приходилось видеть нечто подобное. Среди людей, которых я когда-либо
нанимал для охраны торговых караванов почтенного бан-Аны, бывали и
такие, кто владел боевой волшбой. Только вряд ли кто-нибудь из них
сумел бы сравнится с тур-аттой Канной. Оказавшись в какой-то дюжине
шагов от колыхающейся, словно зыбкий студень черной громады
Ороме'ктана, Гай в один взмах обеих рук вычертил в воздухе
диковинный и немыслимо сложный колдовской знак. Ту самую Руну, о
которой я тебе говорил. Я хотел сказать: "ту да не ту!". Эта была
еще сложнее. Все добродетели Аэтэль! Чтобы изобразить нечто подобное
надо иметь пальцы, лишенные костей! Линии, вычерченные в долю
мгновения уранийцем зримо обозначились в воздухе, как будто бы
вытканные в прозрачном полотне горящими изумрудно-зеленым пламенем
нитями.
Скажу тебе, тур-атта Кулдус, Ороме'ктану это сильно не
понравилось. Подрагивающаяся Тень подалась назад, а затем стала с
боков обтекать храброго юношу, норовя заключить его в свои гиблые
непроницаемо-черные объятия. Тогда Гай смежил руки - вот так вот,
смотри, старый рубака - переплел пальцы и из его выставленных вперед
ладоней вдруг ударил зеленый сноп пламени. Ах-ха! Славный выстрел,
клянусь тенями предков! Он угодил Ороме'ктану в вытянутое
трепещущееся щупальце... и растворился безо всякого следа. Я уж
испугался было того, что магия уранийца оказалась бессильной,
однако, демон весь словно бы передернулся и торопливо отдернул свое
страшное щупальце, оставляющее после себя лишь сглаженный, покрытый
стекольной коркой песок. Мои люди и я встретили удачный удар воина
громкими приветственными криками, в то время, как со стороны негодяя
Зиммада и его банды раздались негодующие злобные вопли. Один из них
даже схватился за лук и, скоро натянув его, послал стрелу в Гая
Канну. Скажу тебе, Кулдус, что хоть и носят даффы луки, но только
стрелять из них умеют не многим не лучше, нежели дрессированные
обезьяны с побережий Юмахавы. Да, что это я? Мне ли рассказывать
тебе, прозванному Грозой Равнин о даффах? Стрела и близко к Гаю не
пролетела - угодила в грозно нависшего над ним Ороме'ктана и
исчезла.
Демон же вновь стал надвигаться на уранийца. Придав своему телу
вытянутую каплевидную форму, он вдруг прянул вперед, выпростав
несколько длинных узких щупалец, словно какой-то песчанный
кальмар-отлипт, пытаясь накрыть им дерзкого смельчака. Он был хитер,
этот демон, посылая свои щупальца не только в место, где воин должен
был быть, но и, перехватывая пространство там, куда ураниец мог
отступить, пытаясь избежать смерти. И ты бы, и я даже в лучшие свои,
молодые годы едва ли сумели отреагировать хотя бы вполовину так
молниеносно, как это сделал Гай Канна. Он двигался со
стремительностью горного барса. Мягко уклонившись, выскользнул
из-под несущей смерть паутины щупалец, избороздивших воздух, точно
уродливые черные трещины стену здания, развернулся и выпустил в
Ороме'ктана новый сноп изумрудно-зеленого пламени.
Несмотря на то, что зеленые стрелы не причиняли Тени видимого
вреда, она все же съежилась, стала меньше, что ли. Но только не
отступила! Черная Бездна надвигалась на Гая, да так быстро, что на
этот раз уранийцу пришлось со всех ног бежать прочь. Верима
вскрикнула от ужаса. Ороме'ктан - катящийся сгусток первородной
тьмы, бесследно слизывающий все на своем пути, едва не настиг
славного тур-атту. С отлившей от лица кровью глядел я на то, как
демоническая тень гналась за воином-волком, едва не касаясь его
пяток, мелькавших быстрее, чем спица в колесе. Тени и Призраки, вот
это был бег! Раб Черепа догнал бы любого, но только не этого парня.
Хо! Он мчался как ветер! Никогда бы не подумал, что человек может
бежать столь быстро. Можно ли обогнать Тень? Не знаю. Только его она
не схватила!
Самообладание не оставила Гая Канну даже в тот страшный миг.
Зная, что чудовище совсем рядом, и что только одно его прикосновение
сделает его калекой, не способным продолжать этот кошмарный
поединок, он, пренебрегая опасностью, мчался не к нам, но по дуге,
мысля, чтобы разъяренный дерзким сопротивлением ничтожного
смертного, демон не обрушился на наш караван.
Мерзкорожий Зиммад и его приспешники, да нашлет блудливый
С'серк порчу на их семя, сопровождали погоню твари исполненными
злорадства возгласами. Знал бы ты, Кулдус, как зачесалась моя рука,
тоскуя по рукояти меча! Мне осталось не так много лет, но, клянусь
огненным дыханием Азуса, половину из них я не торгуясь бы отдал за
то только, чтобы оказаться подле висельника на расстоянии одного
доброго удара!
Кое-как уранийцу, несущемуся быстрее степной антилопы, удалось
оторваться от преследовавшей его Тени. На бегу он вдруг резко
пригнулся, упал на песок, ловко и быстро перекатился через голову и
поднялся на ноги, уже лицом к демону, выставляя вперед руки с
переплетенными пальцами. Ловко же было сделано!. Такому кульбиту не
грех позавидовать и бродячему циркачу-акробату из тех, что
демонстрируют свои умения на улицах больших городов. Новый сноп
зеленого пламени впился в пульсирующую черную бездну, что являл
собой Ороме'ктан и истаял без следа. Чудовище было неуязвимо, друг
Кулдус. Драться с ним было не под силу ни одному смертному. Я понял
это, и сердце мое наполнилось черной тоскою и отчаянием. Что можно
было противопоставить ужасающей Тени? И сталь, и плоть, и магия -
все, что касалось демона исчезало.
Я словословлю так долго, но на деле же поединок отважного
уранийца и Ороме'ктана длился всего несколько недолгих мигов. Он
занял время, достаточное разве что, для того, чтобы десяток раз
набрать полную грудь воздуха и выдохнуть его, а то и этого меньше. А
только Гай Канна стал ослабевать. Магия это тебе не меч - штука
хитрая, сложная, подлая. Она вытягивает из того, кто к ней прибегает
все силы. Я видел, что юноша ослабевает с каждым новым изумрудным
лучом, впивающимся в чернь демона. Лицо его, уж на что бледно,
сделалось светлее куска мела. Пот тек по нему ручьями, оно блестело,
словно зеркало. Пару раз, избегая жадно протянувшихся к нему
щупалец-сгустков, тур-атта даже пошатнулся и едва не упал.
Не в силах более сдерживаться, я повернулся к старому шарлатану
Кальпуну и, занеся над его головой кулак, вскричал :
- Старик, немедля выдерни юнца из объятий Ороме'ктана, либо
своей же рукой я отправлю твою никчемную душонку в Преисподнюю на
радость демонам, с которыми ты так долго заигрывал в своих
богопротивных чародейских снах!
Не знаю, мой ли гнев вынудил седобородого мошенника
действовать, или же он, наконец, сотворил заклинание достаточно
могущественное, чтобы хоть короткий миг противостоять запредельной
мощи демонической Тени, но в тот миг, когда я, исполненный
невыразимого гнева, уже был готов исполнить свою угрозу и отяготить
совесть еще одной загубленной душой, Кальпун открыл подернутые
молочно-белой поволокой глаза и что-то прокаркал на древнем давно
забытом и запрещенном наречии, вытягивая свои сухонькие, похожие на
паучьи лапки, руки в сторону черной колышущейся пустоты, гоняющейся
за Гаем Канной по песку.
Эх, скажу тебе, тур-атта Кулдус, и сильны же были чары,
созданные старым тщедушным магом! Талисман-оберег на моей груди
нагрелся так сильно, что до волдыря ожег кожу, а ведь заклинание и
не в меня было брошено. На пальцах Кальпуна вспыхнули крохотные
синие язычки магического пламени. И тут же самая настоящая сеть
непрерывно змеящихся, пересекающихся, сливающихся одна с другой, и
расходящиеся из одной - дюжины - синих молний, накрыла пустоту,
воплощавшую Ороме'ктана. Раб Черепа отчаянно заметался, тщась
вырваться из сплетенных молнийными всплохами колдовских тенет, но
они словно прилипли к нему. Дивное же это было зрелище, старина
Кулдус! Клянусь Теми, Кто Танцует в Коричневых Песках, никогда
ничего подобного мне видеть не приходилось (а я видел многое!) и,
надеюсь, не придется более увидеть. Черная Бездна, на которую
невыносимо, нельзя даже смотреть прямо, не опасаясь потерять
рассудок, заблудившийся в этой сверхъестественной тьме, яростно
билась в хитросплетении трепещущих взблескивающих синих молний - и
крошечная в сравнении, с громадой Ороме'ктана фигурка отважного
воина-уранийца, металась пред разъяренным демоном.
Сухонькое лицо старого Кальпуна страдальчески сморщилось. Капли
пота выступили у него на висках, сухие желтые от постоянного
употребления дурманящих порошков орогоза губы мелко задрожали от
чудовищного сверхчеловеческого усилия.
- Череп! - дергаясь, точно больной, пораженный Желтой Пляской,
прохрипел колдун. - Череп! Пусть завладеет Черепом, иначе...
Он осекся, с трясущихся губ летели клочья пены. Пот уже не
каплями - ручьями тек по лицу. Тени и Призраки! Сила демона-Тени
воистину была неимоверной! Я говорил и повторюсь, не смертному
противостоять ей! И чтоб мне пусто было за то, что я совсем недавно
поносил и на чем свет распинал старика-Кальпуна. Да, друг Кулдус,
бросив лишь один взгляд на искаженное от боли и усилий лицо мага, я
усовестился, как мальчишка, укравший последнюю монету у слепца и
пойманный за руку. Любой другой на месте Кальпуна не один раз
подумал бы прежде, чем вступить в противоборство с Ороме'ктаном!
Тень, оторвавшаяся от бога, грозила не только телу, но и душе, и
кому как не магу лучше других знать это!
- Череп! - закричал я, выхватывая меч и воздевая его над
головой. - За мной люди! Убьем эту крысу и завладеем Черепом! Это
наш единственный шанс!
Воины подхватили мой крик, превратив его в воинственный вой.
Демон был связан, и им противостояла всего-навсего шайка
разбойников, которых можно и нужно было убивать. Хо! Тени и
Призраки! Никогда еще воины, сражавшиеся под моим началом, не
бросались на своих врагов столь рьяно. Они ринулись на Зиммада и его
отребье быстрее, чем выдрессированный гепард бросается на степную
антилопу... Благодарю! - Табиб Осане промочил горло добрым глотком
вина из протянутой Кулдусом деревянной фляги, после чего продолжил
свой рассказ:
- И все же, старина Кулдус, расстояние между нами и грабителями
караванов (да раздерут когти Хогона души им, и всем другим
мерзавцам, промышляющим подобным образом!) было слишком велико, а
число бандитов и по сей миг превосходило количество моих людей.
Неизвестно, чем все это могло бы обернуться. Зиммад мог испугаться и
ускакать прочь, оставив нас с носом, или же его банда сумела бы
задержать меня и моих воинов на время, достаточное, чтобы Ороме'ктан
разорвал охватившее его заклинание, расправился бы с Кальпуном и со
все яростью обрушился бы на нас. Мыслится мне, так скорее всего все
бы и вышло.
К счастью мой призыв услышали не только нанятые в стражу воины.
Гай Канна тоже услышал его. Расстояние меж ним и негодяем Зиммадом
было меньшим, нежели полет стрелы, и будь ураниец верхом на добром
коне, он поспел бы к главарю разбойников многим прежде нас. Да и
бегом бы все одно опередил.
И тур-атта Канна побежал. "Что может он сделать один?!" - успел
подумать я. Один меч против десятков! Каково же было мое удивление,
дружище Кулдус, когда Гай Канна на бегу сорвал ремень с ножнами и
отшвырнул в сторону, лишив себя и этого клинка! Вслед за чудесным
бриллевым мечом на песок полетели ножны с метательными стилетами,
которые он носил на предплечьях, и его кинжал. Я не мог понять, что
он задумал - не самоубийство же! и сообразил все только когда
ураниец начал изменяться! Ведь парень был тур-утнаган! Воин-волк!
Оборотень! Он превращался прямо на бегу и делал это с удивительной
быстротой. Черная шерсть скрыла бледную кожу, стремительно наползая
на нее, словно темная волна на светлый песчаный берег. Челюсти
выдвинулись вперед, заостряясь, переходя в звериную пасть, и
распахнулись, обнажив уже не человеческие зубы - белые волчьи клыки.
С каждым шагом Гай все сильнее наклонялся вперед, словно желая
упасть на песок грудью. Лишь скорость стремительного бега удерживала
его от этого, но вот, наконец, он стал падать, выставив вперед
изменившиеся руки. Когда тур-атта Канна продолжил бег на
четвереньках, это были уже сильные лапы. Я видал на своем веку
оборотней. Не часто, но все же видал. И никогда прежде мне не
приходилось быть свидетелем столь быстрого перехода из человеческой
сущности в звериную, да еще и находясь в непрестанном движении!
Кроме того, Гай Канна в момент превращения был облачен в одежду и
даже в кольчугу; он неминуемо должен был запутаться в них, став
волком. Однако ж они ему ничуть не помешали! Несомненно, на вещи
тур-утнагана были наложены могущественные колдовские чары,
позволявшие им изменятся в соответствии с обликом своего хозяина. И
штаны, и куртка, и кольчуга на глазах сжались, обхватили
изменившееся вытянутое тело, приникая к нему словно вторая кожа,
ничуть не стесняя стремительных волчьих движений. Волк в кольчуге!
Слыхано ли?!
Воины, мчавшиеся следом за мной, видя эту картину, перепугались
не меньше, чем, узревши Ороме'ктана. Их воинственные крики
захлебнулись, а кто-то даже возопил : "Это оборотень! Оборотень,
помилуй меня Утра!"
Не-ет, дружище Кулдус, старый вояка, насмотрелся я в тот день
всякой магии, подавись ей демоны. Поперек горла она у меня стоит!
Бесчестная, грязная штука, хуже куртизанок из Ишша, норовящих
обобрать тебя почище самого ловкого вора! Единственная по-настоящему
честная вещь в этом мире - добрый славный меч, пусть даже не из
брилля или там стальгородского булата. Да и то сказать, честен ли
он, зависит от того, чьи пальцы сомкнулись на рукояти. Вдруг, да не
твои!
Волк-Канна легко и быстро преодолел расстояние, отделявшее его
от опешившего главаря грабителей. Всего несколько прыжков разделяли
их, когда крысоподобный Зиммад (будь проклято его потомство до
пятого колена!), опомнившись, возопил, выхватывая из ножен саблю :
- Убить! Убейте его, олухи!
Кто-то из разбойников успел натянуть лук, и стрела полетела в
тур-утнагана, но Гай Канна двигался слишком быстро. Каленый
наконечник ужала лишь его тень, стелясь по песку, мчавшуюся следом
за волком длинными неровными скачками. Громадным скачком
волк-оборотень преодолел последние несколько локтей и, взмыв в
великолепном прыжке, словно кошка, упал на круп лошади главаря шайки
и хозяина Тени огнеликого Азуса. Его белые клыки сверкали, как
обнаженные кинжалы. Заорав от страха, Зиммад ударил волка саблей по
спине, но кольчуга уберегла его, пустив клинок скользом. Силясь
удержаться на конском крупе, Канна своими когтями сильно ободрал бок
лошади. Животное пронзительно заржало от боли и ужаса и,
вздыбившись, сбросило с себя обоих. Прежде, чем их тела успели
удариться о песок, крепкие зубы тур-утнагана в клочья разорвали
руку, сжимавшую саблю, перекусив кости, точно хворостинки. Я видел
потом, как болталась эта рука - точно плеть. Зиммад отчаянно взвыл
от боли, барахтаясь под телом Гая-волка, из последних сил стараясь
оттолкнуть его окровавленную пасть от своего горла. Хейо! Это был
самый сладостный звук в моей жизни! Даже слаще звона золотых монет!
Остальные же разбойники, окончательно опомнившись после почти
мгновенного перевоплощения Гая Канны, кинулись на выручку своему
главарю. Славный ураниец, свирепо терзавший эту жалкую голтийскую
крысу, скрылся за черными спинами обступивших со всех сторон
грабителей, принявшихся озверело сыпать на него удары своих мечей и
копий.
Во всю я нахлестывал своего скакуна - так, что кровь с его
боков разлеталась во все стороны темными брызгами, но уже ясно было,
что опоздал. Отважный уранийский тур-атта сложил голову. Уцелеть под
градом ударов, расточаемых дюжиной здоровых крепких мужиков, было
просто невозможно. Пусть Гай Канна был оборотнем и потому живучестью
во много превосходил обычного человека, пусть даже на нем была эта
странная заговоренная кольчуга из диковинного черного металла, все
одно прежде чем мы сумели бы подоспеть ему на помощь, разбойники
изрубили бы его в клочья.
Никогда еще отчаяние не казалось мне столь черным, друг Кулдус,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг