возбуждающих трав. Смуглые руки быстро снимали и переставляли на их
стол глубокие тарелки. Араб старался не поднимать глаз на обнаженную
женщину, которую хоть сейчас в джанну ублажать героев, руки начали
подрагивать, лицо покрылось мелкими капельками пота.
Когда он попятился со своим неуклюжим столиком, глаз все еще не
поднимал, Дмитрий подумал, что, в самом деле, стоило ли Виолетте
одеваться на это короткое время? Допотопные условности...
Дверь деликатно захлопнулась, он посмотрел на девушку и подумал
еще раз, что в самом деле не стоило.
Она покорно пришла в его объятия.
Она беспокойно шевельнулась, придвинулась к нему и, не
просыпаясь, закинула на него ногу, обняла за шею, положила голову на
плечо и вообще чуть ли не вскарабкалась на него, предпочтя его
жесткое, как дерево, тело мягкой постели и подушкам.
В глазах внезапно защипало. Он со страхом и недоумением ощутил,
что видит как сквозь пелену, а сердце щемит, в нем такая нежность,
что заплакать можно... Черт, это с ним как раз и стряслось!
Он едва дышал, чтобы излишним колыханием груди не разбудить, не
потревожить ее сон. Она счастливо и успокоенно сопит, ее тонкие
пальчики расслабленно обнимают его шею, но когда его грудь поднялась
чересчур высоко, пальчики тут же напряглись и зацепились за шею, как
за ствол дерева.
Нежность переполняла сердце, но он лежал смиренно, не позволяя
себе шевельнуться. Это чистейшее создание всем своим существом
держится за него так, словно именно здесь для нее самое надежное
место, а соскользнуть с него в теплую дизайнерскую постель рухнуть в
пропасть...
Виолетта не пробудилась, когда он миллиметр по миллиметру
вытаскивал из-под нее свое тело, руки, когда тихонько оделся и на
цыпочках выскользнул из номера.
Коридорная понимающе улыбнулась, он обулся уже в коридоре, в
лифт вошел все еще влюбленным мальчишкой, и только когда на выходе
из гостиницы вступил в раскаленное жаркое утро, почти с тоской
вспомнил... кто он.
Держась в тени, медленно побрел к "Shariah Conti-nental".
Фонтаны бьют ровно, сильно, но сегодня нет шаловливого ветра, что
разносит мельчайшую водяную пыль по всей улице. Дети толпятся возле
холодных струй, брызгаются, визжат...
Далеко впереди его глаза выхватили из толпы старого араба в
традиционной одежде скитальца по пустыне. Старой одежде,
заплатанной, такой непривычный в мире, где все блестит и сверкает,
одежда каждого с иголочки, а обувь прямо от модельеров. Этот старик
лучше бы смотрелся на таком же стареньком сером ишачке, и Дмитрий,
поискав взглядом, в самом деле отыскал ишака. Длинноухий стоял в
двух десятках шагов от супермаркета, повод наброшен прямо на столб с
ящичком для оплаты за парковку. Роскошные кадиллаки окружили бедного
ишака с трех сторон. Водители смеялись, кто-то на ходу потрепал
ишака по холке, другой похлопал по карманам, вернулся в машину,
видно было, как он там разрывает большой пакет, вскоре вынырнул с
грудой печенья на ладони.
Ишак невозмутимо сожрал, а осчастливленный владелец печенья
пошел к супермаркету, смеясь и вытирая ладонь о бедро.
Дмитрий приблизился как раз в момент, когда старик неспешно
приблизился к роскошному входу в супермаркет. Шесть дверей время от
времени открывались, нарядно одетые юноши выносили за покупателями
корзинки с покупками, помогали складывать в багажники.
Старик ухватил охранника за рукав:
Сынок, позови Ахмата.
Охранник, к удивлению Дмитрия, низко поклонился:
Ваш сын, благородный Ахмат, будет счастлив видеть вас в своем
офисе! Он вас ждет, уже велел подать туда лучшие кушанья...
Старик выпрямился, глаза грозно блеснули.
Тебе надо повторять?
Охранник исчез. Огромный, грузный, он исчез, как джинн из
бутылки, молниеносно и бесшумно. Заинтересовавшись, Дмитрий
придвинулся чуть ближе, глаза сканировали площадь, в отражении
банковского автомата видел, как распахнулась дверь супермаркета,
вышел элегантный господин. За ним торопился прежний охранник.
Охранник остался у дверей, элегантный господин поспешил к
старику, поклонился, поцеловал руку. Дмитрий с удивлением уловил в
голосе этого явно преуспевающего человека неподдельную нежность:
Отец, я люблю вас!.. Вы проделали такой путь, чтобы навестить
своих непутевых детей!
Старик сурово всмотрелся в лицо Ахмата. Дмитрий посматривал
искоса, старик явно рассержен, настоящий глава семейства, властный,
но справедливый, что не оспаривается многочисленными женами, детьми,
всей родней. А сын почтительный и любящий, будто все еще не вышли из
средневековья...
Эх, Ахмат, Ахмат...
Отец, взмолился Ахмат. Что мы здесь разговариваем, как нищие?
Пойдем, это мой магазин, здесь все мое!
Старик грозным орлиным взором окинул сверкающее витринами
здание. Осанка его была величественная, настоящий патриарх, бросил:
Там дурно пахнет!
В магазине? удивился Ахмат. Отец, вы только скажите, изменим
все запахи!
Старик покачал головой:
Все это пахнет дурно, Ахмат. Ты не должен идти так рьяно по
пути неполноценных.
Ахмат отшатнулся:
Отец, что вы говорите? Это американцы неполноценные?
Они, ответил старик строго. Недочеловеки. Эти обезьяны так и не
успели стать людьми...
Отец, сказал Ахмат, Дмитрий уловил, что почтительный сын
начинает терять терпение: американцы не столь почтительны со
старшими, а этот молодой араб уже наполовину американец. Отец, у вас
на руке часы, в которых компьютер!.. А что за программы в нем? Не
американцами ли созданы? А тот кадиллак, который у вас стоит и
которому вы предпочитаете ишака? Не в Империи их наловчились клепать
так, что стали доступны не только королям? Вы даже по Интернету
начали бродить, за что я люблю и горжусь вами перед всеми друзьями!
Письма и фото отправляете по проводам, а это все в Империи
придумано!
Старый араб пожал плечами:
Видишь, вон мой старый осел? Он лучше меня умеет носить
тяжести. А как ходит на мельнице, вращая жернов!.. Но значит ли, что
я сочту его лучше себя? И приму его образ жизни?
Ахмат беспомощно оглянулся:
Отец, у вас какие-то странные образы. Извините, их смысл от
меня ускользает.
Старик покачал головой:
Нет подсказывающего хохота за экраном, да? Если мой осел,
добрый и трудолюбивый, умеющий молоть зерно, еще сумеет изобрести и
Интернет, то значит ли, что я должен признать также его образ жизни,
его философию, его ослиные крики и так же, как он, гадить посреди
дороги? Даже если будет уметь сам расставлять эти хитрые крючочки на
бумаге или на экране... Даже если он сам создаст новый Интернет или
совсем новый мотор для кадиллака. Человек, сын мой, должен не только
уметь затачивать мечи, работать в Интернете или расставлять эти
крючочки и закорючки, что двигают турбинами и большими машинами. Это
умеет и мой осел или американец. Что, Ахмат, я слишком сложно
объясняю?
Ахмат тоскливо оглядывался на магазин. От широкого навеса
падала спасительная тень.
Наоборот, сказал он упавшим голосом, слишком просто.
Старик горько усмехнулся:
Приходится. Все так быстро упростилось, что уже никто не ищет
смысла в Коране или вообще в книгах. В любой газете или на любом
телеканале предлагается готовое мнение. Или несколько на выбор
выбирай любое! Самому думать не надо, бери готовое, подготовленное
докторами наук, специалистами. Зачем тебе думать самому, дорогой?..
Эх, Ахмат... Я остановился у нашего общего друга Надир-бека. Он был
твоим учителем в медресе. Заходи вечером... если отыщешь время.
Он повернулся уходить, Ахмат с жалобным воплем ухватил отца за
широкий рукав:
Отец!.. Почему вы не остановились в моем доме?
Мне больше по сердцу общение с умным человеком, ответил старик
очень серьезно, чем с твоим телевизором во всю стену.
Он пошел к своему ослику, Ахмат шел следом, попробовал самый
убийственный довод:
Отец, американцы пришли во все страны! И сюда пришли. Их принял
народ. Их понимают, их никто не гонит. Они простые и
доброжелательные люди...
Старик сказал почти мирно:
Американцы люди желудка. А когда человек ест это всегда
заметнее и понятнее, чем когда мыслит. Каждый из нас ест, а вот
мыслит... Наш пророк Мухаммад... пророк Иса, именуемый неверными
Иисусом... великий Хызр все они проиграют в сравнении с их
современниками. Не буду трогать память Мухаммада, в Империи больше
знают Ису, у них он зовется Иисусом... Ах да, это я уже сказал...
Так вот, великий пророк Иса был странен и нелеп не только для
богатых и красивых римлян, но даже для его соплеменников. Он нелеп
был речами, нелеп подставлением левой щеки, когда били по правой,
нелеп даже в своей смерти: кто бы из нынешних американцев не отрекся
бы? Потому они предали своего Ису... Иисуса, ибо давно уже на
стороне тех, кто распял его на кресте!
Он отвязал ишака, вытащил его на тротуар, сел в старое потертое
седло. Ахмат стоял покорно рядом, красный от стыда, в костюме от
Шарля, галстуке от Верденса, туфлях от Кардучелли, но почтительный и
почти послушный сын, ибо на них смотрят, а он не должен терять
лицо...
Я не понимаю вас, отец, сказал он тихо. Я приду вечером к
учителю. Передайте ему, что я чту его речи...
Старик подобрал поводья, ишак переступил с ноги на ногу. Старик
сказал хриплым каркающим голосом:
Запомни, сын мой: американцы это не новый народ! Они были
всегда... это они распяли Христа. Только тогда они звались
римлянами. Лучшими людьми в их Империи считались те, кто изобрел
Интернет... или новый способ затачивать мечи... что для них бедный
пророк Иса? Что для них идеи сердца?.. Идея желудка проще...
понятнее...
Они удалялись, сгорбленный старик на смешном ишаке и семенящий
сбоку человек в дорогом костюме, что пытался то поправить на
престарелом родителе халат, то подержаться за стремя. Голоса
затихали, Дмитрий уловил только обрывистые слова: закат... пожары...
из пепла...
Закат, подумал он хмуро, пожары... А вот из пепла... Впрочем,
здешние народы перемололи не одну напасть. Империя Зла для их
многотысячелетней истории что-то вроде стремительно расплодившейся
шайки разбойников за океаном. Вчера их не было, сегодня они напали и
грабят, завтра их не станет снова. А Восток пребудет всегда...
Глава 40
Перед "Shariah Continental" с автомобильной стоянки его
окликнули. Улыбающийся Ал-Мас, одетый празднично, махал от
роскошного до нелепости автомобиля с открывающимся верхом.
Ого, сказал Дмитрий весело, твой?
Наш, ответил Ал-Мас довольно. Все девочки поместятся, верно?
С шуточками и смешками, так они как все, незаметные,
погрузились в авто, Ал-Мас лихо выкатил на дорогу, чудом избежав
столкновения. Тоже "как все" из арабов пока не удается сделать
дисциплинированных водителей...
В городе несколько раз останавливались, закупали шампанское,
цветы, дорогие конфеты. Со стороны выглядело, что крепкие веселые
мужчины, дорвавшись до выходного, закупают все для веселья, после
чего сразу к женщинам, чтобы всем стало легко, еще легче, еще и еще,
чтобы вовсе ни о чем не думать, чтобы расслабиться и оттянуться...
Дмитрий подумал с грозным весельем, что они в самом деле
дорвались до праздника. Для животного нет выше радости, чем
взгромоздиться на самку, а для мужчины повергнуть в пыль противника.
Да еще такого, что уже пирует в твоем доме, вводит свои законы,
бесчестит твоих женщин!
В северной части города к машине подошел дряхлый старик в
одежде дервиша. Дмитрия не удивило, что Ал-Мас разговаривает с
дервишем с великим почтением, но показалось еще, что за поклоном
Ал-Маса стоит что-то еще. Правда, если вспомнить, что во все века
под личиной дервишей по странам ходили шпионы и диверсанты всех
стран и народов...
Однако дервиш не делал никаких тайных знаков, не шептал пароли,
пугливо оглядываясь по сторонам, не вел их загадочными тропами и
закоулками к тайникам, где в кустах саксаула сидели вооруженные до
зубов моджахеды. Дервиш отвечал коротко, Ал-Мас слушал и кланялся.
Потом дервиш ушел, благословив Ал-Маса, а тот, сразу распрямив спину
и повеселев, провожал его счастливыми блестящими глазами.
Друг детства? спросил Дмитрий.
Ал-Мас взглянул с некоторым удивлением. Потом, решив, что
человек в далекой северной стране мог и не слышать про их дервиша,
есть же такие дикари, сказал уважительно:
Святой человек!
Много знает? спросил Дмитрий.
Ал-Мас покачал головой:
Святой тот, кто знает не многое, а нужное.
Гм, это в чем-то верно... согласился Дмитрий. По-пробовал зайти
с другого конца: А чем он занимается?
Ал-Мас удивился:
Странствует, несет слово Истины.
Он ее обрел?
Ал-Мас чисто русским жестом почесал затылок, даже рожу
перекосил от наслаждения или усилий мысли:
Полагаю, что да.
А как узнать?
Узнать может только готовый к Истине, ответил Ал-Мас. Нельзя
учить высшей математике того, кто не усвоил арифметику.
Тоже верно, согласился Дмитрий снова. Он так и родился
дервишем?
Нет, конечно, удивился Ал-Мас, не уловив насмешки. Он, как и
большинство дервишей, был из богатого и знатного рода. Более того,
он был главой могущественного рода, он был владельцем земель... из
которых самый мелкий клочок был в триста квадратных миль, настоящий
участок рая, где были дворцы, сады... А на других клочках земли
выкачивали нефть, доставали из пещер золото, драгоценные камни.
И что случилось?
Ал-Мас с некоторым непониманием посмотрел на Дмитрия:
Как у всех. Он начал думать про Истину, но Истина избегает
дворцов. Вот он передал власть старшему сыну, а сам переоделся в
рубище нищего, пошел по дорогам, стал искать бесед с мудрыми. Теперь
он мудр, к нему шейхи идут за советом и поддержкой.
Сумасшедший мир, подумал Дмитрий. Даже в самой сумасшедшей из
стран, в России, уже не понять таких подвижников. Особенно в наше
рыночное время, когда всяк гребет к себе и только курица от себя. А
здесь все еще могут бросить дворцы и уйти в хижины. Даже не в
хижины, а просто уйти скитаться по дорогам...
Ал-Мас уже медленнее вел машину, пробираясь по узкой улочке.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг