есть мой номер в записной книжке, на букву К - Костя.
Гена задумался.
- Костя, - наконец сказал он, - а для чего понты все эти - охрана,
джипы, мерины пафосные, меня наповал можно было бы сразить одной
"Ауди-восьмеркой" или даже каким-нибудь "Лексусом".
Костя вздохнул:
- Это не понты. У нас ничего просто так не делается. "Мерседесы" -
потому что других бронированных машин сегодня свободных не было, а охрана и
все такое - потому что надо было обеспечить тебе безопасность.
- Какую безопасность? - Гена напрягся, т- От кого безопасность?
- А вот это ты у Билла Гейтса и спроси, - грустно улыбнулся Костя.
"У нас ничего просто так не делается" - это напрягло Гену гораздо
больше, чем необходимость какой-то особой безопасности, но он решил, что
взять с него все равно почти что нечего, а то, что есть, вряд ли стоит
столько, сколько уже заплатили.
Машины, не притормаживая, влетели через открытые ворота пропускного
пункта прямо на летное поле и красиво остановились в определенном порядке -
так, что "Мерседес", в котором ехал Гена, оказался полукольцом закрыт
остальными автомобилями со стороны здания аэропорта. С другой стороны был
припаркован самолет с поданным трапом, покрытым ковровой дорожкой. Возле
самолета стояло еще несколько автомобилей: плоский черный видавший виды
"Кадиллак" с американским флажком на крыле на коротком флагштоке, новенький
белый микроавтобус "Фольксваген" "Каравелла" с надписью "Внуковские
авиалинии - VIP" по борту и салатового цвета просевшая ржавая "пятерка"
Волжского автомобильного завода. Из нее торопливо выбирался грузный пожилой
человек в светло-синей тройке. Самолет Гену потряс. Это был небольшой
стильный лайнер, похожий на маленький сверхзвуковой "Ту".
- Нравится? - гордо спросил Костя, вылезая вслед за Геной из
"Мерседеса". - Это тебе не какой-нибудь Лиар-Джет - это "Бэйби Конкорд",
таких в мире пока всего пять: у Мадонны, у Гейтса, у султана Брунея, еще у
одного шейха и у ...э-э, ну у одного, короче, нашего пацана из Тюмени.
Гена вопросительно посмотрел на Костю.
- Ну, просто их выпускать только начали, - торопливо и как бы
оправдываясь заговорил Костя. - Очередь больше, чем за "Феррари". Траволта
уже скоро получит, Майкл Джексон...
- У какого нашего пацана из Тюмени? - Не то чтобы это и вправду
интересовало Гену, его удивил Костин оправдывающийся тон.
Костя собирался что-то ответить, но к ним торопливо подошел грузный из
"пятерки".
- Константин Владленович... - запыхавшись, забормотал он.
Костя небрежным кивком указал на багажник. Грузный робко пристроил свой
дипломат на полированную плоскость "Мерседеса" рядом с матовой спутниковой
антенной, похожей не то на поганку, не то на эскимо.
- Вот, - сказал он, открывая дипломат, - паспорт. Костя протянул ему
фотографию. Грузный аккуратно взял ее двумя пальцами, покрутил и вдруг
как-то жалко и одновременно небрежно, как бы между прочим, спросил:
- Клея нет?
И тут Гену прорвало - он не просто смеялся до колик, он рыдал,
захлебываясь смехом, - все напряжение предыдущих дней, все страхи и стрессы
его невероятных приключений и перемен, происходивших с сумасшедшей
быстротой, - все собрал он в этот слезами исколотый смех, выплеснутый на
чопорный бетон правительственного аэродрома; невероятная власть сильных мира
сего, оформленная дорогими автомобилями, персональными самолетами и
загранпаспортами за двадцать минут по телефону, повисла, как на сопле, на
капле копеечной склизкой жидкости, в изобилии имевшейся под рукой каждого
школьника.
Гене почему-то было ясно, что клея нет не только ни у кого из
присутствующих (да и с чего бы им носить с собой клей - не нюхают же они
его), но и в самолете, наверняка оборудованном под мобильный офис и
напичканном лучшими образцами всей существующей в мире оргтехники. И если
наши пограничники пропечатают паспорт и без фотографии - для Кости, то
американцы, с их правовым государством...
Пока Гена смеялся, над летним летным полем висела неловкая пауза. Ее
можно было бы даже назвать тишиной, если бы не свисторев "Конкорда", урчание
почти поголовно двенадцатицилиндровых автомобильных моторов конвоя,
перемежаемые приглушенными гнусавыми матюками и писками шорохи раций и
далекие хриплые трели каких-то лесных птиц, еще не попавших в турбины
взлетающих самолетов. И даже одно-единственное нарушение этой псевдотишины
потонуло в толще шумовой ауры сверхзвукового мини-монстра: капитан корабля,
навытяжку стоявший возле трапа в ожидании момента возможности
поприветствовать высокого гостя, негромко шепнул на ухо стюардессе: "Мы что,
психа повезем?"
- Просто "клей" ужасно смешное слово, правда? - давясь слезами
хохота, выплюнул Гена.
Костя недоуменно пожал плечами, как бы стряхивая с себя мгновения
сиюминутного оцепенения, взял у грузного паспорт, положил на ладонь
фотографию, полизал ее и крепко прижал к первой странице документа.
- Давай печать, - зло сказал он грузному. - Потом сведем по меткам.
Что это означало, Гена так и не понял. Понял он только, что проблема
решена и что опыт Кости не ограничивается упаковкой "десяток" в пиджаки.
Поднимаясь по трапу, он поднял голову на серевшее московское небо,
собиравшееся отгородиться дождем от аэродрома, и подумал, что в Костиных
силах, наверное, если что - позвонить Лужкову, чтобы тот разогнал облака.
В самолете, кроме него и Кости, из пассажиров был еще только молчаливый
дядька из американского посольства - это его "Кадиллак" Гена видел на поле.
Как только они расселись по просторным кожаным креслам, самолет сразу
тронулся с места, выруливая к взлетной полосе, - все так торопились, что
даже короткая церемония представления Гене экипажа уложилась в двенадцать
секунд. Гена не то чтобы не запомнил, он даже не разобрал имен пилотов и
стюардесс, которые "его капитан" (так он назвался) скороговоркой пробормотал
через маску североамериканской улыбки.
И теперь он напрягался, не зная, как обратиться к стюардессе, которая
рассказывала о мерах безопасности во время полета. Собственно, все меры
безопасности укладывались в то, чтобы пристегнуться при взлете и посадке и
позвать, если что, на помощь. Помощь Гене нужна была как никогда - курить
хотелось по-прежнему. Стоит ли говорить, что экипаж оказался некурящим, и в
комплектацию самолета, включавшую, например, все мыслимые пищевые
деликатесы, сигареты не входили по принципиальным соображениям.
Пока Гена гнал от себя навязчивые мысли о табаке и предстоящих в полете
мучениях, стюардесса рассказывала о прелестях полета на новом "Конкорде". О
невероятной скорости, с которой они пересекут поперек Европу, Атлантику и
Америку, - семь часов вместо обычных десяти с половиной, о том, что
давление внутри самолета будет соответствовать атмосферному давлению на 900
метрах над уровнем моря, а не 1500, как в обычных самолетах, поэтому уши
закладывать при посадке не будет, о том, что прочность и, следовательно,
стоимость материалов, используемых при строительстве...
- Спросите у капитана, почему мы не взлетаем, - оборвал ее Костя.
Стюардесса мягко улыбнулась и что-то негромко проговорила как бы себе
под нос - у нее на ухе висело маленькое переговорное устройство, похожее на
то, которым пользуются киноэкранные телохранители. Выслушав ответ, она снова
улыбнулась Косте:
- Сэр, мы ждем, пока сядет самолет какого-то вашего важного чиновника.
- Какого еще, на хрен, чиновника! Да они хоть понимают... - Костя
рванулся с места. - Ну-ка дай мне связь с землей...
Стюардесса, перестав улыбаться, что-то быстро спросила в микрофон,
кивнула, прислушиваясь к ответу, и сообщила Косте:
- Некоего мистера Путина, сэр. Костя опустился обратно в кресло, белый
от злости, и забарабанил пальцами по подлокотнику.
- Вы по-прежнему хотите говорить с землей, сэр? - вежливо
поинтересовалась стюардесса.
- Нет, - буркнул Костя и уставился в иллюминатор, изучая, как стекло
медленно покрывается каплями долгожданного дождя.
- А кто такой этот Путин? - удивился Гена.
- Кто надо... - нагрубил почему-то Костя.
Кому надо? - хотел сострить Гена, но осекся, оценив взглядом степень
Костиного недовольства. Какое в конце-то концов ему. Гене, дело до какого-то
там мистера Путина?
Гена тоже посмотрел в иллюминатор. Капли дождя ползли вниз по стеклу,
встречаясь и сливаясь; большие капли поглощали капли поменьше, и чем крупнее
они становились, тем быстрее было их неостановимое движение вниз - к общему
дождевому потоку, стремившемуся куда-то под землю через канализационные
решетки правительственной взлетной полосы.
Гена некоторое время наблюдал за каплями, пытаясь угадать, какая именно
из маленьких капель начнет пожирать остальные, чтобы превратиться в большую,
и при этом доползет до края стекла, не попав под более крупную. Но угадать
было невозможно; это было все равно, что считать баранов, и ресницы Гены
стали сами собой слипаться сном.
"Дождь - хорошая примета, путь будет добрым", - подумал он.
Перед закрытыми его глазами всплыло яркое калифорнийское солнце,
дрожавшее в мареве горячего песка, сухой ветер пустыни, нежно целующий его
шею...
И ветер нес его прочь, на другую сторону континента: промелькнул
небесный полупризрачный ледяной город из полупрозрачных слюдяных небоскребов
на берегу стеклянного моря-океана; потом понеслись обрывками кадры его
полета на ковре-самолете через влажные облака; смущенно улыбавшаяся Дайва:
"я тебя именно так и представляла"; перепуганный Хоттабыч, бьющий с неба
земные поклоны Биллу Гейтсу; почему-то Пылесос в обнимку с писателем и еще
каким-то бородатым улыбчивым чуваком-грибником, которого Гена то ли знал, то
ли не знал; и маленькая девочка, которой человек-яйцо объяснял, что слова
подобны бумажнику: откроешь, а там - два отделения. Поверх всех всплыл
туманом господин Костя, протягивавший Гене "Ваттерман" - на кончике
золотого пера набухала красная капля, разрастаясь и чернея, заполняя собой
все пространство и время. Сквозь нее на Гену полетели какие-то разноцветные
звезды, и все окна картинок сменил скрин-сейвер сна, - стенд бай, Гена,
баю-бай, Гена, бай, Гена, бай...
Краткое содержание семнадцатой главы
Пробуждение Гены заканчивается визитом неизвестного господина,
Константина Владленовича Смирнова, который везет Гену к Биллу Гейтсу для
какого-то важного разговора. Попутно от имени Гейтса господин одаривает Гену
настоящими дарами, наглядно демонстрируя преимущества земного перед
сказочным. Дары, как и сама поездка, явно не соответствуют бюджету
представительства даже очень крупной международной корпорации. Но это не
приходит в голову Гене, который очень мало знает о бюджетах корпораций.
Глава восемнадцатая,
в которой с той стороны тоже люди
Потому что Гена спал, радости и скука полета остались наяву - в
другой, параллельной жизни. Там же остались несовершенными и телефонный
звонок родителям, и и-мейл Этне, и размышления о реальности происходящего, и
преодоление звукового барьера, и главный вопрос: почему, какого черта Гена
понадобился Биллу Гейтсу, да еще настолько, чтобы задействовать все самые
исполнительные механизмы планеты? И только курить во сне хотелось так же
сильно.
Когда самолет набрал высоту. Гену аккуратно переложили на небольшую
кровать в спальном отсеке самолета - он даже не проснулся. Через пять с
половиной часов Костя разбудил Гену, чтобы тот принял душ, а после душа
нагрузил его новыми дарами: с точки зрения Кости, появление Гены в его
обыкновенной одежде перед хозяином всесильной корпорации свидетельствовало
бы о его, Костиной, недостаточной внимательности к деталям. Поскольку
времени на хождение по магазинам не было, Костя заказал в московских бутиках
подходящую, по мнению Кости, одежду и обувь разных размеров: костюмы Нино
Черрути, сорочки братьев Брукс, галстуки Валентино, носки и белье Хьюго Босс
и туфли Баркер.
"Эх, жалко, рубашки "Пинк" у нас не в почете и "Черчес" не сумел
достать, - сокрушался Костя, - не успели бы привести из Лондона, а здесь
только "Баркер", "Ллойд" и "Раппорт", да "Почетти" с лоховскими
бляхами-мечами - приличной обуви не найдешь".
Старую Генину одежду поместили в небольшой "Самсонайт" на колесиках,
специально предусмотренный Костей, туда же Гена определил "десятки". Теперь
он путешествовал с багажом.
Пока Гена быстро завтракал, стараясь не особенно налегать на икру, над
его головой трудился парикмахер, что вообще-то, откровенно говоря, было не
особенно удобно - волосы падали на еду и попадали в рот; а после завтрака
ему сделали маникюр - уже пристегнутому, в кресле, когда самолет шел на
посадку. В новом костюме Гена себя чувствовал как в футляре. Вся его сонная
самоуверенность исчезла в чемодане, вместе с привычной одеждой. Туманность
восприятия действительности растаяла с остатками сна, душ обострил нервные
окончания для ощущений приближавшегося со сверхзвуковой скоростью почти
вчерашнего утра и дня, завтрак придал ему сил для тщательного понимания
происходящего, и теперь, наблюдая в чистейшем хрустальном прозрачном воздухе
поднимающиеся к его самолету горы, пляжи и синий океан с белой каемочкой
прибрежной пены, он нервничал, не зная, чем придется расплачиваться за всю
эту роскошь, поданную ему как на блюдечке, и хватит ли у него активов, чтобы
обеспечить сделку.
Как только самолет остановился и стюардесса разрешила всем отстегнуть
ремни, в него, самолет, вошел толстый смуглый индус в болотного цвета
униформе и хрупкая молодая японка в легком белом платьице и кроссовках.
Японка говорила по-английски с явным калифорнийским акцентом, изобиловавшим
неприятными и резкими звуками "йе". А индус говорил по-английски на хинди -
во всяком случае, в звуках, которые издавал он. Гена не разобрал ни одного
английского слова. Зато молчаливый американский дядя из посольства, который
за всю дорогу не проронил ни слова, моментально нашел с ним общий
американский язык: вместе они колдовали над паспортом Гены, вклеивая туда
какие-то бумажки и фотографию - очевидно, индус был обо всем предупрежден,
потому что у него был с собой клей.
Пока они возились с паспортом. Гене была представлена японка -
оказалось, что это личный секретарь Гейтса. Звали ее Соня.
- Пойдемте, - сказала она, беря Генин чемоданчик. - Иммиграционный
офицер привезет ваш паспорт, когда они закончат все формальности.
Гена, открыв рот от изумления, сделал робкую попытку взять чемодан сам,
но его остановил Костя.
- Ты все-таки не забывай, у них тут полная эмансипация, она может
подумать, что ты не хочешь, чтобы она его несла, потому что она женщина, -
сказал Костя по-русски и добавил: - Придурки, что с них взять. Но ты все же
поосторожней. - И он протянул руку: - До скорого.
- Как, а вы со мной не поедете? - удивился Гена.
- Нет, я возвращаюсь. Все, что мог, я сделал. Дальше тебя курирует
Соня. Всех благ.
Расставание с Костей было неприятным сюрпризом. "Впрочем, - подумал
Гена, - пропасть они мне не дадут".
Выходя из самолета, он пытался представить, какие машины будут в
эскорте на этот раз: наверняка "Ролле-Ройсы", как раз в Калифорнии находился
гараж Гейтса с самой большой коллекцией самых пафосных английских
автомобилей, старинных и современных, - Гена видел фотографии в Интернете,
он бы не удивился, даже если бы их сопровождали нарядные мотоциклисты в
белых крагах и шлемах и/или вертолет. Однако машин у трапа было всего две:
темно-вишневый MPV "Додж Караван" и скромная белая "Тойота Карина Е" - обе
далеко не последних моделей. В "Додже" одиноко скучал водитель, "Тойота"
была пуста, и на поле никаких людей тоже не было, если не считать морского
пехотинца и двух механиков у переднего шасси "Конкорда". Там же стояла
по-военному пятнистая автоцистерна-заправщик.
- Вы, конечно, не курите, - сказал Гена Соне, которая открывала
багажник "Тойоты", чтобы положить в него чемодан. - Мы не могли бы зайти в
аэропорт? Мне нужно купить сигарет.
- В какой эйеерпорт? - певуче удивилась японка на своем
калифорнийском английском, акцентируя слово "аэропорт" с таким надрывом, что
внутри этого слова, казалось, не только взлетали самолеты, но и шли какие-то
воздушные бои. - Это военный аэродром, здесь нет никакого эйеерпорта.
- А-а. - Тут только Гена заметил, что на поле вдалеке стоят несколько
истребителей и что их "Конкорд" - единственное здесь гражданское воздушное
судно. - Это военная база, да?
- Ну, что-то вроде.
- Тогда здесь должен быть магазин...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг