблизи эти лица, точнее, лицо, одно на двоих, произвело на меня
отталкивающее впечатление. Лучшее, что можно было сказать о нем - оно
необычно. Высоченный лоб, нос крючком, колючие глаза, несимметричные
брови...
- Садись, ковбой, - ухмыльнулся Кот, с которым, по всей видимости, они
были давно и хорошо знакомы.
- Как понравилось наше представление мамзели? - учтиво поинтересовался
артист.
- Она решила, что вы - помощники Копперфильда, - разразился шуткою Кот,
и все трое - в один миг - громогласно захохотали.
- Прошу, - артист вытащил из кармана такую же, как давешняя,
серебристую монетку и подал мне.
Машинально я взяла ее.
- Что вы сделали с бедным Николой? - мой голос сорвался.
- Помилуйте, сударыня, с каким Николой? - удивился кто-то из этих кини-
ков. - Откуда вы знаете, что был Никола? Вы говорили с ним? А может,
трогали? Не говоря уже о том, что и разговор, и тактильные ощущения
доказательством ничьего существования не служат... Не было никакого Николы.
Какой мальчик? Почем вам знать, может, вы сами создали его, придя сюда?..
Меня замутило. Я встала и на нетвердых ногах отправилась в туалет.
Больше всего боялась, что в спину мне раздастся все тот же железный хохот,
сползающий в беспредельную тьму вой и скрежет. Я чувствовала себя совершенно
незащищенной.
В кабинке меня просто начало трясти. Я боялась, что сверху что-то
спрыгнет или подползет снизу, а то и выскочит прямо из унитаза. Клацая
зубами, пулей вылетела обратно. Оставаться среди этих людей мне было
страшно. Но и уйти - страшно. Подойдя к столику, я обнаружила, что за ним
сидят другие. Сколько же я отсутствовала?
- Простите, вы не видели здесь троих... Двое твидовых... И один кот?
- Мы здесь с начала, - переглянулась компания. - Садитесь с нами, -
весело предложил один. И осекся, глянув мне в глаза. Похоже, в них таилось
безумие.
Иуда и манекен
Так, подумала я, давай по порядку. Безумие близко, но ухнуть в него
нельзя. Эта пропасть дна не имеет. Бог с ним, с Николой. Мы даже не были
знакомы, зачем мне с ума сходить?
Я ехала в пустом вагоне метро. Под грохот поезда хорошо думалось. Итак,
в Москве двухтысячного года, в той самой, а вернее, в этой вот Москве...
Невероятно. И все-таки это было. Или нет? Что, если все происшедшее -
следствие моего общего стрессового состояния? Жизнь моя и без того была
невеселой. Третьего дня я застала моего начальника, что называется,в
пикантном положении: на коленях у него сидела крашеная голубка, а сам он ей
что-то ворковал. Честное слово, мне нет до этого никакого дела. Два дня я не
появлялась на работе, ухаживая за своим заболевшим другом, а вчера начальник
при всех назвал меня воровкой - из Катиного кошелька пропали деньги.
Коллеги, которые еще позавчера величали меня Аленушкой, теперь воротили нос.
Оправдываться или объяснять им что-либо я не стала. Молча выложила
"пропавшую" сумму на стол - это были мои последние - и тем самым признала
его правоту.
- Скажи спасибо, что я не обращаюсь в милицию! - крикнул напоследок
Сергей Павлович.
Итого: с работы выгнали, безденежье, покинули любимые друзья, нелюбимые
покинули тоже...
На Пушкинской площади мое состояние было уже иным. Спасало ощущение
нереальности. Все происходило как бы не со мной. Значит, о чем беспокоиться?
Вдруг идея осенила меня, и я сунула руку в карман.
И пальцы наткнулись...
Монета с надписью "Банк России. 5 рублей" образца 1998 года лежала у
меня на ладони.
Я глядела на монету. Чересчур блестящую и чересчур тяжелую. Через плечо
заглянул прохожий. Я отшатнулась и пошла дальше. Декламируя по дороге
невесть откуда взявшиеся строчки:
Ты, о ревнитель гербов, не вздыхай,
На двуглавую курицу глядя.
Помни: одна голова хорошо,
Две - значительно лучше.
Мне симпатичней двуглавый орел,
Это правда, не скрою,
Нежель совсем безголовый,
Как всадник, воспетый Майн Ридом...
Строчки были не мои. Строчки были чужие, и я опасалась того или тех,
кто диктовал мне их. Ничего не стоит прямо сейчас выкинуть со мной
какую-нибудь
штуку - например, столкнуть на проезжую частью.
Сжала в руке четки и перекрестилась. Так как я этого раньше никогда не
делала, крест вышел явно неканонический - ото лба к правому плечу, потом к
левому, потом вниз... Это вовсе не крест, упрекнула я себя и попробовала
перекреститься еще раз, но рука повторила тот же маршрут...
- Питекантропу жаловался современный человек: "Денег нет, даже жрать
нечего". - "А что такое деньги?" - "Да вот", - бренчит мелочью в кармане. "А
их едят?" - Питекантроп пробует на зуб...
Я оглянулась затравленно: ну и денек, сплошные голоса, никому не
принадлежащие. Кажется, голос шел от витрины. Подошла ближе. Показалось...
Нет, не показалось, он подмигнул мне стеклянным глазом. Черный до блеска.
Шедевр рекламного дизайна конца второго тысячелетия, в безразмерном свитере,
легкой курточке, слегка расклешенных брюках, очки в круглой оправе.
- Простите, это откуда цитата? - спросила я, ничему не удивляясь. И
даже с облегчением: снова впала в какое-то русло, где требуются только
сиюминутные реакции.
- Из Тициана, - ответил манекен.
- Тициан вроде был художник.
- Ну, тогда из Тацита.
Манекен шагнул ко мне из витрины. Прямо сквозь стекло. Это был уже
статный, спортивный молодой человек. Его черный лак не резал глаз. Мечта
современницы! Кинуться ему на грудь, припасть, всю себя рассказать,
открыться, а потом идти рядом, посматривать на него снизу и искоса. И
встречать понимающий улыбчивый взгляд...
- Вы очень живая девушка, - загрустил он.
- Я не уверена... Во всяком случае, в том, что я та, за кого себя
выдаю.
- Что же с вами случилось?
- Как вы поняли, что что-то случилось?
- Видите ли, - не торопясь, начал он, - все люди в состоянии общаться с
предметами окружающего мира. Но в их жизни обычно бывает мало моментов,
когда это действительно возможно! Должно случиться нечто. Тогда это
происходит. Открывается дверь. Только эта дверь не в стене, понимаете?
- Не очень, - созналась я. - Но вы правы.
- Мы сейчас по ту сторону двери. Здесь все по-другому. Я буду с вами,
чтоб ничего не случилось.
Мой черный спутник с кем-то раскланялся. Это был высокий, сутулый
человек с благообразным лицом, окаймленным рыжей бородой и длинными
волосами. Через мгновение это был карлик. Потом усталый седой мужчина с
погасшим взглядом.
- Кто это?
- Позвольте представить, - с готовностью остановился мой проводник. -
Вечный странник. Иуда Искариот... Как твои светлые деяния, первый и
величайший в истории человечества имиджмейкер?
- Почему ты называешь его имиджмейкером? - спросила я.
- Я сделал Иисуса, - глянул Иуда. - Могу взяться за вас...
- Вот как? Если вы действительно имиджмейкер, кто же заказчик? Сам
Иисус?
- Можно сказать и так. Он был благодарен мне, - оскалился в улыбке
Иуда. Кажется, он был рад выговориться. - Точней, оказался неблагодарным.
Прихватил с собой, загнал в петлю. Тем более, люди не оценили все дело рук
моих. Не оценили. Кем был бы Иисус без меня? Еще одним галилейским юродивым.
Авраам был готов убить сына во славу и по велению Божию. Я же убил его Сына
во славу Отца и Духа. Думаешь, я не любил его?
- Думаю, если Иисус и был, то не тот, за кого мы его принимаем, - сухо
ответила я.
- Он был Сын Божий, - наставительно сказал Иуда. - И был мне дороже
себя самого. Кто глядел хоть раз в его глаза цвета неба, не мог не любить
его всем сердцем. Он получил, что хотел.
- Что хотел получить ты, Иуда?
- Я получил, что хотел и чего не хотел.
Его руки, его пальцы совершали движения, не то срывающие лепестки с
ромашки, не то пересчитывающие невидимые сребреники... Нет, это просто
ассоциация.
- Мы убиваем тех, кого любим, - не знала я, что ответить. - Но мы
должны признавать это.
- Я не убивал Иисуса, я родил его. Но не я один его родитель. Нас было
много, мы все его родили. Убили... Его миссия - нести свет, моя - убедить
людей, что
свет - продукт Божий. Я должен был сделать Событие.
- Пиарщик, - рассмеялась я.
- Глупости, - глянул Иуда.
- Мало прийти в мир. Надо еще и уйти, - поддакнул манекен. - Ты просто
помог ему уйти так, как он хотел.
- Однажды его убили бы и без меня, - поднял на это брови старик. И стал
удаляться. - Забросали бы каменьями, забили бы до смерти... Только мир
остался бы без него. Совсем без него. Без Мессии.
- Иуда, да ты святой! - от бессилия кричала я. - Почему ты тогда не в
раю, Иуда?
- Да, - он остановился. - Рай и ад - это для вас, людей. Кстати, вам не
нужен все-таки имиджмейкер моего класса? - Похоже, он смеялся. - Подумайте.
Неужеливам не хотелось бы прославиться в веках?..
Он уходил, растворяясь в толпе. Куда-то в сторону Охотного ряда.
Не забыть о бальном платье
На следующее утро не осталось никаких отчетливых воспоминаний о
вчерашних событиях. Так бывает после просмотра фантастического,
перегруженного глупостями фильма. Мучительно вспоминая детали чего-то
важного, я слонялась по пустой квартире. Сотни мелочей в ней. Зримость,
весомость, реальность.
Вот губная помада. Говорят, по тому, как она сточена, можно определить
характер обладательницы. Десяток моих помадок все сточены по-разному...
Раскрыла дневник. В нем - описания всех моих неурядиц последних лет.
Бед и трагедий. Сейчас все это так далеко от меня, несущественно, как
прошлогодний салют. Грохоту было много, но дым развеялся.
Вот давнишняя акварелька. Конечно, какой из меня художник, но, когда
свежая краска ложится на бумагу, мне это нравится - вкусно. Этим утром я
снова чувствую вкус к жизни. Это вкус зубной пасты спросонок, вкус горячего,
крепкого кофе. Вкус дежурного бутерброда. И даже вкус предвесеннего,
холодного воздуха из форточки - его вдыхаешь медленно, а можно резать
ломтиками. Что это будет? Холодец.
Мне жаль, что вчерашнее быстро кончилось. Неправильно я себя повела,
как-то узко, ограниченно, что ли. Надо было спросить у манекена, есть ли у
предметов души. И если есть, куда направляются после смерти.
Как он сказал - дверь? Где я теперь отыщу ту дверь? А как непринужденно
и легко было нестись на волне тех невероятных событий...
Натягивая джинсы, я размышляла об этом. Из кармана выпала и покатилась
под стол пятирублевая монета.
- Ребро, - почему-то нереально заказала я. Но монета, конечно, упала
набок. Это была та самая чересчур сияющая монета из клуба.
И тут же в дверь позвонили.
Как преступник, скрывающий улики, я схватила монету и вышвырнула ее в
форточку.
На пороге стоял вчерашний знакомец.
- Что вам надо? - Я испугалась. Попробовала закрыть дверь, уже понимая,
что это бесполезно. Он прошел бы и сквозь нее, но предпочел воспользоваться
грубой силой - просунул ногу в проем и обольстительно улыбнулся.
- Простите, что без уведомления. Не было времени. Между прочим,
нехорошо выкидывать подарки, - он протянул мне пятак.
- Я буду кричать!
Выражение его лица резко изменилось.
- Тихо, дура! Ни звука...
Настоящий спазматический ужас, подобного я еще не испытывала, охватил
меня. Сразу как-то ослабели ноги, подвело живот. Он отправил меня в кресло
и, запирая дверь изнутри, покачал головой:
- Ай-я-яй... Нет, это слишком... - Он снова выглядел представительно. -
Я что, похож на разбойника? Я пришел говорить о серьезном деле. Вас не
собираются есть живьем или насиловать, уважаемая. Мы серьезная контора.
Детские забавы мне лично опротивели еще до Рождества Христова...
- Я знаю, кто вы, - дрожащим голосом проговорила я.
- Да? - мужчина вытянул шею. - Это интересно. Я бы тоже с удовольствием
узнал.
- Вы гонец. Помощник дьявола!
- Фи, - он поморщился. - Я вам доложу, сударыня, - меньше надо всякой
чепухи читать. Вы связаны с литературой, пишете. Я думал, хоть вы-то не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг