бы хотел сообщить ему сведения хотя бы о ретивом исполнителе Б. Ш. и
свежей фигуре - Тысле, неважно как добытые, но несомненно для Шеврикуки
нелишние...
38
Надо отправиться на улицу, толкнуло Шеврикуку желание, и побродить. И
подумать. При этом ему померещилось, что желание это отчасти и не его
собственное, что он получил приглашение выбраться на прогулку, а с
приглашением даже и намек - будто для сегодняшней прогулки будут особенно
приятны тропинки Звездного бульвара у поворота на проезд Ольминского.
Приглашение и намек должны были бы вызвать протест или неприятие
Шеврикуки, но он предположил: не приглашает ли его новоявленная (или
новоявленный?) Тысла?
Нет, приглашение было направлено не Тыслой.
На тропинках Звездного бульвара Шеврикуку поджидала дама в мантилье. Она
не то чтобы поджидала, она как бы прохаживалась, пребывая в тихой грезе
или в элегических настроениях, вызванных синими влажными сумерками, и
никого вокруг не видела. А может быть, и не элегии звучали в ней теперь, а
привели ее к проезду Ольминского печаль и неотложное горькое дело. Дама
была в темных, закрытых одеждах, плотных, пожалуй, слишком теплых и для
ночей на берегах Гвадалквивира, и для сумерек нынешнего московского лета.
Конечно, и гипотетическая Тысла могла выйти к Шеврикуке, вдруг она
родилась в мантилье или же ее воспитывали в темных одеждах. Но Шеврикука
очень скоро сообразил, что поджидает его Дуняша-Невзора.
- Отчего мантилья? Отчего такие строгие линии? Отчего все мрачное? Будто
какая драма! - начал было он тоном легким и ироническим. Но вдруг выпалил
всерьез: - Что-нибудь случилось с Гликерией?
- Почему с Гликерией? - поинтересовалась Дуняша. - Почему не со мной?
- Не знаю, - смутился Шеврикука. - Взял и подумал о Гликерии. И ляпнул!
Экая глупость! Самому странно.
- Значит, ты о ней все время думаешь, - уверила его Дуняша. - Противна она
тебе или прелестна, но ты о ней думаешь. Ты сейчас просто испугался.
- Ну конечно! Вам показалось, - возразил Шеврикука. - У вас к этому
расположены мысли.
- Ты предлагаешь вести разговор на "вы"? - удивилась Дуняша-Невзора. - На
"вы" так на "вы". Эко вы растерялись из-за своего испуга и даже, видимо,
рассердились на себя. Это пройдет.
- Уже прошло, - согласился Шеврикука. - Так что у вас за драма?
- Драмы нет. Есть осложнение обстоятельств, и более ничего.
- Надо понимать, в холодную вас не отправили...
- Пока нет.
- Не завели ли вы в приложение к мантилье еще и кастаньеты?
- Если и завела, то взять их с собой сегодня повода не было.
- Стало быть, приглашение меня на прогулку было исключительно деловое.
- Разве приглашение? Так, робкое, тихое воздыхание о деле. Или напоминание
о нем. Вы же согласились стать проводником.
- Было произнесено: "Ни о какой услуге просить мы у вас не будем".
- Произнесено сгоряча.
- Возможно, что и я именно сгоряча вызвался быть проводником. А теперь пыл
пропал. И у меня произошло осложнение обстоятельств.
- Шеврикука, ты ведь и сам знаешь, что ввяжешься в наши дела.
- Не вижу никакой корысти. И никакой выгоды.
- А тебе и не нужна корысть. А все равно ввяжешься.
- Я полагаю, придумано и дело, в числе прочих, в связи с ним госпожа и
направила ко мне барышню-служанку, - сказал Шеврикука.
- Да, - согласилась Дуняша. - Есть и частное дело. Добыть для Гликерии
Андреевны некий предмет. Или даже два предмета. Но сначала один. В
известном доме на Покровке.
- Это дом Гликерии. Она в нем хозяйка.
- Кабы так. Ей не все доступно. И не все разрешено. А многое и запрещено.
Нарушения запретов вызовут кары. Случайное же лицо может коснуться того,
что теперь необходимо Гликерии. С этим делом госпожа ни к кому не
направляла служанку.
- Так, - кивнул Шеврикука. - Еще что?
- Один из предметов - бинокль.
- Бинокль?
- Бинокль. Театральный.
- Отчего же не с броненосцев? Отчего же не для наблюдений за эскадрой
Нельсона?
- Театральный, - сказала Дуняша. - Успокойся. Театральный. Перламутр,
кость, медь. Наблюдали сквозь него за трагедиями Озерова и танцами
Истоминой.
- А второй предмет?
- Сразу тебе знать и второй, как же!
- Ясно. Первый - крючок с червяком.
- А ты его уже и проглотил.
- Предположим. Но он не впился мне в губу. Я его могу откусить. Могу даже
и переварить.
- Дело твое.
- Хорошо, - сказал Шеврикука. - Бинокль Гликерии Андреевне я добуду.
- Благодетель ты наш! Я ли в тебе сомневалась!
- Дальше что?
- Между прочим, на тебя положила глаз Увека Увечная.
- Один глаз? Два, три? Сколько у нее теперь вообще глаз? Я ее давно не
видел. Толком и не знаю, какая она.
- Увидишь, - сказала Дуняша-Невзора. - Как бы мы этого ни не хотели, но ты
ее увидишь. У нее два глаза. Как у меня. Как у тебя. Как у Гликерии.
- Увижу так увижу, - сказал Шеврикука. - А вам что, будет неприятно, если
я ее увижу?
- Нам все равно. И не станем же мы хватать ее за платье. И может, какой
толк выйдет для нас из вашего с ней свидания.
- Это где же?
- Есть сведения, что под маньчжурским орехом.
- Даже так? Ладно... И, стало быть, нынешний разговор со мной предпринят
без всяких просьб и пожеланий Гликерии Андреевны?
- Если она узнает о нем и поручении добыть бинокль, она может и прогнать
меня. Она в обиде на тебя, Шеврикука. Зачем надо было дразнить ее
напоминанием о дурной клятве?
- Но клятва была.
- Была или не была, кто знает. И клятва ли? Может, некое вынужденное
обещание. Или обязательство, вырванное обманом, страхом, болью, боязнью
принести беды другим. Или вызванное несуразностями обстоятельств жизни.
- Всему нужно найти оправдания.
- Но великодушно ли было с твоей стороны напоминать женщине о ее... о
тяготящих ее обстоятельствах?
- А может, я тогда самому себе напоминал о дурной клятве, чтобы не
втравиться в совершенно ненужную мне затею...
- И все же втравишься, втравишься!
- И клятва та уже приводила к действиям, добру не служившим...
- Не клятва! Это не клятва!
- Ну, пусть даже и обязательство... У меня иные житейские правила, и я не
хочу...
- А если Гликерия Андреевна желает освободиться от этого обязательства,
оно ее тяготит, оно ее губит, но сейчас есть возможность освободиться от
него, отчего же ты, Шеврикука, не хочешь помочь ей в этом?
- Не верю я в то, что она сама желала и теперь желает...
- А ты поверь! Ты несправедлив, ты неправ, Шеврикука, и ты сам понимаешь
это!
- У Гликерии Андреевны - свое. У меня - свое.
- Ведь ты же думаешь о ней! И не перестаешь думать!
- Бинокль я для нее добуду. Если такой бинокль есть. И все.
Шеврикука замолчал. Он знал Дуняшу-Невзору и полагал, что она не выдержит
и сразу же примется говорить и о втором предмете. Но молчала и Дуняша.
- У вас там все по-прежнему бурлит и клокочет? - спросил Шеврикука. -
Крушат казематы и с цепей срываются?
- Да. Бурлит и клокочет. Но не по-прежнему, а куда круче.
- Мрачные непрошеные гости в ваши Апартаменты более не являлись?
- Пока не являлись. Однако все это - наше. Но - не твое! - резко сказала
Дуняша.
- Именно так, - согласился Шеврикука. - А потому, если нет еще каких дел,
можно и разойтись.
- Да,- кивнула Дуняша. - И разойдемся.
- Когда добуду бинокль, не знаю. Вдруг и завтра. А то уйдет и неделя.
- Не тяни.
- Вы явитесь за ним? Или мне дать весть?
- Дай ты.
- Хорошо.
И разошлись.
- Погоди! - остановила Шеврикуку Дуняша. - Увека Увечная рвется в
Самозванки. В Марины Мнишек! Имей в виду!
- Мне-то что? - холодно сказал Шеврикука. Хотел было поинтересоваться, не
носили ли мантильи в Венеции на известных маскарадах, все скрывавших и
всех уравнивавших, и не пригодится ли мантилья и зимой в Оранжерее. Но
раздражать Дуняшу не стал.
"Бинокль добудет Пэрст-Капсула, - решил Шеврикука. - Если бинокль и впрямь
есть".
Утром о бинокле было сказано Пэрсту-Капсуле. Пэрст выслушал Шеврикуку с
вниманием, кивнул, мол, буду прилежным. О томлении всей своей сути он не
счел нужным напоминать Шеврикуке, а может быть, томление временно не
тяготило полуфаба или было отменено поручением. Шеврикука туманно намекнул
на то, что в доме Тутомлиных на Покровке возможны и занимательные прогулки
для любопытного, конечно, существуют сложности и опасности, а потому
отваге и зоркому глазу там должно сопутствовать хладнокровие.
Пэрст-Капсула опять кивнул: да, понял, буду прилежным.
В одиннадцать вечера бинокль был доставлен Шеврикуке.
Милая штучка, думал Шеврикука, разглядывая бинокль, конец восемнадцатого,
светло-палевый перламутр с переливами, бронза (или латунь?), винт - не из
платины ли, а поставишь на стол - будто две башни с мостами, два донжона.
Откуда его привезли? Из Германии? Из Франции? Из Голландии? Наверное, из
Франции, раз донжоны. Именно для трагедий Озерова и танцев Истоминой.
Милая штучка, милая...
- Внутри него нечто есть, - сказал Пэрст-Капсула.
- Ты его разбирал?
- Нет. Но внутри него есть нечто. Я вижу это.
- Бинокль лишь футляр?
- Нет. Бинокль и есть бинокль. С ним можно идти в театр и теперь. Но
внутри него помещено нечто, не имеющее к нему отношения. Оно твердое, и я
могу...
- Не надо, - быстро сказал Шеврикука. - Это не моя вещь. Я лишь оказываю с
твоей помощью мелкую услугу знакомым.
Произнеся слова о мелкой услуге, Шеврикука почувствовал неловкость. Не
обидел ли он и сейчас Пэрста-Капсулу небрежным унижением степени важности
услуги, не признал ли тем самым его мальчонкой на побегушках?
- Полагаю, что поиски предмета не были легкими, - ответственно выговорил
Шеврикука, - а потому прошу принять мои признательность и благодарность...
- Да, легкими не были, - согласился Пэрст-Капсула. - Прятавший знал, куда
положить бинокль. Но я не жалею о прогулках по дому. Хотя, как вы знаете,
я был там не впервые. Но в прошлый раз было не до прогулок.
- Я догадываюсь, - кивнул Шеврикука.
- Вы были правы. Любопытному и умеющему проникать там доступны
занимательные открытия.
Было очевидно, что занимательные открытия Пэрстом-Капсулой совершены, он
не прочь, коли возникнет в этом нужда, Шеврикуке о них поведать, но готов
и помолчать. Шеврикука чуть было не принялся расспрашивать следопыта и
добытчика антикварно-исторических вещей и потрепанных портфелей о
покровских открытиях, но сообразил, что проявит себя личностью
неосведомленной, малосведущей, возможно, потеряет в глазах Пэрста-Капсулы
лицо, да и все, связанное с Гликерией, он желал от себя отдалить, а потому
лишь спросил, и то как бы между прочим:
- И по лабиринту Федора Тутомлина погулял?
- Был и в лабиринте. Бинокль не из лабиринта. Лабиринт шутейный. Для
глупых. И не умеющих считать. Паутина, сплетенная лишь с тремя подвохами.
- Так оно и есть, - важно, как бы подтверждая знания Пэрста-Капсулы,
согласился Шеврикука.
На память ему пришел заросший щетиной ушастый мужик, преподнесенный на
днях телевидением и пробормотавший: "От синего поворота третья клеть...
Четвертый бирюзовый камень на рукояти чаши..." Не увиделись ли
Пэрстом-Капсулой синий поворот и бирюзовый камень? Но сейчас же ушастого
мужика отогнало от Шеврикуки иное соображение.
- А ведь у Петра Арсеньевича была палка... - прошептал Шеврикука. - Я его
всегда видел с палкой. Или с посохом. Или с тростью.
На посохи опирались коричневые странники, добытые Пэрстом-Капсулой в
марьинорощинском раскопе. "Трость" - Шеврикука вписал вчера в клеточки
кроссворда, уважив вопрос: "Оружие истинных джентльменов".
- У Петра Арсеньевича... была палка... - говорил Шеврикука вслух сам себе.
Но добавил и для Пэрста-Капсулы: - У знакомца моего... того, что на
Кондратюка... чей портфель ты... У него была палка... Набалдашник с
инкрустацией... А ведь он мог держать что-нибудь в набалдашнике. Или в
самой палке... Как в покровском бинокле...
- Мне начать поиски? - спросил Пэрст-Капсула.
- Нет, это я так... - неуверенно сказал Шеврикука. - Просто размышляю...
Он замолчал, понимая, что лукавит. Просить, а уж тем более приказывать
поискать палку Петра Арсеньевича он не стал, но вот если бы Пэрст-Капсула
ощутил его необъявленное желание и отважился предпринять что-либо сам,
поводов для досады у Шеврикуки не возникло бы.
- Да ладно с ней, с палкой-то этой, - сказал Шеврикука. - И с
набалдашником.
И отпустил Пэрста-Капсулу, пожелав тому удачливо отдыхать и развлекаться.
Обегая вниманием почтовые ящики жильцов, не тлеет ли где среди газет
чья-нибудь злодейская сигарета, в одном из них Шеврикука углядел свернутую
в трубочку бумагу. Вроде той цидульки, что вместила в его карман ловкая
рука пшеничнокосой Стиши. И на этой бумаге опять же детскими печатными
буквами обращались к нему: "Д. Шеврикука! Прошу! Умоляю! В Ботаническом
саду. Под маньчжурским орехом. В одну из сред. В три часа дня. Очень
прошу! В. В.".
А нынче был вторник.
Как же, пообещал то ли бывшей лесной деве Стише, то ли положившей на него
глаз В. В. Шеврикука, завтра же с утра понесусь в Ботанический сад. А
сейчас примусь разбегаться.
Шеврикука достал из кармана перламутровый бинокль и неожиданно для самого
себя стал потряхивать его. Будто надеялся, что нечто, известное
Пэрсту-Капсуле, издаст звук, хотя бы звякнет, и по звуку этому он
догадается, что в бинокле скрыто. Словно ребенок! Никаких звуков он,
естественно, не услышал. А подмывало его все же исследовать бинокль и
обнаружить нечто, оказавшееся столь важным теперь для Гликерии. Нет,
никаких исследований, приказал себе Шеврикука. Но решил: подавать сейчас
же сигнал в Дом Привидений не станет, а подержит бинокль при себе,
глядишь, и выяснится степень необходимости вещи для Гликерии и степень
нетерпения Дуняши.
Явилось опять: "...четвертый бирюзовый камень на рукояти чаши..." Бывают
Чаши Терпения. Стало быть, бывают и Чаши Нетерпения? Но что думать сейчас
об этих сосудах! Может, он вспомнит еще и о Чаше Грааля, волновавшей
почитателя средневекового рыцарства Петра Арсеньевича? Или опять
вообразит, что доверенность, генеральная, на его, Шеврикуки, имя была
сокрыта в палке, в посохе, в трости истинного джентльмена, скорее всего
пропавшей.
Все. Хватит. Об этом более ни мысли, ни слова!
А в среду утром Шеврикука осознал, что желает он этого или не желает, но в
половине третьего он непременно направится в Ботанический сад к
маньчжурскому ореху. А он не желал. Но и желал. Однако желание, с ходом
времени обострявшееся, будто бы кто-то навязывал ему, и Шеврикука этому
кому-то противился. Впрочем, противился вяло, растолковывая самому себе:
"А отчего же и не сходить сегодня? Все равно ведь В. В. будет допекать и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг