НАТАЛИЯ НИКИТАЙСКАЯ
ПАРАПЫ ПЕТРОВА
Рассказ
Он ушел не оглядываясь. Прямая спина. Руки в кармасах. Вскинутая гордо
голова. Таким она его видит.
И по его виду она должна решить, что он спокоен и уверен в своей
правоте. И наверняка его спокойствие вызовет у нее слезы. Ну что ж, пусть
поплачет. Женщинам это на пользу. Хотя настоящих причин у Полины нет.
A если бы она умела видеть не только этот его решительный уход, не
только упрямое выражение лица и замкнутость, происходящую, как ей кажется,
от недостатка чувств, а разглядела бы подлинное ею состояниене стала бы
мучиться.
Ему сейчас ничуть не лучше, чем ей. Только он не плачет-не умеет и не
считает нужным.
Наверное, им обоим было бы легче, если бы он чтонибудь сказал. Нет, не
те необязательные, заполняющие свободное пространство, но не человеческую
душу слова, которые он произносит, а те слова, которых она ждет. И главное,
они есть в нем, бродят, возникают, но - увы! - никак не обращаются в звуки.
Для него высказанное слово-уже дело. А к этому делу он пока не готов, если
вообще на него способен.
Так уже было-он уже уходил, оставляя ее плакать и посыпать солью раны.
Было десятки, а может, и сотни раз. Но, несмотря на изнуряющий опыт, она
еще не теряла надежды. Не такой у нее характер, чтобы отчаиваться. Он может
еще не один раз позволить себе уйти, и это не повлечет за собой разрыва,
или тем более скандала, или, спаси бог, потери равновесия, могущей повлечь
за собой необдуманный поступок.
Петров посмотрел на браслет, подаренный ему Полиной. Красивая
серебряная вещь. Смешно и трогательно, как она помнит всякие даты и
события, эта Полина. Конечно, он был когда-то, их "первый поцелуй", но был
давно. Для Петрова важнее сейчас, чтобы и нынешние их поцелуи были не хуже
- лучше того, первого.
С годами тяга Полины и Петрова друг к другу не потеряла ни остроты, ни
новизны. И Петров не без основания думает, что заслуга тут принадлежит ему.
Пс его инициативе политика далекого расстояния-основная в их жизни.
Послушайся Петров Полину-и они давно уже были бы женаты. И кто знает,
приелись бы, надоели бы друг другу. Возможно, уже разошлись бы.
А этого нельзя допустить, потому что тогда рассыпался бы не только
интимный, но и научный их союз.
Как он отбивался сегодня от браслета. Конечно, браслет мужской. Но
Петров признает украшения исключительно на женщинах. И если согласился
нацепить на руку это серебро, то лишь из желания угодить Полипе, не
расстраивать ее в самом начале вечера. Дома Петров его снимет. Правда,
Полина говорила, что эта штуковина не простое украшение, а ее изобретение и
со временем Петров поймет его назначение, но Петров не обратил внимания на
эти слова. Мало ли чего изобретала Полина! Он не взял бы ее к себе в
лабораторию, если бы она не была талантливым психологом-прибористом.
Лаборатория с приходом Полины сразу приняла завершенный вид. Десятки
людей, занятых одним делом, и среди них первые-Полина и Петров, Петров и
Полина.
Они объединены любовью и делом - что может быть прекраснее?
Надо признаться, что сегодняшний вечер вообще-то доставил Петрову
удовольствие. Он расслабился. Полина была нежна, не касалась в разговоре
болезненных тем.
И если бы не его уход, уже автоматически портивший настроение Полине,
все было бы великолепно.
Конечно, было бы еще прекраснее, если бы Петров остался или взял
Полину с собой - впереди еще целое воскресенье. Но Петров не мог сделать ни
того, ни другого. Ему нужно было поработать одному. А Полинапомощница на
людях - наедине только сбивала его с рабочего лада. Он любил Полину, его
тянуло к ней. И если вместе-не считая, разумеется, рабочих часовони бывали
не так часто, как того хотелось бы Полипе, то только потому, что у Петрова
были дела. Дела, стоявшие над ним, над его отношениями с Полиной. Работа,
которой он отдал себя целиком. И если уж быть объективным, то сама Полина
тоже была предана делу. Она делает успехи, а для серьезной работы ей тоже
необходимо время. Успехи Полипы Петров принимал близко к сердцу, и его
огорчало, что Полина порой относилась к ним легкомысленно. А ее жалобы на
одиночество!.. Как может быть одинок человек, если он увлечен работой?..
Нет в Полине той самоотверженности, которая вообще, по-видимому,
присуща только мужчинам,- самоотверженности служения идее. Иначе Полина
радовалась бы, что жизнь свела ее с Петровым, человеком неординарным,
подарила ей не банальные семейные узы, которыми могут похвастаться сотни
тысяч, миллионы людей, а истинную любовь, любовь духа, которая не нуждается
в бесконечных сиюминутных подкреплениях.
Уходя, он думал о ней. Думал он о ней и пока добирался до дому-сначала
пешком, потом, большую часть пути на оставленном вне поля зрения Полины
"зонтике".
Сколько раз, бывало, он оставлял "зонтик" у Полиннного
порога-свидетельство того, что он долго у нее не задержится. Сколько раз
прочитал Петров на лице Полины огорчение, прежде чем додумался оградить ее
от этого бессмысленного переживания.
И все-таки-вопреки своей правоте-Петров испытывал нечто похожее на
угрызения совести, когда вспоминал свою маленькую, нахмуренную, беззащитную
Полину, уже не пытавшуюся его остановить, удержать.
Бедная Полина!..
Но едва "зонтик" приземлился у ворог загородного дома Петрова,
усилиями сотрудников превращенного в дублирующую Центральную приемную, и
Петров заметил свечение в одном из окон, как мысли об оставленной в слезах
женщине отошли на задний план. А потом и вовсе испарились.
Свечение не прекращалось. Оно напоминало свечение звезды в небе.
Петрову даже показалось на мгновение, что так и есть, что это не звезда
поселилась в его кабинете, а он сам из кабинета смотрит в небо и видит ее
там. Впечатление было ошеломительным, никогда еще не испытанным, и Петров,
наполненный острым переживанием, не сразу догадался, что свершилось наконец
то, чего он ждал уже десять лет, к чему так готовился, что продумал до
таких мелочей.
Секунду, только одну секунду, если вообще можно было бы измерить этот
микроскопический отрезок времени, жила мысль не отсылать машину, взмыть
вверх, уйти от неизбежного, уклониться от встречи. Но он прикрыл в себе это
желание, как прикрывают лицо мертвого. Слишком много сделано уже, чтобы
встреча состоялась,-это раз. Во-вторых, встреча состоится, в кош,.э концов,
и без Петрова, самое позднее через час в Центре, но состоится. И в-третьих,
Петрову уже доводилось испытывать страх предвкушения, страх, в котором
сливаются воедино и желание непременно получить долгожданное, и
опасения-вдруг полученное окажется нe таким, как он себе его представлял,
или попросту ненужным, или-еще хуже-неприятным и необратимым.
Бояться было чего. Несмотря на то что все возможные варианты
нежелательного воздействия на земную среду в результате контакта с парапами
были взвешены; несмотря на то что десятки лучших умов Земли-тут Петров не
без гордости отмечал, что и сам был среди них,-разработали меры
предосторожности на случай проявления агрессивности со стороны гостей,-
несмотря на все это, в запасе у парапоз всегда мог оказаться еще один,
непредусмотренный ход-этакий троянский конь,-и тогда могла полететь вверх
тормашками вся выстроенная система защиты, а вместе с ней и Земля и
человечество. Ответственность была огромная. По существу, земляне знали о
парапах лишь то, что те сообщили им о себе. Но, впрочем, это тоже уже
обдумывалось...
Теперь, глядя на свечение в своем кабинете, Петров отчетливо понимал:
отступать поздно. Парапы уже там.
Петров задержался в прихожей у зеркала. Осмотрел себя с ног до головы
инспектирующим взглядом. Привычка к подтянутости срабатывала безотказно. Ни
малейшей небрежности в костюме, ни малейшей неряшливости в мыслях. По
внешнему виду Петрова сразу можно было понять, что он человек серьезный и
прекрасно сознает ответственность и важность момента. Должно быть, это
понимали и те, что ждут его там, за дверью.
Интересно, как они выглядят, его парапы, парапы Петрова. Петров
улыбнулся, подмигнул своему отражению и решительно направился к кабинету.
Чувство было такое, как будто Петров шагнул в светящуюся внутренность
лампы дневного света. Определить, откуда идет свет, Петров не мог. Чужое
присутствие было очевидным, но Петров никого не видел. Стараясь не терять
достоинства, он пустился в неспешное путешествие по кабинету, напряженно
всматриваясь в привычные предметы на привычных местах, заглянул даже за
шторы. В конце концов, может же человека заинтересовать, что там, за
окнами? Но в комнате, кроме света, не было ничего, хоть отдаленно
напоминающего жизнь. Игра в прятки раздражала Петрова, но он тут же убедил
себя, что волноваться не из-за чего. Во-первых, если парапы уже здесь, то
такая игра носит, разумеется, преднамеренный характер. А во-вторых, почему
не допустить мысли, что свечение-уже непредусмотренный факт - просто
предшествует появлению гостей?
Тут Петров сделал то, что, по-видимому, требовалось сделать с самого
начала. Он подошел к пульту приема.
Незачем было больше пускаться в догадки. Приборы неопровержимо
свидетельствовали: парапы прибыли. Наверное, еще ни разу в жизни Петров не
рассматривал с таким вниманием свой кабинет-стены, пол, потолок, вещи.
Неужели они невидимки? Нет, не может быть.
Ведь Петров с Клинчем, его коллегой и постоянным собеседником от
парапов, разрабатывали, и довольно долго, не столько прохождение гостей по
каналу, сколько их материализацию по окончании пути.
А вдруг они с Клинчем ошиблись в расчетах и прибывшие парапы не смогли
обрести свой телесный вид?..
Сорванный контакт?.. Черт бы с ним. Но что делать, если и по
возвращении к себе парапы не смогут вернуться к нормальной жизни?..
И тут над ухом Петрова раздалось хихиканье и мальчишеский-голос
произнес:
- Ну, что я говорил? Он нас нипочем не заметит!..
Петров вздрогнул. Дети?.. Дети, помимо парапов?..
Или парапы-дети?.. Или скажем так: детские голоса парапов?..
Петров был слегка взвинчен. Как-то все пока складывается не так, как
виделось. "Нипочем не заметит..." Ничего себе оборотец! Ни-по-чем!..
- Да ладно, Петров, садитесь на диван,- произнес вполне солидный
мужской голос, сопровождаемый, правда, все тем же хихиканьем,- не
оглядывайтесь по сторонам. Мы тут-перед вами.
По-видимому, им всем доставляла удовольствие растерянность Петрова и
затеянная ими игра. Все-таки игра.
И именно в прятки! Петров намеренно небрежно развалился на диване и
уставился на чайный столик. Не мудрено, что он их не заметил. На блестящей
поверхности столика тускло поблескивала система. Вот блеск исчез почти
полностью, и паутинообразное переплетение мерцающих сочленений, до этого
образовывавшее на круглом столике Петрова нечто вроде кружевной салфетки,
совершенно потерялось на полированной столешнице.
Но вот система вновь засверкала, и комната наполнилась смехом на
разные голоса-дружелюбно и беззлобно смеялись мужчины, женщины, дети.
В определенном смысле Петрова постигло разочарование. Пока велся
технически сложный обмен информацией, пока готовился визит парапов на
Землю, у Петрова складывалось впечатление чуть ли не полной идентичности
парапов и землян. Петров вспомнил свое стояние у зеркала и иронически
улыбнулся: судя по всему, парапам все равно, какая у него прическа и
насколько мужественным выглядит он сам. Петрову ведь совершенно
безразлично, какого цвета блики играют на поверхности системы. А ведь цвет
в данном случае, наверное, что-то обозначает. И потом-габариты!.. Петров не
думал, что парапы столь малы, хотя и знал, что они меньше людей.
Вот так... Выходит, можно сто лет готовиться к контакту, многое знать
о нем, прочитать тысячу лекций я написать миллион статей и все-таки не быть
гарантированным от неожиданностей.
Впрочем, пора бы уж и признаться себе, что прибывшие на Землю для
осуществления первого межгалактического контакта парапы поспешили прежде
всего сыграть шутку с одним из земных представителей, а именно с Петровым.
Петров был человеком, не лишенным чувства юмора. Так он считал, во всяком
случае. Но тем не менее он не раз замечал за собой, что с особенным
пристрастием принимает экзамены у тех студентов, которым удалось удачно над
ним подшутить.
Поневоле и на простершихся перед ним парапов Петров посмотрел сейчас
профессорским взглядом-чуть свысока, чуть пренебрежительно. Смотрел и
молчал.
Торжественность минуты так и не проявлялась. Спасать положение Петров
решил предоставить самим парапам. Пусть они отхихикивают свое, он помолчит.
Если парапы были,способны понять его растерянность, должны понять и его
намеренное молчание. Жаль, в системе нет ничего, хоть отдаленно
напоминающего человеческий глаз,- Петров все пытался отыскать его: плохо,
когда не понимаешь, как воспринимают твой взгляд.
Система отсмеялась, отмигали последние блики, и наступила тишина.
Неловкая тишина. Наконец какая-то женщина заговорила быстро, и тон ее
голоса был извиняющимся:
- Мы так рады, Петров! Простите нас. Мы, наверное, ведем себя как
дети, хотя детей среди нас и немного. Нам, знаете, все земное в диковинку.
Вы, например... Мы ведь думали, что люди как парапы, только больше...
Петров поморщился. Да, он думал о том же самом - о полном
несоответствии представлений и реальности.
Но эта женщина отнесла Петрова к разряду "диковинок". Почему же он,
Петров, не поторопился причислить к "диковинкам" систему?.. Потому что он
не способен на легкомыслие, продемонстрированное парапами. Не способен и
рад этому. Кстати о лексике. С лексикой следует еще разобраться. Уж не
Полинины ли это штучки с дешифратором?.. Есть у нее склонность к простецким
выражениям, а в речи парапов эти выражения нередки - неспроста.
- Ну что ж, друзья! Я рад, как и вы,- ответил Петров и не удержался,
добавил:-Мне, знаете, тоже любопытно на вас поглядеть.
Система издала многоголосый вздох облегчения. Легкой иронии,
заключенной в последних словах, парапы не заметили. Петров их явно
переоценил-не так уж они и чувствительны. Не так уж способны проникать в
человеческие настроения, оттенки эмоций. Впрочем, оттенки частенько
представляют сложность и для людей, а парапы-приходилось в этом
сознаться-все-таки не люди.
- Я хотел бы поговорить с Клинчем, своим коллегой,-увереннее продолжал
Петров, намереваясь исправить положение собственными силами. Не хотелось,
чтобы первый контакт вошел в историю только как шутка.
Еще один женский голос произнес сожалеюще:
- А Клинч заболел. Так неожиданно, уже перед стартом. Расстроился,
конечно, ужасно. Чуть не плакал. Но ничего не поделаешь, не судьба!..
"Клинч... Чуть не плакал... Галиматья какая-то!.. Вот уж
поистине-святая простота!.. Расстроился, видите ли, он ужасно..."
- Надеюсь, ничего серьезного?-Петров был предельно светским, а значит,
и ядовитым.
Но и яд его, как прежде ирония, пропал даром. Ему тут же простодушно
ответили:
- Разумеется! Он, скорее всего, уже здоров. Мы ведь так долго до вас
добирались.
В разговор встрял какой-то мальчишка:
- Да уж! Трюхали, трюхали, а за окнами-ничего особенного. Пыль одна.
Петров пропустил замечание мимо ушей.
-- Кто же заменил Клинча в поездке?
- Я,-тут же отозвалась женщина.
Петров вздохнул с облегчением: кто-то все-таки заменяет Клинча,
значит, с кем-то можно будет поговорить серьезно. Но Петров рано радовался,
потому что женщина тут же добавила:
- Не могло же место пустовать. А я была первой в очереди...
- Какой очереди?-ничего не понял Петров.
- У нас, знаете, целую лотерею организовали. Ехать-то все семьи
хотели, а мест-то всего пятьдесят. Ну и разыгрывали путевки. Только Клинчу
н его семье было предоставлено право участвовать в поездке вне зависимости
от результатов лотереи. Но он заболел. Они остались. А поехали мы с мужем и
с сыном... Потому что в лотерею выиграли первое добавочное место...
Петров окунул лицо в ладони и приглушенно рассмеялся. Он смеялся над
собой. Агрессия!.. Бог ты мой?!.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг