сволокут в холодную?
- Но, может быть, и не сволокут, - сказала Гликерия. - Может быть, проявят
благоразумие.
- Может, не сволокут, - оживилась Дуняша. - Я ведь героическая и верная
служанка. Я ведь не какая-нибудь У века Увечная!
Вышло так, что слова свои Дуняша произнесла не для Гликерии и тем более не
для Шеврикуки, а для кого-то иного, способного внимать. И вышло так, что
слова эти, как бы игривые, прозвучали нервно, чуть ли не мольбой о
помиловании.
- У Увеки Увечной, - Гликерия тихо вызвала пальцем басовый звук, - есть
незримые, несовершенные доброжелатели.
- Увека Увечная, - с презрением бросила Дуняша, - из кикимор!
- Эти доброжелатели, - продолжала Гликерия, может, сами пробились из
существ, близких к кикиморам. И она им приятна. Но теперь она им не
кикимора, и не Увека Увечная, а Векка Вечная. И в делах с ней есть выгода.
- Увека хуже Совокупеевой Александрин! - рассердилась Дуняша. - Она у нас
встанет на дороге!
- Или обойдет нас, - согласилась Гликерия. - Но пока она под надзором и в
леднике.
- Обойдет! Она у меня обойдет! - совсем разошлась Дуняша. - Она у меня
полетит в восьмом отсеке в Америку! Она у меня приводнится в заливе
Ванкувер! Как же!
- В каком восьмом отсеке? - спросил Шеврикука. - В какую Америку? В каком
заливе?
- А ты-то что? Тебе-то что! - воскликнула Дуняша. - Дезертир!
И все же она выпалила, в каком отсеке, в каком заливе, в какую Америку.
Вошли в повседневную жизнь дружеские обеды достойных супружеских пар двух
континентов. Конечно, были хороши ароматы московской сборной солянки с
каперсами, соком соленых огурцов и вареными языками, но им ни в чем не
уступали запахи и пары черепаховых супов по-мерилендски, или же
новоорлеанского рубца, или жаркого из опоссумов, да что говорить,
увлекательными и далеко манящими были эти запахи. Но накануне, когда столы
уже расставлялись в каком-нибудь Сиэтле, Портленде либо в авокадовом
Сан-Диего. Вы сами знаете, в тихоокеанские доброприемные воды опадали
послания из России, душевные и деловые. Доставлялись они в отсеках летучих
изделий тружеников Самары. Изделия эти как раз к обедам возносились в небо
в Архангельской губернии, на радость поморам. Что только не возили в их
отсеках. А привидений не возили. И вот арестантка Увека Увечная
додумалась. Конечно, могли быть у нее подсказчики из числа тех же
доброжелателей, но, скорее всего, додумалась она сама. Не смогла
прокатиться в Лихтенштейн в портсигаре негоцианта, но не изменила мечте
или пагубной страсти. На обрывках молочного пакета карандашом для
совершенствования ресниц написала послание-проект, неважно кому,
естественно, полуграмотное, но с вкраплениями якобы английских слов, будто
готовила себя в ведущие музыкальных развлекательных программ (кто бы ее
взял!). Нет, в какие там ведущие! Наглости у Увеки Увечной скопилось
столько, что она объявила себя жертвенной особой, готовой отдать все, но
способствовать моментальному и историческому переносу привидения из
Старого Света в Новый. Она была согласна на все неудобства, на любой
отсек, даже на восьмой. Послание Увеки, конечно, перехватили, может, она и
сама желала, чтобы его перехватили, а шелест о нем прошел, и если бы даже
теперь Увеку решили проткнуть пикой, она свое приобрела. По поводу ее
выходки имеют нынче рассуждения, да вдруг возьмут и рассудят доверить этой
гнуси "прорыв". Другое дело, как его смогут устроить? Нужны ли обедающим
супружеским парам к черепаховым супам и запеченным в раковине устрицам еще
и привидения?
- Увека не достойна преимущества и удовольствий, - сказала Гликерия. - Но
я ей не судья.
- А я судья! - воскликнула Дуняша. - Мне о ней судить очень просто. Имею
основания. Только такую не хватает отправить в Прорыв! Конечно, если этот
дезертир Шеврикука...
- Не держи его в голове, - сказала Гликерия.
Она опять вспомнила о "Картинках с выставки", и невылупившиеся птенцы
стали осторожно стучать лапками. Один из них пробил скорлупу.
- Во мне возникает непредвиденное, - сказала Гликерия.
- Опять? - удивился Шеврикука.
- Во мне, Дуняша, возникает непредвиденное! - Гликерия уже пропела, и тема
ее могла бы заинтересовать Верди. - Непредвиденное!
- И чем же вы теперь-то хотели бы владеть? - спросил Шеврикука.
- Туманностью Андромеды, - пропела Гликерия.
- Чем-чем?
- Чем? - переспросила Дуняша.
- Туманностью Андромеды, Дуняша! Туманностью! А к Маскараду я бы не
отказалась иметь украшения Елены, - сказала Гликерия. - Те, что откопал
Шлиман в Малой Азии. Или не откопал.
- Это доступнее, - сказал Шеврикука. - Если он их откопал. Тогда они могут
быть и в Москве. Только неизвестно, в каких хранилищах.
- Елены! - не могла поверить Дуняша. - Это же Трубникова усохнет от
зависти!
- Может быть, на Волхонке, - предположил Шеврикука. - А может быть, и в
Подольске.
-Ты считаешь, Маскарад не отменят? - с надеждой, но и с сомнением спросила
Дуняша.
- А какой резон отменять? - сказала Гликерия. - При любых обстоятельствах
не будет резона отменять. Только приспособят или усовершенствуют сюжет
Маскарада.
- А я уж было пала духом! - рассмеялась Дуняша. - Вдруг возьмут и отменят!
- Другое дело, - сказала Гликерия, - что мы с тобой можем оказаться
недопущенными к Маскараду.
- Из-за меня? Из-за того, что я бросилась на Покровку? Или из-за
всполошения?
- Из-за всполошения, - сказала Гликерия. - Из-за чужих интересов и
зависти. Если мы проиграем...
- Ну нет! - решительно заявила Дуняша. - Нас не одолеют!
- Не должны одолеть, - согласилась Гликерия.
- Андромеда и Елена... - Шеврикука раздумывал вслух. - Здесь ведь есть и
несовместимое... Хотя, конечно, как взглянуть. Но для Андромеды
понадобится Персей, а для Елены - Парис. Где же вы теперь отыщете Персея с
Парисом? Кстати, Персей не убоялся Чудовища... Опять - Чудовище... А может
быть, Гликерии Андреевне нужна не Андромеда, а туманность?..
- Ты-то точно не годишься в Персеи и Парисы! - обрадовала Шеврикуку
Дуняша. - Экое чучело!
- Я и не рвусь, - сказал Шеврикука.
- А вот в проводники мы все же согласились бы тебя взять!
- Премного благодарен, - Шеврикука прижал руку к груди. - Но я не желаю
быть у вас в проводниках.
- Смотрите-ка, Гликерия Андреевна, он нам еще и дерзит!
- Оставь его, Дуняша.
Шеврикука встал.
- Видишь, - сказала Гликерия. - Все нужное ему он разузнал и теперь может
идти дальше.
- Все разнюхал!
- Не будь так груба и вульгарна.
- Далеко не все из того, что меня интересовало, я разузнал и разнюхал, -
сказал Шеврикука. - Например, мне так и не ясно, как вели себя Пелагеич и
изверг Бушмелев и кто наблюдал за вами. Ну и не суть важно. Зато мне
открылось, что в Гликерии Андреевне возникает непредвиденное. Уж при этом
я быть вблизи нее не желаю.
- Ты, Шеврикука, - трус! - воскликнула Дуняша.
- Может, и трус. А может, у меня иные, нежели у вас, понятия о том, что
происходит в нас и вокруг нас.
- Не огорчай его, Дуняша, - сказала Гликерия. - Не вызывай в нем
необходимость отвечать. Он быстрее уйдет.
- Я не могу понять вашей деликатности, Гликерия Андреевна!
- Вы, Дуняша, - сказал Шеврикука, - чрезвычайно заблуждаетесь относительно
деликатности Гликерии Андреевны.
- Он прав, - подтвердила Гликерия. - Ты заблуждаешься.
Теперь невылупившиеся птенцы, несомненно, знали, что они вырастут, взлетят
и что будут они не жаворонки, не мухоловки, не зарянки, а соколы или
кордильерские кондоры. Но, похоже, знание этого и тяготило их.
- Он мелок и слаб, - сказала Гликерия.
- Справедливо, - согласился Шеврикука. - И потому зачем мне быть теперь
вблизи дамы, связанной дурной клятвой.
- Что ты городишь! - Разгневанная Дуняша подскочила к Шеврикуке. - Что он
городит! Он верит в эту сплетню! В эту гадость!
- Отойди от него! - Гликерия была не рассержена, а зла. - И разреши ему
нас покинуть!
- Поклон вам, - сказал Шеврикука. - Оставайтесь с туманностями Андромеды и
ценностями спартанской Елены. Кстати, неплохие украшения были и у
Клеопатры.
- Все у нас будет! - Обещание Гликерии вышло чуть ли не торжественным. -
Подумаем и об украшениях Клеопатры!
Но сразу же в гостиной Гликерии исчез свет и произошло потрясение. Первая
мгновенная мысль Шеврикуки была: всполошение сокрушило преграды, стены и
потолочные перекрытия и ворвалось в Апартаменты. Но тут же выяснилось:
потрясение сейчас происходит не всеобщее, а частное. Свет вернулся, но
посреди расширившегося до привычных своих пределов помещения дергалась и
стонала исполинская серо-черная фигура. Вид она имела безобразный и лишь
отчасти походила на фигуру человеческую. Твердых форм в ней как бы не
было, а все состояло либо из газа, либо из странной жидкости. Можно было
предположить, что голова (или нечто вроде головы) вторгшегося в гостиную
Гликерии существа была укрыта капюшоном или маской. Вокруг тела его (тела
ли?) колыхалась хламида или, по понятиям очередного столетия,
плащ-палатка, опять же - из газа или из жидкости. Все в незваном фантоме
словно бы плыло и переливалось, и все было неприятно. Гликерия с Дуняшей в
отличие от Шеврикуки, похоже, поняли, кто он такой и зачем он возник. Но и
они не ожидали его появления. Дуняша выглядела ошеломленно-напуганной,
Гликерия вскочила с музыкального стула, с силой опустила крышку
фортепьяно, скорее и не опустила, грохнула ею, будто желала устрашить
гостя. Но не устрашила, а, напротив, вызвала раздражение или гнев. Тело
его бугрилось, дергались его руки или то, что можно было назвать руками, и
что-то тонкое, прямое возникало в них, способное уколоть, уязвить или даже
погубить. Пришелец по-прежнему стонал, но теперь к стонам добавились
клокотание и хрипы. И некие спазматические, булькающие звуки стали
сопровождать его движение. А двигался он к Гликерии, руки его обрели
костяные пальцы, вытянулись и были готовы вцепиться в шею или плечи
Гликерии. Дуняша прижалась к стене. Гликерия выпрямилась и стояла будто
согласная с погибелью, ни о чем не молила и ничем не возмущалась.
Шеврикука ринулся на пришельца, но, столкнувшись с ним, попал не в жидкое
и не в газовый столп, а ударился о твердое. Его отбросило к ломберному
столику, Шеврикука схватил стоявший там подсвечник и подсвечником стал
бить серо-черного, разъяренного и ревущего исполина. К удивлению
Шеврикуки, враг его (а может, и не враг, но в те мгновения - враг) начал
отступать, взвизгнул, издал истерический вопль и пропал. Шеврикука
обернулся, взглянул на Гликерию, та без сомнения была напугана, руку с
перстнем держала вскинутой, и золото Пэрстовой вещицы горело, а потом
стало тускнеть...
- Он вернется! - закричала Дуняша. - Он вернется! Не уходи, Шеврикука! Он
придет со шпагой!
- Ну и что? - сказал Шеврикука и поставил подсвечник на ломберный столик.
- Ему положена шпага. А мне не положен и этот подсвечник.
- Вам, Шеврикука, положена кочерга, - сказала Гликерия.
- Да, - сказал Шеврикука. - Мне положена кочерга. И ухват. Но теперь я
соглашусь быть у вас проводником.
- Вот теперь, - сказала Гликерия, - ни о какой услуге мы просить у вас не
будем.
- Гликерия Андреевна! - воскликнула Дуняша. - Лика!
- Как пожелаете, - сказал Шеврикука. - Найти меня вам будет не сложно.
25
Опять дрожание земли и глубинные гулы ощущал Шеврикука, но уход его из
Дома Привидений вышел на странность беспрепятственным, не объявились даже
Горя Бойс и бабка Староханова, а могли бы проявить интерес, некому было
сдать сушеную воронью лапу, и Шеврикука оставил ее висеть в черном мороке.
Во дворе Землескреба Шеврикуку поджидал Пэрст-Капсула. Был он в ковбойской
шляпе, камуфляжном костюме и полусапожках. "Донесения Радлугина", -
прошептал Пэрст-Капсула, ничего не протянул Шеврикуке, но за пазухой у
того, под джинсовой рубахой, образовались бумаги и стали Шеврикуку
угнетать. "Хорошо, хорошо, - быстро и даже недовольно проговорил
Шеврикука. - Потом, потом! Совершенно занят. Завтра". Пэрст-Капсула,
похоже, расстроился. Он явно жаждал общения, а может, и о чем-то хотел
попросить Шеврикуку.
- Ну что еще? - сказал Шеврикука.
- Я хотел бы иметь подругу, - смущаясь, сказал Пэрст-Капсула. - Вы
позволите мне завести ее?
- Ты сам себе хозяин! - махнул рукой Шеврикука и помчался в квартиру
Уткиных.
"А кругляш-то его, наверное, и впрямь непростой", - подумал Шеврикука,
вспомнив, как горел перстень на пальце Гликерии, а потом потускнел.
Среди прочих донесений Радлугина было: "Плод квартиросъемщицы Легостаевой
развивается нормально. Упомянутая Лег. по-прежнему утверждает, что понесла
от Зевса".
И это донесение и иные бумаги Шеврикука отбросил.
Все чего-то хотят. Кто подругу. Кто младенца от Зевса. Кто Туманность. Кто
Всемирную Свечу. Чего желает он, Шеврикука? Не нужна ли и ему теперь
подруга? Или хотя бы Туманность? Но он и так в туманности. В тумане бытия.
Шеврикука отдышался и нечто придумал. Потом он снова взял бумаги,
доставленные Пэрстом-Капсулой. Доброжелательный гражданин Радлугин делился
своими наблюдениями над жизнью ответственного квартиросъемщика Дударева О.
С. Этот Дударев был во многом хорош и терпим и скорее доброжелателен,
нежели подл, хотя порой дребеденил, шумел и водил не постоянных женщин. Но
Радлугина обеспокоили ни с того ни с сего возникшие отношения Дударева О.
С. с какими-то неизвестными отродьями, по-видимому, агентами,
согласившимися называть себя Отродьями. А так называемое Отродье Б. 8783 -
4. Б. Ш. (Фл. Ш.) в карточке с золотым тиснением недвусмысленно
потребовало от Дударева О. С. установить связь с привидениями, якобы
проживающими в здешней местности. Но привидений нет в природе, а в здешней
местности и в Землескребе их тем более не может быть. А потому под
привидениями надо иметь в виду какие-то невыявленные личности, скорее
всего, потенциально опасные.
"Сегодня ты узришь привидение! - пообещал Радлугину Шеврикука. - Сегодня к
тебе явится тень Фруктова!"
Он сейчас же был готов отправиться в квартиру Радлугиных. Обзавестись
привидением в подъезде и немедленно входило теперь в его расчеты. Но он
подумал, что визит Фруктова в светлую пору может и не вызвать у Радлугина
необходимые впечатления. К тому же засомневался: а обернется ли он тенью
Фруктова? Впрочем, опыт и умение у него были. Другое дело, стоило ли ему
самому стать подобием Фруктова? Или же следовало лишь вызвать тень
доведенного до погибели и ею управлять? Шеврикука колебался. Но потом
решил исполнить обе вариации. Тема-то ему была ясна. Начинать можно было с
управляемой тени. Ради достоверности, посчитал Шеврикука, создавать ее,
пусть и бессловесную, надо было в квартире, где отчаявшийся Фруктов
отказал себе в праве на существование. Нынче там проживал бакалейщик
Куропятов, склонный к философическим восхождениям.
"А не подняться ли пока к Пэрсту-Капсуле?" - подумал Шеврикука. И поднялся.
- Это тебе знакомо? - спросил Шеврикука, протянув Пэрсту-Капсуле донесения
Радлугина об интересе к Дудареву Отродьев с Башни.
- "Б. 8783 - 4. Б. Ш. (Фл. Ш.)", - прочитал Пэрст-Капсула. - Знакомо.
Белый Шум. Один из них. Порядковый.
- Это что еще за шум?
- Случается в электронных устройствах... в эпизодах высших температур...
включают в список конкурентов, ведущих борьбу за существование...
простейшей моделью его могут служить песчаные или снежные лавины...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг