Владимир Николаевич НИКОЛАЕВ
ЯКОРЬ СПАСЕНИЯ
Повесть фантастическая,
отчасти сатирическая и несколько даже детективная
Художник В. Васильев
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Глава первая, весенняя, радостная, в которой автор
представляет главных героев своей повести
Глава вторая, по-прежнему еще весенняя, но уже более
грустная, в которой намечаются основные события повести
Глава третья, в которой повествуется о начале событий
Глава четвертая, в которой судьба Аскольда Чайникова
заметно меняется к лучшему
Глава пятая, в которой происходит то, чего могло не
случиться лет сто и даже более
Глава шестая, в которой события развиваются в нарастающем
темпе
Глава седьмая, в которой должен появиться наконец автор
повести "Наше время" Аким Востроносов
Глава восьмая, в которой Аким Востроносов убеждается в
своей гениальности
Глава девятая, в которой Аким Востроносов на собственном
опыте узнает, что значит быть гением
Глава десятая, в которой невзгоды преследуют Акима
Востроносова
Глава одиннадцатая, в которой описываемые события круто
меняют ход
Глава двенадцатая, в которой над головой гения собирается
гроза
Глава тринадцатая, которую коротко можно назвать - битва
гениев
Глава четырнадцатая и последняя, в которой события еще раз
меняют ход и все окончательно разъясняется
________________________________________________________________
Глава первая,
весенняя, радостная, в которой автор
представляет главных героев своей повести
Ах, что за чудо молодая весна! Волшебно обновляя примелькавшуюся, как
бы постаревшую и смертельно надоевшую за зиму улицу с некрашеными домами,
она повелительно обращает наше внимание на то, что больше решительно
невозможно мириться с затхлостью промерзших помещений, с их поблекшими
красками, наконец, с их каменным равнодушием ко всему живому и радостному.
В такой вот день первого лихого разгула молодой весны с треском
распахиваются прочно заклеенные с осени окна и даже страдающие застарелой
почечно-каменной болезнью и по причине этого постоянно находящиеся в
несговорчиво-ворчливом состоянии начальники без колебаний и возражений
утверждают явно завышенные сметы на срочный ремонт. А иные-прочие
откалывают и кое-что похлеще.
Но задумывались ли вы, к чему зовет весна? Ведь и вас она увлекала, и
меня, признаюсь, сманивала. А куда? Я роюсь, роюсь в памяти и решительно
ничего такого припомнить не могу и готов со всей прямотой заявить: а черт
знает куда! Помню, просто не сиделось на месте, прямо удержу никакого не
было, не хотелось работать, читать, писать, влекло шататься, брести куда и
зачем попало, хотелось до обалдения смеяться и быть счастливым.
И представьте, я смеялся и был счастлив. И думаю, это удавалось не
одному мне. Взять хотя бы, к примеру, хорошо знакомого мне Никодима
Сергеевича Кузина, счастливого из счастливых в тот день.
Обычно серьезный и сосредоточенный, как и подобает быть сугубо
деловому человеку, на этот раз Никодим Сергеевич, сияя беззаботной
улыбкой, размашисто шагал в расстегнутом, серого дорогого велюра пальто, в
лихо заломленной и с некоторым вызовом сдвинутой на затылок модной шляпе.
Цветастое кашне, добротный костюм-тройка и новенькие ботинки на толстой
белой подошве довершали его одеяние.
Не спешите заключить, что перед вами записной модник или, хуже того,
эдакий легкомысленный пижон. Ничего похожего. Перед вами человек, даже не
придающий особого значения костюму, но имеющий возможность одеться со
вкусом и понимающий, что добротная одежда во всех случаях не в укор. Да и
положение, как вы скоро убедитесь, обязывало Никодима Сергеевича всегда
выглядеть солидно, как и подобает человеку его ранга.
Впрочем, сейчас нам важно отметить лишь то, что Кузин в этот
радостный весенний день выглядел весьма импозантно и находился в самом
добром расположении духа. Сияющий взор его был устремлен сразу на всех
встречных и ни на кого в особенности. И тем не менее едва ли не каждая из
возбужденных весной особ принимала взгляд импозантного мужчины на свой
счет и, в свою очередь, старалась ответить ему благосклонным вниманием.
Но Никодим Сергеевич ничего не замечал. В голове его в этот яркий
день особенно легко рождались удивительные идеи, недоступные обыкновенным
смертным, в особенности тем, кто не имел возможности подняться на высоты
современной технической мысли.
Теперь я чувствую необходимость сообщить, кто же такой мой герой.
Никодим Сергеевич Кузин - кибернетик и электроник с самым широким
диапазоном современных знаний. Если он и не энциклопедист, то только по
одной совершенно извинительной причине - по той, что в наше время
решительно невозможно быть энциклопедистом. Никодим Сергеевич, как
выражаются знатоки научных кадров, штучный, то есть не имеющий себе
равных, специалист и в качестве такового пользуется неоспоримым
авторитетом в самых высоких научных сферах.
Шагавший ему навстречу, впрочем, абсолютно не подозревая этого, некий
Аскольд Чайников, внешне никак не производивший впечатления счастливого
человека, а на чей-то поверхностный взгляд был даже явно обижен судьбой,
чувствовал себя сегодня куда лучше, чем вчера, позавчера и даже на прошлой
неделе. А это, согласитесь, можно считать определенной степенью того
неопределенного понятия, которое мы обозначаем словом "счастье". И на
Аскольда действовала весна, и он не представлял собой исключения. Что же
такого, что он одет похуже не только Никодима Сергеевича, а и многих
других встречных. Пальто на нем из какой-то неопределенной ткани, явно не
слишком искусного синтетического происхождения, к тому же видавшее виды,
застегнутое всего лишь на две болтающиеся пуговицы.
И в таком одеянии вид у Аскольда Чайникова лихой. Ворот слегка
приподнят сзади, жилистая шея обмотана скрученным-перекрученным
дешевеньким цветастым кашне. На голове не дорогая фасонистая шляпа, а
всего-навсего лохматая, потертая на сгибах ушанка из отходов цигейки. Но и
она задорно сдвинута на затылок. А на башмаки Чайникова лучше и не
смотреть. Они еще вполне крепкие, но так давно не чищены, что кажутся
покрыты не только грязью, а старой плесенью. Жена Аскольда, как говорится,
выше головы занята детьми и хозяйством, ей, бедной, не до внешности мужа,
а самому Чайникову следить за ботинками как-то и ни к чему.
Аскольд идет не столь размашисто, не улыбается широко встречным, взор
его не говорит и не устремлен вперед, а, наоборот, даже несколько обращен
в себя, и на лице такое выражение, будто обладатель его неожиданно выиграл
в лотерею пятерку и решил не сообщать об этом жене. Никакой пятерки
Чайников не выиграл, он и лотерейных билетов давным-давно не покупает, но
весна и ему уделила толику радости, и он, живая поэтическая душа, под ее
влиянием обалдело бредет, тихо радуясь чему-то. Не так часто в последние
годы посещает его радость.
Бедняга и не подозревает, что через каких-нибудь десять-пятнадцать
минут хорошее настроение его не только не убавится и не померкнет, а,
напротив, станет еще лучезарнее. Но не будем спешить, хотя мы к этому и
приучены едва ли не с пеленок, и спешим обычно без всякой надобности,
единственно в силу укоренившейся, что там укоренившейся, прямо-таки
въевшейся в нас привычки. На этот раз никто никуда нас не гонит, разве что
героям нашим прибавляет резвости шальная весна.
Никодим Сергеевич Кузин шагает, не обращая внимания ни на кого из
прохожих в отдельности, его внимания не привлекают даже кое-где загодя
убранные к новому сезону витрины, не останавливают броские рекламные
афиши, он, как и все прочие, опьяненный сладким весенним воздухом, просто
шествует по главной улице в густом потоке праздных людей. К архитектурному
облику самой оживленной магистрали, как и многие из нас грешных, он давно
привык, поэтому ни одно сооружение не привлекает его внимания, он
воспринимает окружающее не в отдельных частностях, а в устойчивой
целостности. Такое восприятие не позволяет рассеиваться вниманию.
Словом, Никодим Сергеевич весь во власти приятного возбуждения. Он и
на людях, но как бы одновременно и уединен. Тут сказалась выработанная
годами привычка абстрагироваться от окружающей среды и сосредоточиваться
на рождающейся в сокровенных глубинах подкоркового вещества неожиданной и
заманчивой мысли. Случалось, что мысль и настроение диссонировали, тогда
Никодиму Сергеевичу приходилось туго, он нервничал, даже мучился, а сейчас
все слилось в той редкой гармонии, когда одновременно отличнейшим образом
думалось и отлично чувствовалось. От этого хотелось петь что-нибудь этакое
особенное, бодрое и веселое, и если бы запелось, то мыслей это не спугнуло
бы.
Аскольд Чайников тем временем продолжает шагать переулком, под прямым
углом выходящим на центральную магистраль. Идет не размашисто, а семенит
мелкими, чуть подпрыгивающими шажками, будто хочет побежать, но никак не
решится на это. И голова его не вскинута гордо, а, наоборот, даже
несколько опущена и по давней привычке подмечать в окружающем детали и
частности, он нет-нет да и вскинет взгляд, к примеру, на привлекший чем-то
его взор затейливый фасад старинного особняка, оглядит его пристально
из-под очков, точно впервые увидел, хотя проходил мимо него, должно быть,
тысячи раз и, конечно же, не однажды замечал и пристально оглядывал. Может
Аскольд и неожиданно остановиться, залюбоваться капелью, удивиться яркой
синеве небес, выступающей из-за геометрического среза крыши. Нет, нет,
Аскольд Чайников в отличие от нас с вами не спешит и не намерен спешить,
он давно отвык от этого. Как ни покажется странным, но, поверьте, есть еще
такие люди, сохранились еще и в наш стремительный и, как многие считают,
сумасшедший век.
Как бы человек ни двигался, быстро или медленно, пусть даже с
остановками, если он идет, то неизбежно преодолевает пространство. Будь я
автором школьного учебника арифметики, то непременно использовал бы данный
случай для составления задачи о двух пешеходах, один из которых отправился
из пункта А в пункт Б, а другой навстречу ему. Задача эта, как мне
кажется, могла бы звучать примерно так: пешеход К. передвигается из пункта
А в пункт Б со скоростью ста двадцати шагов в минуту, такой темп, как
известно, медики предписывают для целительных прогулок, а Никодим
Сергеевич, заботящийся не только о внешности, а и о здоровье, несомненно,
придерживается разумных предписаний. Пешеход же Ч. движется из пункта Б в
пункт А со скоростью никак не больше шестидесяти шагов в минуту, да еще,
как мы знаем, с остановками неопределенной продолжительности. Пути двух
пешеходов неизбежно пересекутся. Спрашивается, через какое время пешеход
К. встретится с пешеходом Ч.? Понимаю, что такая задача не из простых.
Только способные и хитроумные ученики смогут принять во внимание и
проверить логикой расчетов несколько поэтически рассеянный характер
пешехода Ч. и учесть неравномерный характер его движения: тут он, как
известно, загляделся на лепку фронтона, еще через несколько шагов
залюбовался апрельской капелью, сколько он еще любовался, я и сам,
признаться, не знаю, еще через несколько шагов его внимание остановила
пестрая афиша, извещавшая о цирковом представлении, чего он не имел
счастья видеть добрых двадцать лет. Дети Чайникова и те с годами все реже
ходили в цирк, водила их туда все реже сердобольная и одинокая тетка,
сестра жены.
Но, увы, я не пишу школьных учебников арифметики и, судя по всему,
никогда этого делать не буду. Поэтому мне остается одно - поведать
общепринятым языком о дальнейшем встречном движении Кузина и Чайникова.
Если Никодим Сергеевич шествовал в заданном темпе - сто двадцать шагов в
минуту, не уклоняясь и не отвлекаясь, то Аскольд Чайников двигался весьма
неравномерно и, непредвиденно задержавшись у афиши о цирковой премьере,
вполне мог в тот день и не встретить Кузина. К счастью, после рассеянного
изучения цирковой афиши с Чайниковым произошло что-то такое, отчего он
вдруг помчался по направлению к центральной магистрали со скоростью не
шестидесяти и даже не ста двадцати шагов в минуту, а никак не меньше ста
сорока! Что с ним произошло, какая муха, как говорится, укусила, я
объяснить не могу, просто констатирую сей факт, которому, впрочем,
нисколько не поражаюсь, ибо он вполне в характере Аскольда Аполлоновича.
Теперь, пожалуй, самое время сообщить о том, что между импозантным
Кузиным и невзрачным Чайниковым существует некая связь. Дело в том, что
они друзья. Не очень близкие, но давние и преданные, как могут быть
преданы друг другу однокашники, свято берегущие память о давних-давних
школьных годах.
Встречаются они нечастно. Судьба развела их в жизни на почтительное
расстояние, определив каждому совершенно разные сферы и уровни.
Перезваниваются не чаще, чем раз в год. Выпадают годы, когда и этого по
разным причинам не бывает. Видятся почти всегда случайно, ведь, кроме
старой дружбы, ничто их не связывает. И тем не менее каждой встрече
искренне рады. А повстречавшись, времени друг для друга не жалеют.
После этого мне не остается ничего другого, как сообщить, что
Чайников, как и все прочие, ошеломленный весной, может быть, даже более
других опьяненный ее теплым и ласковым дыханием, неизвестно почему
поспешавший на последнем этапе со скоростью ста сорока шагов в минуту,
выскочил на центральную магистраль с такой резвостью, что едва не сбил с
ног размашисто шагающего, великолепно одетого и находившегося в самом
лучшем расположении духа человека. Надо ли уточнять, что человеком этим
был не кто иной, как Никодим Сергеевич Кузин.
В первую минуту Никодим Сергеевич отшатнулся, готовый с нескрываемым
неодобрением произнести что-нибудь вроде: "Сумасшедший, куда вас несет!"
или "Гражданин, можно было бы и поосторожнее, вы не одни на улице!"
Разумеется, Никодим Сергеевич способен сказать и что-нибудь более
содержательное, но разве так сразу найдешься, хотя ты человек
образованный, начитанный и достаточно, можно сказать, эрудированный.
Однако на этот раз Никодим Сергеевич вообще ничего не произнес, он
лишь приоткрыл рот, намереваясь что-то произнести, но в этот самый момент
он признал в невзрачном, с ураганной быстротой выметнувшемся из переулка
человеке своего школьного товарища.
- Чайник, куда тебя с такой скоростью несет?
Опешивший Аскольд поправил съехавшие на нос очки, пригляделся,
прищурившись, как это делают страдающие близорукостью, и, в свою очередь,
радостно воздев руки, растроганно закричал:
- Кузя, вот это встреча!
Каждая встреча у них получалась неожиданно, и при каждой встрече
Аскольд Чайников выкрикивал именно эту фразу.
Как водится, после этого начались объятия, шаблонные вопросы - как
жизнь, как дела, вздохи по поводу того, что идут годы, набирая бешеную
скорость, и все ближе и ближе старость.
Впрочем, рассудительный Никодим Сергеевич скоро остановил этот поток
трезвым замечанием:
- Ну, брат, о том, как дела и как жизнь, одним словом не скажешь, а
уж парадоксы времени и тем более не объяснишь.
Аскольд охотно согласился со всем этим:
- Присоединяюсь и целиком и полностью подписываюсь под каждым
произнесенным словом.
- Раз так, - подхватил ученый Кузин, - то нам совершенно необходимо
завернуть в ближайшее кафе и там в более или менее подходящей обстановке
выложить друг другу энное количество информации о жизни и делах.
Чайников с готовностью принял предложение. Такое бывало каждый раз.
Встретившись, друзья обычно занимали в ближайшем кафе столик и принимались
изливать друг другу душу.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг