значке Радлугина была уже иная: "Участник солнечного затмения". "Какого
такого затмения? - озадачился Шеврикука. - Неужели я пропустил его или
проспал?" Опять явились недоумения: отчего он пять дней назад тащил
портфель Петра Арсеньевича именно в квартиру Радлугиных? Отчего он так
разволновался тогда, будто бумаги из портфеля, засушенные травинки или
замусоленные валеты были отравлены и могли заразить его черной или даже
погибельной болезнью? Стыдно было теперь Шеврикуке. В квартире Радлугиных
он нашел портфель целым и нетронутым. Никаких датчиков вблизи него, ничьих
отпечатков пальцев на коже портфеля он не обнаружил. Предмет, как был
положен, так и лежал в книжном шкафу в пустоте за томами Мопассана.
Собраний сочинений Радлугин выкупил много, но ни сам он, ни его
добропочтенная супруга рук к книжному шкафу давно не протягивали. К
Мопассану же они и вовсе относились с осуждением. Теперь Шеврикука
принялся уверять себя, что бросился к Радлугиным неспроста, а с некой,
пусть и смутной мыслью о выгоде укрытия именно за Мопассановой спиной.
Пусть, пусть наблюдают за квартирой Радлугиных, вдруг и ему выйдет от
этого польза. Пусть все эти марьинорощинские или сокольнические малины из
прошлого, все эти Нибелунги, Зигфриды с драконами и феями мирно почивают
себе в шкафу, а потом - поглядим. Потом бумага и реликвии Петра
Арсеньевича вдруг для чего-нибудь и понадобятся. И эта фея Т., посещавшая
Московию в составе посольства в 1673 году (кстати, а что происходило в
Московии в 1673 году?), и ее собственноручные записки окажутся не
бесполезными.
В воскресный день Радлугин остановил во дворе Шеврикуку и сказал скорее
утвердительно, нежели вопрошающе:
- Вы ведь в нашем доме живете. Я нередко встречал вас...
- Ну вроде бы... - без всякой охоты вести разговор ответил Шеврикука.
- И мне кажется, что вы в своем секторе активист.
- Говорить об этом не стоит, - будто намекая на нечто важное, но тайное,
сказал Шеврикука.
- Я понял. Я так и думал про вас. Я не ошибся! - обрадовался Радлугин. И
добавил уже доверительным шепотом: - Вы, конечно, принимали участие в
Затмении?
- В каком затмении? - спросил Шеврикука.
- В Солнечном.
- В каком именно солнечном?
- Ах да... - сообразил нечто Радлугин. - В недавнем. В том, что в Мексике
было полным, а у нас частичным.
- Видите ли... - начал Шеврикука многозначительно. - Затмения, солнечные,
лунные, наводнения, землетрясения, солнцестояния... Мало ли в чем
приходилось участвовать...
- Понял, понял, - заторопился Радлугин. - Все. Молчу. Конечно, в нашем
доме жильцов не меньше, чем в районном городе, и вы, наверное, обо мне не
слышали... Я - Радлугин.
- Отчего же, - сказал Шеврикука. - Слышал.
- Да? Очень рад. Да... Не все одинаково проявили себя во время Затмения, -
сказал Радлугин тоном государственного человека, - не мне вам объяснять.
Целесообразно выяснить степень участия каждого из жильцов дома...
- На какой предмет? - не менее государственно поинтересовался Шеврикука.
- Ну... - замялся Радлугин. - Чтобы иметь общую картину...
- Ну это конечно, - одобрил Шеврикука.
- Вот-вот, - удовлетворенно кивнул Радлугин. - Будем распространять
опросные листы. Не могли бы вы раздать их в вашем подъезде?
- Нет, - резко сказал Шеврикука. - Не найдется времени. И не для меня это
занятие.
- Ага. Понял. Но, может, хотя бы один лист потребуется вам для
ознакомления?
- Один, возможно, потребуется.
Пока Радлугин защелкивал "дипломат", Шеврикука просмотрел опросный лист.
Увидел среди прочего: "Что вы делали во время Солнечного Затмения?
Бодрствовали? Были на посту? Тыкали пальцем в небо? Предавались панике?
Пили от недовольства или из вредности? Занимались любовью? Отсиживались в
туалете?" И так далее.
- Хорошо, - сказал Шеврикука. - Изучим.
- Вы знаете... - Похоже, Радлугин был намерен сделать серьезное заявление,
но не отважился.
- Говорите, говорите, - разрешил Шеврикука.
- Мне кажется, в нашем подъезде завелся бомж. Он какой-то странный. С
большой головой. И будто робот... наверху. Где кончается шахта лифта. Там
вроде чердака.
- Вы туда поднимались?
- Нет, - сказал Радлугин, и было очевидно, что он ощущает себя виноватым
перед социальной справедливостью и обязанностями гражданина. - Мне так
кажется. У меня такое чувство. Я видел его... Этого, с большой головой...
во дворе... Он нюхал жасмин... Он нездешний... Может, мне стоило сообщить
в отделение? Или туда?..
- Вашу наблюдательность и чутье оценят, - строго сказал Шеврикука. - Но не
надо спешить. Не надо. К тому же у вас, я полагаю, хватит хлопот и с
опросными листами. А теперь, извините, я обязан отправиться по делам.
И Шеврикука, не оглядываясь, энергично зашагал к улице Королева. Он
понимал, что наблюдательный и чуткий гражданин смотрит ему в спину, но не
вытерпел и секунд через пять растворился в воздухе, наверняка вызвав в
Радлугине напряжение мыслей. И пусть. И пусть себе Радлугин беспокоится в
связи с объявившимся в подъезде бомжем или, может, неопознанным объектом,
пусть даже докладывает о нем, куда пожелает или куда привык докладывать.
Беспокоиться об этом не следовало, рассудил Шеврикука. Наблюдения или
открытия Радлугина ничего не меняли.
Пэрст-Капсула лежал на раскладушке под плащом прежнего обитателя
получердачья, дремал.
- Здоровье по-прежнему подорвано? - спросил Шеврикука.
- Это вы? - Пэрст-Капсула поднял голову и опустил ноги с лежанки. - У меня
не здоровье. У меня состояние. Энергетическое. И судьба. Их движение
теперь - нормальное.
- Ты был замечен во дворе, признан нездешним и вызвал подозрения.
- Дважды выходил из дома, - сказал Пэрст-Капсула. - Озадачил одного
человека. Заметил. Более не выходил.
- Что ты делал во время Затмения? - спросил Шеврикука и протянул Отродью
опросный лист.
- Я не участвовал в солнечном затмении, - печально произнес Пэрст-Капсула.
- Это огорчительно.
- Я участвовал в лунном затмении, - сказал Пэрст-Капсула.
- На самом деле, что ли? - удивился Шеврикука.
- На самом деле.
- За лунные затмения значки пока не дают...
- За них и спасибо не скажут, - серьезно заявил Пэрст-Капсула.
- Ну ладно, - сказал Шеврикука. - Что ты собираешься делать дальше?
- Я хочу быть при вас.
- Это кем же? Управляющим, связным, денщиком?
- Меня легко обидеть, - сказал Пэрст-Капсула, - видно, я стою этого. Но
меня никто не посылал к вам. А таиться от забывших обо мне на Башне я могу
теперь и сам. Я вычеркнут.
"И Петр Арсеньевич вычеркнут", - подумал Шеврикука.
- А может, ты желаешь находиться вблизи двух своих вещиц? Не проще было бы
заполучить их обратно? Отпала бы нужда укрывать и охранять их.
- Укрывать и охранять их обременительно?
- Терпимо, - сказал Шеврикука.
- Пусть теперь они будут там, где они есть. Я хочу быть не вблизи них, а
при вас.
- Зачем?
- Не знаю. Но так нужно. Мне. И я могу пригодиться вам. Обузой вам я не
буду. И не создам для вас неловкие и опасные положения.
- Ночуй пока здесь, - сказал Шеврикука.
- Спасибо! - растроганно заявил Пэрст-Капсула. Потом сказал: - Я видел
кандидата наук Мельникова. Он из вашего подъезда?
- Есть такой, - сказал Шеврикука. - Ну и что?
- Отчасти я произведение его лаборатории. Отчасти...
Пэрст-Капсула вновь заверил Шеврикуку, что не станет обузой, не будет ему
докучать, а являться на глаза Шеврикуке обещал лишь по его велению и
вызову. И что он не заскучает. И что у него уже есть остропривлекающее
занятие.
А вот Радлугин стал Шеврикуке надоедать. Он караулил его во дворе, терял
время, выныривал из-за углов и деревьев и как бы случайно оказывался на
пути Шеврикуки. И непременно следовал душевный разговор с намеками.
Шеврикука не сразу мог понять, в чем дело, но понял. Дотошный, но
осторожно-осмотрительный Радлугин, конечно, наводил о нем справки, ничего
не узнал и оттого, возможно, вывел о Шеврикуке суждение излишне
романтизированное. Наверное, в таком суждении у Радлугина была сейчас и
потребность. Дворовые разговоры протекали так, будто Шеврикука был лицом
значительным, снабженным какими-то таинственными полномочиями, и
намекать-то о которых не следовало по причинам государственным либо даже
планетарным, а Радлугин был готов ему угодить или услужить. "Нет, надо от
него отвязаться", - думал Шеврикука. И не мог отвязаться. А потребность в
Шеврикуке у Радлугина открылась такая. Радлугин пребывал в растерянности,
не зная, на кого ему теперь выходить, куда нести сведения. Старые
структуры то ли и впрямь были поломаны и унижены, то ли на манер града
Китежа опустились на дно озера Светлояр и до поры до времени обрастали там
водорослями. Брошенным кутенком, поскуливая, бродил Радлугин в
одиночестве, и вдруг ему померещилось, что Шеврикука - от новых структур.
После сомнений, оглядок и изысканий Радлугин и надумал к нему прибиться.
Шеврикука не стал его разочаровывать. Впрочем, и не позволил себе врать.
Просто при разговорах с Радлугиным полномочия над ним витали и покачивали
крыльями. А уж дело Радлугина было, пребывать в заблуждениях или нет.
Тогда и посетила Шеврикуку мысль использовать Пэрста-Капсулу как "дупло".
Длительные разговоры во дворе, дал понять Шеврикука, вряд ли хороши для
дела, а вот "дупло"... "Да-да! - согласился Радлугин. - Дубровский, Маша,
как же, помню, проходили в школе!" Радлугин все же не удержался и успел
сделать устное донесение. Оно касалось останкинских слухов об Анаконде,
заведшейся в Ботаническом саду. Конечно, Оранжерея не была близка к их
кварталу, но проживающий и в двух километрах отсюда водяной змей мог
вызвать в Землескребе смущение умов. Ведь чем-то его кормили, возможно,
тратили на него контейнеры или емкости с гуманитарной помощью, и это при
голодных обмороках в школах и детских садах. Да, да, заверил Шеврикука, с
Анакондой предстоит разобраться, но разбор этот - не в компетенции жителей
Землескреба, пусть даже и проявивших себя во время Солнечного Затмения
самым геройским образом. Радлугин собирался высказать свое несогласие с
мнением Шеврикуки, но попытка его была пресечена. Тут же Радлугин, о
чем-то догадавшись, пробормотал: "Ах, да", - и более Оранжерею не
упоминал. Сообщил напоследок, не без гордости, что списки участников
Солнечного Затмения, как проявивших себя, так и не проявивших, им уже
почти составлены, сторонники же лунных затмений выявляются. Шеврикука
хотел было спросить, чем же плохи сторонники лунных затмений, но
сообразил, что своей неосведомленностью о чем-либо он расстроил бы
Радлугина. "Хорошо, - сказал Шеврикука. - Списки, пока лишь одних не
проявивших себя, вы опустите в "дупло" в четверг в девятнадцать ноль три у
входа в кулинарию ресторана "Звездный". Из конспиративных соображений
Радлугин быстро оглядел все вокруг и прошептал, в мгновение осипнув: "А
где там дупло?" - "Дуплом будет тот самый нездешний бомж с крупной
головой. Вы мне о нем докладывали", - сказал Шеврикука. "Ах так?!" -
удивился Радлугин и долго стоял во дворе растерянный.
Нездешний бомж, выслушав в получердачье Шеврикуку, сказал: "Я все понял. Я
согласен". На ногах духа или полуфабриката Шеврикука увидел фетровые бурки
с кожаными каблуками.
- Не жарко? - спросил Шеврикука.
- Ноги мерзнут, - засмущался Пэрст-Капсула.
- Радлугина ты теперь не удручишь, - заметил Шеврикука. - А кого-то можешь
и озадачить.
- Разрешите походить в них хоть один день, - чуть ли не взмолился
Пэрст-Капсула, будто Шеврикука желал лишить его последних в жизни утешений.
- Ходи хоть в корякских торбасах из оленьих шкур, - сказал Шеврикука. -
Мне-то что.
Да пусть ходит в жару в фетровых бурках, подумал Шеврикука, кого в Москве
удивишь прихотями манер и вкусов, если какой дурак и задержит духа, то
вскоре и отпустит. И Шеврикука не стал язвить, напоминать о том, какие
личности носили в сороковые годы белые бурки, воротники и шапки из серого
каракуля, наверное, Бордюков хранит в кладовке бурки, тронутые, несмотря
на нафталинную оборону, молью, пусть и Пэрст-Капсула теперь
наслаждается... Но отчего у него мерзнут ноги?
- Диана, - подумал Шеврикука, - олицетворяла луну. Кто позволял себе
затмевать Диану?
- Это вы к чему? - насторожился Пэрст-Капсула.
- Это я так, - сказал Шеврикука. - Ни к чему.
- Уже без Дианы, в иные времена, - сказал Пэрст-Капсула, - луну заслоняла
Дикая Охота, Вилде Ягд. Когда она проносилась по небу, внизу выли собаки.
И случались зимние бури.
- Дикая Охота? - удивился Шеврикука. "Дикая Охота. Дикая Охота..." -
вспоминал Шеврикука. - Где-то я читал о ней недавно... На одном из
листочков Петра Арсеньевича" "Дикая Охота, сонм призраков и злых духов,
небесные гончие псы, зимние бури, гибель людей на перекрестках дорог,
свита Одина-Вотана, тени Ирода, Каина, Аттилы, Бонапарта, Дрейка..." Но
при чем тут Дрейк?.. Так. А не принесется ли вскоре и к нам Дикая Охота?
Или ее осуществители уже здесь?"
- От твоих полетов не выли внизу собаки? - спросил Шеврикука.
- Нет, - сказал Пэрст-Капсула серьезно. - Я не летал. И к Дикой Охоте
никак не могу быть причастен. Я просто знаю.
- Вас просвещали в лабораториях?
- Это не суть важно, - сказал Пэрст-Капсула.
"Вот, значит, как, - поднял бровь Шеврикука. - Ну и разгуливай дальше в
своих бурках..."
- Для меня это и вовсе неважно, - сказал Шеврикука.
Надо было посетить Оранжерею.
Посетил.
Змей-анаконда ему понравился. И Шеврикука понял, что стервец умеет
выживать.
Но прежде сообщу, что фетровые бурки Пэрст-Капсула носил еще именно один
день. Стало быть, прошение его было осмысленным и обеспеченным свойствами
натуры. При новой встрече с Пэрстом-Капсулой Шеврикука увидел
духа-полуфабриката в пятнистой шкуре воздушного десантника. Тельняшка на
духе, пусть и чистая, отчасти Шеврикуку опечалила. И наглец лимитчик
Продольный надевал тельняшку. Впрочем, нынче в Москве в средних слоях
расцвела мода на камуфляж. А куртка и брюки достались Пэрсту-Капсуле
истинно камуфляжные. Но были и нарушения формы. Пэрст-Капсула приобрел не
сапоги, а полусапожки, скорее щегольские, нежели необходимые защитнику
Отечества или коммерческого добра. И на голове он утвердил не голубой
берет, а ковбойскую шляпу от какого-нибудь неуравновешенного Буффало
Джонса, отчего и осведомленному гражданину было бы трудно определить его
происхождение и социальный смысл. "А если потребуют документ?" - хотел
было спросить Шеврикука. Пэрст-Капсула тут же протянул ему визитную
карточку. Бумага на нее пошла ценная. "К. Пэрст, - прочитал Шеврикука. -
Эксперт-полуфабрикат. Необходим при катавасиях. Москва. Округ Останкино".
"Достаточно?" - спросил Пэрст-Капсула. "Достаточно, - сказал Шеврикука. -
А "К." - это как понимать?" - "Капсула. Или я сделал не то?" - "Нет, все
нормально", - успокоил эксперта Шеврикука.
Змей же, действительно подтверждая народную молву, дремал в Оранжерее в
водоеме, приятном тем, что в нем в условиях Средне-Русской равнины и
континентального климата цвели индийские и египетские лотосы и райские
растения виктория регия. Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный, в
своих комплиментах амазонскому змею почти не допустил преувеличений. Морду
Анаконды Шеврикуке, правда, не пришлось оценить, но метров шесть туловища
и хвост он рассмотрел. Чешуя удава была действительно блестящая, гладкая,
сверху - оливково-серая, вдоль спины змея тянулись два ряда крупных бурых
пятен, заставлявшие думать о кожаных изделиях для флоридских миллионерш.
Змей лежал смирно, не тревожил листья лотосов и викторий, стебли дивных
папирусов, не возмущал покой декоративной гальки. Никого не раздражал.
Сотрудники Оранжереи и ее посетители к присутствию змея в Останкине
относились спокойно, полагая, что он и обязан отдыхать в здешнем водоеме.
Вот тогда Шеврикука и подумал, что этот стервец выживет и в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг