И как в случае с штурмом Хранилища, Отродий подводило их высокомерие,
неумение оценить иные особенности домовых, а возможно, и слабая работа
разведки. Потерь было много с обеих сторон, но викторию все же одержали
домовые. Свою роль в баталиях Шеврикука нисколько не преувеличивал, слова
о важности поста экс-Колюня-Убогий мог Произнести лишь для того, чтобы
раззадорить в Шеврикуке воителя. А были, возможно, и более существенные
воители, нежели он. Но где же сражались Любохват с Продольным? Этого
Шеврикука так и не выяснил. А выяснить хотел...
Присутствие Отродий в Останкине не ощущалось. Куда утекли, уползли,
унеслись Отродья, недобитые и рассеянные, ведомо не было. Высказывались
предположения. Не устремились ли недобитые к сокрушенному, но не
истребленному воеводе Бушмелеву? К ошметкам черного столба? И такое могло
быть. Или они уползли в укрытия, приготовленные на случай неудачи и
отступления?
Но виктория викторией, недобитые недобитыми, а следовало уже думать о
раздаче Пузыря. Опять созрела уверенность: ну если не через три дня, то на
той неделе начнут раздавать Пузырь.
В получердачье Шеврикука не обнаружил следов подселенца. Может, тот нашел
себе хорошую квартиру со сладкой хозяйкой. Может, гуляет, продолжив
каникулы. Может, вернулся в лабораторию Мити Мельникова. А поговорить с
ним не мешало бы...
Охота и любопытство потянули его на Покровку. Дом Тутомлиных был в лесах,
обвешанных зелеными, будто бы марлевыми, полотнищами. Шумы в нем и вокруг
него стояли самые что ни на есть строительные, обнадеживающие. Бассейн
змея Анаконды был почти готов, стеклили шатер-башню, вставшую над
бассейном.
Проникать в дом Тутомлиных Шеврикука не стал, а направился Сверчковым
переулком в Салон чудес и благодействий. Там все бурлило. Не было в зале
общих операций Дударева, Совокупеевой, Крейсера Грозного, и это Шеврикуку
даже обрадовало, а то бы пошли вопросы, требующие ложных ответов. Но вот
встреча с Дуняшей-Невзорой Шеврикуку расстроила. Та сидела деловитая, в
сером английском костюме, вела разговор с клиентом, увидела Шеврикуку,
вскочила. Шеврикука хотел было унести ноги, но Дуняша догнала его в
коридоре, схватила за руку:
- Ты нас ненавидишь!
- Я не имею с вами никаких дел! - Шеврикука резко освободил свою руку.
- Мы для тебя подлые стервы. Можешь мне не верить, но Гликерии сейчас
истинно плохо. Она не, доживет до маскарада. Она погибнет.
- Она погибает не в первый раз, - сказал Шеврикука и пошел своей дорогой.
А пришел он к магазину А. Продольного "Табаки и цветные металлы".
Сквозь дверной проем он увидел Любохвата и Продольного. Экие стояли два
приличных бизнесмена в дорогих костюмах и без всяких пулеметных лент! И
беседовали с двумя же бизнесменами нордической наружности.
"Нет, с Любохватом и Продольным я обязан разобраться!" - подумал
Шеврикука, не ведая о резолюции, предписывающей освободить его от
полномочий.
78
И действительно, не через три дня, а через шесть, "на той неделе", начали
раздавать Пузырь.
Какие только замечательные личности не побывали в ту пору в Останкине! И
даже те, кому чужие ломти и совать было некуда. Однако заполучить хотелось.
Шеврикука же был теперь к раздаче Пузыря и к самому Пузырю холоден.
Установившееся было в нем после бдений в Хранилище душевное равновесие
развеяла встреча с Дуняшей. Он то и дело вспоминал о ней и негодовал. Или
недоумевал. "Да сколько же у них наглости и бесстыдства, коли они решились
снова заводить со мной разговоры!" - это было недоумение. Особое же его
негодование вызывали слова: "Она не доживет до маскарада..." В самом
обмене репликами с Дуняшей он их как бы и не услышал, не они были
главными, теперь же они гремели, барабанили в нем. Экая для Гликерии и
Дуняши трагедия - не дожить до маскарада. До зимнего маскарада в
Оранжерее! Имея столько нарядов и побрякушек - и не дожить! Или эти наряды
и побрякушки в связи с возобновлением в нем, Шеврикуке, жизни объявлены
крадеными и недопустимыми для показа на маскараде? А может быть, не
допущены к маскараду и обе славные Шеврикукины подруги? И это для них хуже
погибели? Прежде Шеврикука думал только о Гликерии, действия же ее
прислуги не оценивал, теперь его негодований заслуживала и Дуняша, и эта
стерва дурачила, обманывала его, держа за болвана. Но болваном он и сам
себя признал. Болваном он будет оставаться, если не выбросит из головы и
души Гликерию (а с ней и Дуняшу), если не перестанет даже и вспоминать о
них. А вот не переставал...
Тем более что Дуняша мешала ему истребить память о себе и своей госпоже,
появляясь каждый день пусть и вдали от Шеврикуки, но на видимом
расстоянии, на улицах, в толпе, в суете, возникающей вблизи Пузыря. А
применять отворотные зелья, заклинания на иссушение чувств, силовые снятия
наваждения Шеврикука считал делом для себя постыдным и унизительным.
Следовало держаться подальше от двух дам, а там, глядишь, дым и растает...
А суета в Останкине в ожидании раздачи Пузыря становилась чуть ли не
праздничной. На Звездном и Ракетном бульварах на плоские крыши домов по
вечерам поднимались духовые оркестры и маршами, в их числе кавалерийскими,
взбадривали население. Предполагалось, что накануне раздачи будут
проведены салют и фейерверки. Ожидались приезды важных делегаций из
богатых стран. Разговоры об этом вызывали скорее тревогу, нежели радость.
Вдруг из Пузыря начнут выгребать (или оно станет само выползать) такое,
что у иноземных кредиторов слюни потекут и они потребуют экстренной
выплаты долгов и, уж естественно, прекратят валютные подачи. Оно, конечно,
хорошо бы, чтобы такое выгребли и потекло, но зачем дразнить и печалить
дарами Пузыря чужаков, и без того сытых? А потому утверждалось мнение:
главные выгребы будут совершаться с соблюдением секретностей и вывозить
добро станут в ночное время на секретные же склады. С них и начнут по
спискам раздавать Пузырь. Ожидать на бульварных тротуарах своих порций
Пузыря с сумками на колесах, с баулами и рюкзаками, с корытами на лыжах
могли лишь люди, ущербные умом. Однако их объявлялось в Останкине все
больше и больше. Скапливались они не везде, а в местах, где, по их
изысканиям и вычислениям, по подсказкам магов, по чуяниям Чумака, и должны
были отвориться товарные проемы Пузыря. В скоплениях сумок на колесах
сейчас же стали образовываться выстраданные отечественной инициативой
очереди со списками и с выведением чернильных номерков на руках. Понятно,
списки полагалось перевыкрикивать ежедневно (а где и дважды в день),
устраняя из списков сибаритов и безвольных. Опять же по московской
привычке естественного отбора переклички устраивались в часы отдохновений
метрополитена, тут уж сибарита, лежебоку и безвольного одно удовольствие
было выставить из очереди. И в списках еженощно происходило обнадеживающее
продвижение к дарам Пузыря.
Раздражали очереди являвшиеся к перекличкам в иномарках, с трелями
охранных канареек, наглые люди, какие-то то ли хлопобуды, то ли будохлопы,
во главе с профессором Облаковым и ненасытной дамой в мехах Клавдией
Петровной. Они считали, что должны быть первыми и идти вне списков, потому
что свои списки и номерки на руках уже выстояли лет пятнадцать назад, а то
и больше в Настасьинском переулке, дом номер восемь. Именно тогда им (за
плату!) и был припрогнозирован нынешний Пузырь. А потому Пузырь прежде
всего - их, а уж затем - чей-либо еще. Выяснилось вскоре, что эти самые
хлопобуды в последние годы много чего уже награбастали, много кого
облапошили, места своих служений утеплили, виллы построили, чаще всего на
Ривьерах, пробьются и внутрь Пузыря, а в останкинские очереди ездят
отмечаться - на всякий случай. Чтобы никакой мелкой добычи не упустить,
чтобы ни одна килька от них не удрала. "Этих - бить будем!" - было общее
мнение в очередях сумок на колесах. А так там нарастало единение душ и
надежд, по причине ночных бесснежных холодов жгли костры, водили хороводы
и предавались воздушным мечтаниям.
- Ох! Игорь Константинович, вы вернулись! - бросился к Шеврикуке во дворе
Землескреба обрадовавшийся ему Радлугин.
- Да, вернулся, - согласился Шеврикука.
- Что-то вы не загорели...
- Я был на Ямале, - сказал Шеврикука.
- Какие же там теперь развлечения? - удивился Радлугин.
- Гонки на оленьих упряжках. И на собачьих.
- Ну, тогда конечно, - закивал Радлугин. - А "дупло"?
- Он на задании, - сказал Шеврикука. - Но скоро должен появиться. А пока
донесения вам придется передавать мне. Из рук в руки. Но незаметно и не
прилюдно.
- Слушаюсь! - вытянулся Радлугин.
- А как с Пузырем?
- Бдим, - сказал Радлугин. - Стоим на страже интересов. Доступ в него
будет открыт во вторник, в одиннадцать ноль-ноль. Об этом уже сообщили в
газетах, по радио, в телевизорах... Ну, вы сами знаете...
- Естественно, знаю, - важно сказал Шеврикука. Он хотел было
поинтересоваться, каким способом, по сведениям Радлугина, будет
осуществляться доступ в Пузырь, если тот по-прежнему бездыханно спит и
ничто в себе не открывает. Но промолчал, не желая давать Радлугину повод
усомниться в государственной осведомленности Игоря Константиновича.
- Рад, что вы бдите и стоите на страже, - поощрил Радлугина Шеврикука. -
Если что, докладывайте.
Через час Шеврикука почти те же слова сам услышал от предпринимателя
Дударева. Дударев категорическим образом обрадовался возвращению Игоря
Константиновича с Ямала, даже обнял путешественника, вызвав напряжение на
лицах двух своих хранителей тела.
- Досада-то какая, Игорь Константинович, что вы наши паркетные работы
пропустили! - сокрушался Дударев.
- Вы же мне о сроках-то не сообщили...
- Да-да, это так! Фронт работ открылся внезапно. И мы обещанную вам ставку
не отменили и не понизили. Вы все получите. Все! И дом в Подмосковье пока
незастеленный...
- Застелим, коли надо будет, - пообещал Шеврикука.
- Пока порадейте здесь. При Пузыре, - порекомендовал Дударев. - Глаз да
глаз за всем, что вокруг. А потом милости просим к делам - в дом на
Покровке и в наш с вами Салон. Скоро змею мы соорудим Парадиз. Очень
способный змей. Многого от него ждем.
Радостной вышла встреча Шеврикуки с Сергеем Андреевичем Подмолотовым,
Крейсером Грозным, и его японским другом Сан Санычем. Крейсер Грозный
говорил главным образом на футбольные темы, признавая в Игоре
Константиновиче достойного знатока, радовался спартаковским удачам и не
скрывал собственных своих колдунских удач.
- Вы видели, как Тихонов бильярдным ударом мяч загнал "Алании"? Вы-то,
именно вы, можете понять, чего мне это стоило...
- А заказчикам сколько это стоило?
- Ну... - замялся Крейсер Грозный. - Подштопать тельняшку хватило...
- А как ваш змей Анаконда? - из вежливости поинтересовался Шеврикука.
- Куражится. Кочерыжится. - Тут Крейсер Грозный нахмурился. - Будто кто-то
оказывал на него дурное влияние. Как бы чего не выкинул... Или, может,
провиант, по вашим указаниям - с ликерами и водками, отпускают не-тех
качеств? Мы-то дегустируем и довольные. Но мы-то привычные. А змей -
существо тонкое. Вы, Игорь Константинович, как-нибудь взглянули бы на
змея. А заодно и подегустировали бы с нами.
- Как-нибудь и зайду, - пообещал Шеврикука.
- Будем очень признательны, - сказал Крейсер Грозный. И тут глаза его
стали знакомо хитрыми. Он подмигнул Шеврикуке и спросил таинственно: - Ну
а как вам наши рогатки?
- Какие рогатки? - Теперь уже смутился Шеврикука.
- Вообще рогатки. И наши, в частности, михайловские. Мы через две недели
пускаем с Сан Санычем фабрику рогаток в Михайлове Рязанской губернии.
- Откуда же вы столько серебра для них найдете? - спросил Шеврикука. - Не
в убыток ли выйдет?
- Зачем нам серебро? - удивился Крейсер Грозный. - Если только на
сувенирные экземпляры. А так на рогатины пойдет ореховое дерево. В
боеприпасы же, полигонные испытания показали, надежнее всего брать катыши
клинкера, нашего, Михайловского. Пробивают броню турецких авианосцев.
- Серебро-то, оно, - задумался Шеврикука, - видимо, и не всем показано...
- Ждем вас в Парадизе змея. И рогатки презентуем. На случай боевых
действий. - И Крейсер Грозный опять хитро подмигнул Шеврикуке.
А между тем объявленный вторник приближался.
По вечерам на улице Королева, на Звездном и Ракетном бульварах, у главного
входа ВДНХ теперь происходили народные гуляния, благо что погоды стояли
нечаянно бесснежные, теплые и сухие. Подъем духа населения подтверждала
музыка духовая, возвышая аппетиты, там и тут дымили мангалы, куры обретали
золотистую корочку на вертелах, шипели на сковородках брауншвейгские
сардельки, в бумажных бокалах гулявшим предлагались глинтвейны, гроги,
жженки и подогретые йогурты. Установили множество елок с разноцветьем
гирлянд, будто бы Пузырь имел отношение к Рождеству и Новому году. Или ему
отводились обязанности Деда Мороза. Но для явлений Деда Мороза и
Снегурочки сроки еще не наступили. Почти не наблюдалось в те дни вблизи
Пузыря скандалистов. Всякие сообщества и партии, осознавшие себя под идеей
Пузыря и в борьбе за права и льготы, если и шумели теперь, то не в
Останкине, а в своих уже приобретенных резиденциях и офисах. Одни лишь так
называемые хлопобуды или будохлопы раздражали публику, бузотеря на
перекличках и тыча в нос прохожим чернильные номерки.
Шеврикука все еще сомневался в способностях Возвышенного управления
Справедливой Раздачи вызвать подвиг дружелюбия и бодрости спящего Пузыря в
назначенный вторник, а в Москву уже стали съезжаться иноземные делегации и
жаждущие зрелищ. В понедельник вечером были произведены обещанные салют и
фейерверки, нисколько не обеспокоившие сон Пузыря. И это был
государственный салют, а не минометная самодеятельность при смотринах дома
на Покровке. Ходили слухи об амнистии, но никакие указы об амнистии изданы
не были. Не подтвердились также слухи о награждении футбольного тренера
Олега Романцева орденом "За заслуги перед Отечеством" 3-й степени.
За фейерверками Шеврикука наблюдал на углу улицы Цандера и Звездного
бульвара. Какие только знакомцы не оказывались в поле его зрения. Многие
подходили к Шеврикуке, раскланивались. Все были возбуждены. "День Победы,
что ли, какой?" - удивлялся Шеврикука. Не подошел к нему сановитый домовой
Концебалов-Брожило, а стоял он от него метрах в двадцати, и повод подойти
имел. Не подошли и Любохват с Продольным, они проскочили мимо него в
толпе, видно спешили куда-то по делу, позволили себе лишь посмотреть на
Шеврикуку. Посмотрели злобно, но будто бы и с опаской. Не подошла и
Дуняша, а явно хотела подойти, она глядела на Шеврикуку в надежде, что он
ее кликнет, сама же показалась ему заплаканной. А вот Гликерия Андреевна
Тутомлина на бульварах не показывалась... Зато объявился субъект с трубкой
во рту, прозванный летом останкинцами инспектором Варнике. Нынче его
одежды соответствовали сезону. Стоял он Наполеоном Бонапартом, руки сложив
на груди, и словно был разочарован явлениями природы. "Так он и допустит в
себя, - произнес он, вынув трубку изо рта. - Дурак будет, если допустит".
И Шеврикука полагал, что вторник станет для Возвышенного управления
Справедливой Раздачи днем конфуза. Однако уже в девять часов занял место в
толпе опять же на углу Цандера. Надо ли говорить, что на этот раз Пузырь
был оцеплен, а движение транспортных средств вблизи него прекращено. Для
почетных гостей и наблюдателей у пересечений Пузырем проспекта Мира
установили две трибуны с подзорными трубами. Толпа шелестела флажками и
плакатами, шумела, проглатывала глинтвейны и мороженое, но в половине
одиннадцатого сама по себе притихла. И духовые музыки, взгремев и звякнув
тарелками, умолкли. А Шеврикука почувствовал, что он волнуется. "С чего бы
это? - удивлялся он. - Мне-то что?" А и вокруг него все стояли
взволнованные.
В тишине праздничными динамиками было объявлено: "Уважаемые граждане!
Просим вести себя без возбуждения и толкотни, дабы не вызвать Ходынки и
неодобрений Пузыря. Сегодня состоится лишь доступ в недра Пузыря
специалистов и перевозочных средств. Непосредственная раздача содержимого
Пузыря произойдет позже по месту жительства и по утвержденным спискам.
Ожидаются в пятницу на Звездном и Ракетном бульварах показательные дарения
гостинцев Пузыря. Еще раз просим соблюдать спокойствие и не допустить
толчеи. Спасибо за внимание".
Теперь работники Возвышенного управления Справедливой Раздачи стали
казаться Шеврикуке бессовестными наглецами. Но без двух минут одиннадцать
Пузырь вздрогнул, и по спине его от самого марьинорощинского путепровода в
направлении Сокольников пошла судорога, у Сокольников она, видно, и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг