закончилась. То есть слово "судорога" по отношению к Пузырю выходило не
слишком уместным или приличным, можно посчитать, что, отходя ото сна,
Пузырь изволил потянуться и размять спину. В одиннадцать же ноль-ноль
шкура Пузыря разошлась во многих местах, и открылись проемы на боках
Пузыря и на его спине. Не исключалось, что недра Пузыря отверзли и для
подземных коммуникаций, каналов, линий метрополитена и трубопроводов.
Публика взревела в воодушевлении. Полетели вверх шапки, воздушные шары,
голуби, сумки, детские коляски и радиотелефоны; Шеврикука обнаружил, что
его обнимает Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный, и в руке у него
- Андреевский флаг. Будто и впрямь была одержана неслыханная виктория. Или
нога останкинского обывателя ступила на пористую почву планеты Венера.
А инспектор Варнике сокрушенно качал головой. Он не одобрял Пузырь, не
одобрял!
Потом публика притихла и с перешептыванием разглядывала Пузырь в новом
его, распахнутом состоянии. И ожидала. Так ожидают выезда командующего
парадом и звуки фанфар. А ничего не происходило. Ожидание сменилось
недоумением. И лишь в двадцать минут первого начался истинно доступ в
недра Пузыря и вывоз содержимого. Прибывали к Пузырю колонны
автомобилей-дальнобойщиков и скрывались в Пузыре. В проемы же на его спине
опускались тяжелые армейские вертолеты, щекоча, возможно, потоками воздуха
шкуру Пузыря. Пузырь дергался, но проявлял терпение.
О том, какие средства заезжали или заплывали в Пузырь снизу, можно было
лишь гадать, наверное, там были цистерны, думпкары и вагоны-холодильники.
Минут через сорок выяснилось, что складывается или направляется Пузырем
безостановочная система въезда-выезда и циркуляции грузопотока. Без
заторов и досадных остановок. Автомобили все прибывали, а из назначенных
проемов выезжали тяжелыми. Выныривали из Пузыря вертолеты и неслись к
складам. По всей вероятности, Пузырь обладал свойствами, позволяющими ему
безболезненно воспринимать работу летательных аппаратов. И погрузочные
механизмы (или что там?) трудились в нем стремительно и задорно.
Словом, праздник отшумел и пошла рутина. Иноземцы и почетные гости сошли с
трибун, отобедали еще раз в историческом зале и принялись разлетаться. И
на рутину приятно поглазеть, если у тебя нет иного увлекательного занятия.
А потому зеваки на бульварах все же оставались: вдруг что-нибудь сломается
или какой казус произойдет. Естественно, не покидали постов люди со
списками в руках, ночные переклички не были отменены.
Как и предполагалось, в ночные часы грузопотоки усилились. Прожекторы
рвали тьму бесснежного города. И сам Пузырь будто бы светился, и гул стоял
в Москве от моторов, колес и гусениц тяжелого транспорта.
Но какими бы способностями или оснащениями ни обладал Пузырь, рутина-то
пошла наша, отечественная. И тут уж без всяких безалаберностей обойтись
было никак нельзя. Да и без безалаберностей ход выгребания содержимого
Пузыря мог вызвать у московских жителей недоверие. Но пока, во вторник, в
среду и в четверг, безалаберности шли мелкие. А ждали крупных. И уж не
безалаберностей даже, а безобразий. Чтобы можно было душу отвести,
выразиться, осуществляя свободу слова, и ткнуть пальцем в кого следует. А
то все протекало как-то не по-человечески. Подозрительно складно
протекало. Будто у кого-то состоялся сговор с Пузырем.
В пятницу снова понабилась на бульварах публика. Прибыли наблюдатели от
самых разных движений и товариществ, естественно, и бывший
соцсоревнователь Свержов из Лиги Облапошенных. Динамиками объявили, что
показательно раздавать будут по спискам и номеркам именно ночных очередей
с перекличками. Будто бы они, перекликавшиеся по ночам и водившие вокруг
костров хороводы, растрогали Пузыря верой в него, и он распорядился
одарить их. По другой версии, растроганный якобы Пузырь был ни при чем, а
прибившиеся к перекличкам хлопобуды оказались столь влиятельными в сферах
и структурах, что и выбили показательные дары для себя и уж ради приличия
- и для остальных очередников.
В оцеплении у товарных проемов образовались ворота, уполномоченные
Возвышенного управления Справедливой Раздачи в униформных куртках типа
"Аляска" китайского пошива выкатили из Пузыря на автокарах коробки, ящики,
цветные пакеты, ларцы, сундуки, мешки, мешочки, свертки. И показательная
раздача началась. Совершалась она блистательно быстро. И раздатчики были
хороши, расторопны и сноровисты. И очереди вели себя
благонамеренно-послушно, не лаялись из-за номеров в списках, не выясняли
базарно, почему кому-то выдают коробку, а кому-то целлофановый пакет, не
клянчили у Пузыря льготных добавок, ссылаясь на косоглазие, а двигались
молча, будто ленты транспортеров. По наблюдениям Шеврикуки, лишь Любохват
с Продольным своей суетой создавали мелкую толчею и нервозность. Они
перескакивали из очереди в очередь раз пять и повсюду отоваривались, надо
полагать, преуспели в перекличках.
За час с четвертью с показательной раздачей было закончено. Уполномоченные
в униформе поклонились публике, пожелали всем хорошего аппетита и
поблагодарили за терпение. Ворота в оцеплении исчезли. Минуты три все
стояли молча. А потом в толпах начались ропоты разочарований.
Разочарования эти имели несколько причин. Во-первых, раздача прошла опять
же рутинно. Никого не потешили, не ввели в возбуждение социальных
удовольствий и надежд. Даже духовые оркестры и те не гремели. И шутихи не
трещали и не дымили. Словно бы, как четверть века назад, выдавали в
домоуправлениях пакеты с пшеничной мукой. Другие разочарования были
обращены в глубины собственных натур досадующих. А они-то что же
прохлопали? Час с четвертью - и все! Небось столько невостребованных к
раздаче даров осталось в недрах Пузыря, и пойдут куда-нибудь налево, а они
поленились ночами поотмечаться в списках! Третьи разочарования вызвали
распотрошенные упаковки даров Пузыря.
Не положено огорчаться несовершенствами дареного коня. Неприлично это и
недостойно гражданина созидателя. А тут некоторые стали прилюдно
браниться: "Экую дрянь нам подсунули!" Надо сказать, что потрошили ящики,
коробки, пакеты далеко не все, а самые нервные и нетерпеливые. Те, что
поблагоразумнее, сразу же поволокли приобретения домой, а то еще уворуют,
искорежат от зависти или заставят обновку обмыть. Да и не все открытые и
обнародованные дары можно было назвать дрянью. Далеко не все! Среди них
попадались совершенно замечательные для ведения домашнего хозяйства вещи -
скорокипящие чайники с золотыми спиралями, пылесосы и утюги "Ровента",
электропечи "Бош", массажеры для сбавления веса, секс-наборы с резиновыми
куклами, сковороды и кастрюли "Тефал", комплекты постельного белья из
ивановских миткалей и прочее и прочее, всего не перечислишь. Особое
одобрение вызвали золоченые ночные горшки с музыкальными секретами;
исполнение хозяином двух основных функций организма по обмену веществ
приводили к звучанию в горшке двух разных мелодий, причем одну играл
легкий ансамбль с ксилофоном, а другую - чуть ли не симфонический оркестр.
Что уж тут было дуться на Пузырь! Благоразумные же уносили в ящиках и
коробках кто телевизоры, кто разобранные велосипеды, кто коллекции
греческой метаксы и пива "Гиннесс". И эти приобретения неблагородно было
бы обзывать дрянью.
Первые вопли разочарования раздались при вскрытии мешка из плотной бумаги
весом в двадцать килограммов. В нем нежно белел картофельный порошок.
Такой мешок был бы уместен лет семь назад. Теперь же он казался издевкой.
В одной из коробок лежали двадцать четыре экземпляра учебника по
математике для шестого класса. Новый хозяин в сердцах разбросал их по
асфальту и принялся было топтать их, но был остановлен проворным молодым
человеком. Этот прыткий запихал учебники в баулы и помчался на Дмитровку,
к Художественному театру, где сбыл книжки несчастным родителям, заработав
на слезах детишек два миллиона. С возмущением была воспринята коробка с
резиновыми галошами, заложенными сверху эстонской бутербродной замазкой
"Рама". Но галоши и замазку, пусть и с руганью, все же растащили. А вот
топтать содержимое высокого пластикового пакета раздосадованному владельцу
никто не стал мешать, напротив, нашлись и соратники. Из пакета на тротуар
вывалились наборы больших портретов Якубовича и Брынцалова в разных
возрастных видах, от купания в детских ваннах до нынешних их солидностей.
Отчего вдруг вышло соединение в пакете двух этих персон и нет ли в явлении
портретов какого-нибудь глумливого намека останкинским жителям, об этом
судить не брались. Поруганию были преданы и кассеты с записями Александра
Малинина, Любови Успенской, Вики Цыгановой, какого-то Портного, и,
возможно, не из нелюбви к попсе и безвременной музыке, а из соображений
справедливости: "Этим вон стиральные машины и велосипеды, а нам всякие
Успенские!" И уж чуть ли не взрыв негодования и презрения вызвали
упаковки, плотно забитые прокладками с крыльями, явления которых в
телевизорах, особенно в обеденное время, приводили к потерям аппетитов.
Тут брань стала звучать и в адрес Пузыря, вовсе, может быть, невинного и,
скорее всего, недостаточно информированного об интересах и привязанностях
москвичей. Разочарования подвели к перебранкам, а те - и к глупейшим
дракам.
Такой вот оборот приняла показательная раздача даров Пузыря. Это нам
свойственно. Воодушевления и восторги у нас сменяются уныниями,
раздражениями, для которых порой и нет оснований. И теперь довольных или
ожидающих удовольствий было куда больше, чем недовольных, но недовольные,
при остроте их досад, выходило, затевали бузу. Во всяком случае, угнетали
настроения. И это не могло не сказаться. Дальнейшее опорожнение Пузыря
стало проходить нервно, с неприятностями, неполадками и заторами. А по
городу уже бродили слухи и домыслы, ставившие под сомнение как добродетели
Возвышенного управления Справедливой Раздачи, так и добродетели самого
Пузыря. Ко всему прочему, в суждениях телеведущих, их остротах,
подковырках и даже в жестах угадывались теперь намеки на то, что дела с
Пузырем не так уж и хороши, как всем представляется. И выварилось в
публике мнение. Если кто желает получить от Пузыря по коммунальным опискам
квартиры, автомобили, коттеджи-резиденции в Перхушкове, путевки на Багамы,
кипы акций, кухонные комбайны, темно-синие, немаркие носовые платки и
подшитые валенки (о них мечтали вслух, вы, конечно, не помните, два
профессора Литературного института, Вадим Евгеньевич Ковский и Владимир
Павлович Смирнов, этот ждал еще и дратву для подшития валенок), то пусть
фантазеры, даже и имеющие льготы, перестанут грезить и утрутся
собственными платками. В лучшем случае им выдадут галоши, прокладки,
маргарин "Рама" и учебники для шестого класса. Скорее всего, Пузырь почти
целиком состоит именно из галош, прокладок, маргарина и горохового
концентрата. (По поводу галош, модных в хлопкосеющих районах, прибыли уже
- опять на верблюдах и ишаках - купцы из Средней Азии.) А если что и
вывезли из Пузыря ценного, то оно уже либо разворовано, либо тихо роздано
и без того сытым, превращено в доллары и уплыло в чужие земли.
В такое не хотелось верить. Но, исходя из долговременных житейских опытов,
верили. Снова зашумели в Останкине сообщества и партии. Ликовала,
предъявив свою правоту, Лига Облапошенных. Бил молотком по чугунному
горшку для жаркого взбудораженный Радлугин и возносил к небу списки
участников Солнечного Затмения, достойных большего, нежели галоши и
прокладки. Начиналась в Останкине буча, от которой Шеврикука ничего
хорошего не ожидал.
Досадными и частыми стали теперь сбои в грузоперевозках. Машины ломались,
самозванцы с подменными номерами пытались пробиться к проемам Пузыря, из
ближних стран предъявлялись документы десятилетне-братской давности, иные
пилоты не могли опустить летательные аппараты внутрь Пузыря, усаживали их
на его спину. Похоже, и сам Пузырь нервничал. Несколько раз его будто бы
корежило. Однажды это наблюдал и Шеврикука, на ум ему сразу же пришел
Блуждающий Нерв. Но всякий раз Пузырь успокаивался, лежал смирно, запасы в
нем, видимо, не иссякли. А может, они и вовсе были неиссякаемыми.
Но в воскресенье случилось никак и никем не чаянное. Уже утром на глазах у
зевак Пузырь перестал пускать в себя вертолеты и автомобили. Из него
выезжали и вылетали, в него же проникнуть ничто не могло. "Ну а как же?
Выходной! Имеет право!" - рассуждали наблюдатели. Предчувствие выгнало
Шеврикуку из Землескреба к улице Цандера. У въездных проездов толклись
обескураженные специалисты, но похоже, и они сами себе ничего не могли
разъяснить. А потому версия о выходном Пузыря была признана сносной и
разумной. Но когда из Пузыря выпорхнул последний загруженный вертолет,
проемы Пузыря в мгновение закрылись. Будто их и не было никогда. Все
притихли. Вертолет унес с собой звуки. Пронзительно-тоскливо сделалось в
Останкине. Судорога прошла по спине исполина. Теперь уже от Сокольников и
до Марьиной Рощи. Пузырь замер. И через минуту отцепился от Земли. Подъем
его вышел плавным и чрезвычайно уважительным по отношению к московским
наблюдателям, мягко сказать, ошалевшим. Лишь некоторые шептали с
возмущением: "Как посмел! Немедленно поднимать перехватчиков! Или -
ракетой его! Ракетой!" В высотах, где он некогда висел над Останкином,
Пузырь прекратил подъем. В толпе послышалось: "Одумался! Да куда он от нас
денется! Далеко не улетит!" Пузырь, повисев, произвел некие колебательные
движения с изгибами всего тела (Шеврикука посчитал их
прощально-приветливыми) и продолжил восхождение в небеса, теперь уже с
невежливой скоростью. Брошенные вдогонку ему истребители-перехватчики не
смогли остановить беглеца. Очень быстро он превратился в точку. А потом и
вовсе исчез.
Печально и тихо смотрели в небо останкинские жители.
79
В грустной, будто осиротевшей толпе Шеврикука увидел Дуняшу. Она глядела в
его сторону. А к ней приближались Любохват с Продольным. Дуняша стала
призывно махать рукой Шеврикуке, но Любохват с Продольным резко повернули
ее и, видимо, принудили следовать с ними.
Шеврикука намерен был направиться им вдогонку. Но осадил себя.
Он был ученый.
Обещания заняться Любохватом и Продольным он так и не выполнил. Вроде бы
не было для этого сословных причин. Беспокойства, какие вызывали в нем
Любохват и Продольный, могли быть вызваны лишь его неприязнью к ним. Ну и
что из того, что они поглядывали на него злобно и будто бы от них он мог
ждать пакостей? Это его трудности. А для всего сословия или хотя бы для
его останкинского землячества Любохват с Продольным, вполне возможно, были
удалыми и героическими личностями, а во время баталий с Отродьями Башни
исполняли секретные задания... И все-таки Шеврикука не мог не доверять
своему чутью, а сомнения следовало развеять. Хотя бы поговорить с Артемом
Лукичом, посылавшим Продольного в экспедицию по неотложным делам, а еще
лучше - с Увещевателем, выложить им свои сомнения и добиться от них
разъяснений.
Можно было бы постучаться к Иллариону. Но как бы не оказался Илларион
опять в Гатчине. Или где-нибудь на Земле Франца-Иосифа.
А о том, какие интересы связывали Дуняшу с Любохватом и Продольным, не
следовало и думать.
Но пока Шеврикука стоял на Звездном бульваре. И ему без Пузыря было
печально. И даже обидно. Но отчего же обидно-то? Будто и ему чего-то
недодали? Но он ничего и не ждал.
А толпа по-прежнему молчала. Смотревшие в небо заметили появление на
северо-востоке тяжело-темных облаков. И стало прохладнее. Безмолвие
публики не нарушал даже бывший соцсоревнователь Свержов. Все были
обескуражены. До того привыкли к Пузырю, что он уже казался своим,
домашним. Без него был теперь неуют в душах. Заметили лишь одного
оживленного человека - подозрительного типа с поднятым воротником и
трубкой во рту, прозванного в народе инспектором Варнике. На вопрос, что
случилось с Пузырем, он заявил, чуть ли не торжествуя:
- Как он прилетел, так он и улетел. Он свое дело сделал. И какой он вам
Пузырь?
Версию о том, что Пузырь стал легкоподъемным оттото, что из него изъяли
все тяжести, инспектор Варнике принял с высокомерным смехом и со словами:
"Тяжестей в нем осталось достаточно. Просто он посетил плантацию
человеков. Понаблюдал, как совершаются здесь опыты, и был таков".
Инспектор Варнике приподнял котелок, поклонился публике и пошагал в
направлении Марьиной Рощи. Более в Останкине его не видели.
А тяжело-темные облака наползали, наползали. И когда наползли, из них
посыпал снег. Сначала он был крупитчатый, потом полетели хлопья метельные,
ветер стал мотать верхушки деревьев, срывать державшиеся до конца ноября
листья, словом, дождались зимы. Пурга погнала публику со Звездного и
Ракетного бульваров в тепло жилья.
В понедельник утром Шеврикука увидел Звездный бульвар белым. На высоких
южных склонах его, от проезда Ольминского и до проспекта Мира, детишки
резвились на санках и пластмассовых кругах. От Марьиной Рощи и до
проспекта были накатаны лыжни, останкинские физкультурники в часы
безработиц, отталкиваясь бамбуковыми палками, доставляли себе удовольствие.
"Так, - подумал Шеврикука. - Завтра в парке откроют лыжную базу, и
взаимоуважающий соблюдатель Горя Бойс со всеми своими персонажами
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг