уже не англичанами, а американцами - по месту нахождения их колонии.
Конечно, налоги все же платить пришлось, тому же шерифу, который
поддерживал порядок среди разбушевавшихся погонщиков скота, у нас красиво
именуемых по-английски - ковбоями, что значит, коровьими мальчишками. Но
это понятные налоги, а не какие-то там университеты, обсерватории, школы,
ведь известно, что все беды от грамоты.
Времена шли, пришлось и самим построить школы, даже университеты, но
рабоче-крестьянская психология осталась, она пронизывала новое государство
вдоль и поперек, и вся наука была подчинена узкопрактической цели: а что
это даст моему огороду? А что даст это моему стаду коров?
Когда седовласые джентльмены... не правда ли, смешно, американцы - и
джентльмены? - когда эти седовласые... гм... обсуждают международное
положение и думают, куда послать свои войска, то руководствуются той же
рабоче-крестьянской психологией. Ну, как наш слесарь, который видит ссоры
в доме интеллигента, и как добрый сосед всегда готов помочь: дать его бабе
в рыло, раз он сам по своей интеллигентности не может, чтобы лучше борщ
варила, посоветовать как жить... Даже денег может дать до получки, как и
штатовцы дают Европе. Правда, наш слесарь дает без процентов, неловко
наживаться на чужих трудностях, но американский слесарь в госдепартаменте
понимает, что нет выше радости, чем когда у соседа корова сдохнет! Как раз
удачный случай, чтобы и теленка забрать.
Машина стояла у самого подъезда, оттеснив шикарные иномарки. Их
владельцы пугливо пробегали с крыльца по широкой дуге, стараясь держаться
от этой машины как можно дальше, заползали на сидения, а уползали
тихо-тихо. Хотя, как чудится, в первые дни на Володю пробовали наезжать,
чтобы не ставил машину так близко, вроде бы забота о возможных "скорых
помощах", на самом же деле только они, хозяева жизни, могут...
Я помахал Володе:
- Все-все! Мы отгуляли. Сейчас отведу Хрюку и спущусь.
- Да вы не торопитесь, - ответил Володя с фамильярностью старого
знакомого, - все равно там засиживаетесь до ночи...
Хрюка вызвала лифт с третьего удара лапой, кнопка туговата, я
машинально двигался следом как за собакой-поводырем, а перед глазами были
все те же лица стариков с красными знаменами, брезгливые лица прохожих,
гогот молодых.
Не стыдиться нужно, что строили коммунизм, а гордится. Ну не
получилось, переоценили свои силы, но пробовали же! Первые в мире, даже
единственные решились построить царство мира и справедливости на земле!
Да, другие не решились, а теперь злорадствуют: ага, а мы все это
время пили-жрали в три пуза, баб всех и даже сколотожеством баловались,
гомосеков уже за людев считаем, мы не тратили силы зазря...
Это же, как с любым человеком, который пробует бросить пить, курить
или начинает качаться. Вокруг тут же друзья начинают: да ты чо, Коля, я
вот пью и ничо, ем в три горла и не шибко толстый... ну и пусть толстый,
зато ни в чем себе не отказываю... Да какая гимнастика, мы ж не в пещерном
веке, когда сила нужна, теперь и с кривой спиной жить можно, и живот пусть
свисает через ремень - кому какое дело?
И вот этот подвижник, который уже и сантиметры с пуза начал
сбрасывать, и мышц на груди поднаростил, и спину выпрямил... вдруг не
выдерживает постоянного нашептывания со всех сторон... Ну, всяких там
"Голосов Америки", "Свободной Европы" и массы других, бросает гантели... И
видит как много за это время его друзья, что жили проще, как много баб
поимели, как много вина выжрали...а он отстал, стыдно другим в глаза
смотреть, что вот так тужился, пока они гуляли во все...
А почему стыдиться? Ведь ты единственный, кто пытался стать лучше! Ну
не получилось, опустился до уровня остальных. Но ты пытался, а они даже не
пытались.
Глава 17
Володя придирчиво проверил, хорошо ли я надел ремень безопасности,
ибо по дрянной рассейской привычке я никогда не забрасывал эту штуку даже
на плечо, опустил стекла, и машина бесшумно выползла на улицу.
Храм Христа Спасителя блистал как елочная игрушка. Яркое до нелепости
пятно на сером вообще-то пейзажике Москвы, празднично веселое,
скоморошистое, чисто по-русски не знающее удержу в пропорциях, красках,
формах.
Я поймал себя на том, что смотрю с удовольствием, хотя вообще-то меня
корчит от самого слова "Спаситель". Откуда взялся Спаситель, который меня
спас непрошено? Как меня спасала Советская власть, тоже непрошено, от рая,
а потом и от поджигателей войны?
Володя поглядывал искоса, помалкивал, даже старался дышать через раз,
чтобы не спугнуть важную государственную мысль, а я просто сидел и злился,
что полжизни меня заставляли голосовать за партию. Просто за партию, даже
не называя ее по имени. Само собой разумелось, что другой партии нет и
быть не может. А человек мог быть только партийным или беспартийным.
Потому сегодня утром, когда с утра пораньше ведущая телевизионная
дура важным голосом спрашивала некого деятеля, верующий он или нет, то у
нее даже не возникало сомнений, что можно быть либо неверующим, что крайне
сомнительно для современного политика, либо верующим - естественно, в
родную Коммунистическую... то бишь, родную православную церковь. Которая
не признает других, как родная Коммунистическая не признавала тоже, и если
раньше отцом народов был генсек, то теперь отцом является патриарх,
который так и зовет себя "Святейший патриарх Всея Руси". То есть, не
спрашивая меня, хочу ли я, чтобы он был моим патриархом, а просто назначил
себя моим вождем - и все.
Володя заметил, что я посматривал на Храм, а когда тот скрылся из
глаз, осторожно напомнил:
- Завтра там торжественное богослужение. Всенародная молитва! Всем
народом будут просить прощения за убийство царя. Сам Патриарх Всея Руси
изволит служить...
Я проворчал:
- Патриарх Всея Руси? Значит, и мой патриарх, так как я тоже живу
здесь, на Руси.
Володя проговорил неуверенно:
- Ну... выходит...
- Правильнее, - пояснил я, поддаваясь не то старческой привычке
поучать молодежь, не то позыву пророка нести благую весть в массы и
отворять очи всяким олухам, - назваться патриархом всех верующих христиан,
все-таки не все живущие в России признают генсеком Христа! Еще вернее было
бы назвать патриархом всех православных! Замах и амбиции велики непомерно.
Тупые просто не замечают, они только видят в каком платье Пугачева вышла,
а высоколобых уже злит. И хотя тупых девяносто девять и столько же
десятых, но все-таки погоду делает та тысячная долька процента, что не
"как все".
Володя уважительно кивал, на лице была гордость, что он везет такую
вот тысячную долю.
- Да, - сказал он почтительно, - патриарх Всея Руси... это и наш,
значит. Выходит, так. Я как-то не думал о таком.
- Когда, - сказал я, - хотят похвалить кого-то из русских, то
говорят, что он воспитан в страхе Божьем! Что постоянно страшится Бога,
что постоянно молит о милости!.. Не знаю как тебе, но я не русский,
наверное. Наверное, я все-таки русич. Те Бога не боялись. А чего бояться,
если мы и есть Даждьбожьи внуки? И чего деда униженно молить, он хоть и
строгий, но добрый, собственных внуков не обидит. И, конечно же, русичи не
станут угодниками, ибо угождают только рабы да холопы. Рабы русичей,
русские рабы. Если еще короче, то просто - русские.
Володя расправил плечи, вспомнил о своей другой профессии.
Спецназовцу не пристало никого бояться. А жить в страхе все равно
противно, хоть в страхе перед противником, хоть перед своим начальником.
Когда проходил по длинному кремлевскому коридору, из-за приоткрытой
двери доносился красивый хорошо поставленный голос. Я на ходу заглянул,
что-то слышится противно знакомое. Так и есть, Сергей Бережанский,
член-корреспондент, академик, который не очень известен в научном мире, но
его постоянно видишь на экранах, в газетах читаешь его интервью. Он даже
ведет какую-то популярную передачу, а в передачах участвует, начиная от
дурацких шоу, до не менее дурацких дискуссий о судьбах страны, где
домохозяйки вперемешку с бездельничающими мальчишками пытаются и не могут
вспомнить учебник истории для четвертого класса.
На всякий случай приоткрыл дверь, заглянул в щелочку. В аудитории
трое скучающих вахтеров и одна не то посудомойка, не то уборщица, но для
Бережанского это не важно, он всем будет твердить, что такого-то числа
читал лекции в Кремле.
Бережанский, заметно располневший, все с той же кудрявой бородкой и в
очках с внушительной оправой, прохаживался по невысокому подиуму и
излагал, излагал... Я хорошо его помню со студенческой скамьи. Я тогда был
капитаном университетской сборной по футболу, а эта глиста все ходила с
угрожающе оттопыренными в стороны руками, словно горы мышц не давали им
прижиматься к бокам. Он всем и всюду постоянно твердил, что у него черный
пояс по каратэ. Если бы мог, наверняка бы повесил на грудь и спину
таблички с таким предупреждением. Так трусливые насекомые мимикрируют под
сильных и опасных, принимая их окраску.
Он пробовал со мной сдружиться, умеет чуять сильных, но я всегда
презирал людей, которые бьют только тех, кто слабее, или на кого укажет
более сильный. Мне приходилось драться как в детстве, так и не только в
детстве, и я всегда считал, что две трети побед уже хорошо. Если же
человек стремится из всех стычек выходить победителем, то явно выбирает
слабее себя. А от сильных, или даже равных себе, трусливо бежит. Конечно,
это очень современно, но я все еще под завязку набит предрассудками -
рыцарством, мушкетерством, правилами чести и прочим мусором для этого
времени, так что - увы! - никак не могу превозмочь брезгливости.
Да, трусы и подонки были во все времена, но если раньше прятались, то
теперь эта дрянь добилась наконец-то легализации, как, скажем, легализации
извращений, наркотиков, предательства. Все эти восточные единоборства, где
подло бьют ниже пояса, бьют упавшего, бьют ногами - то, что надо для не
обремененного честью общества и человека.
Я поймал себя на том, что смотрю в щель и слушаю. Лекция о
преступности террора, как своевременно, все вроде бы вписывается: красиво
и гневно говорит о недопустимости террора, достаточно образованный
человек, доктор наук, член каких-то академий, вполне респектабельный
человек. Умело занявший нишу в этом обществе. В таком обществе.
Все еще живет согласно своей фамилии: держится того берега, где в
этот момент сила. Красиво и возвышенно объясняет поступки тех, кто ему
платит, умело и тонко может улыбнуться, если уличают, что передернул
карты, и всякому понятно, что не мог такой обаятельный человек в очках и
кудрявой бородой так поступить, что-то не верно, это ошибка, а то и вовсе
ложь, вот он как улыбается, помавает руками, а женщинам так вообще целует
ручки! По-французски - тыльную сторону кисти, и по-польски - кончики
пальцев.
Эта обходительность - так и говорили: какой обходительный человек! -
позволяла клеветать на тех, на кого указывал пальцем очередной хозяин, и
это почти всегда сходило с рук. А "почти" потому, что пару раз ему
все-таки били морду, ибо в России все еще остался аргумент кулака, а если
дело серьезнее, то и топора. И это хороший и честный аргумент, что бы не
говорили о варварстве или недопустимости. Говорят так именно те, кто умело
и обходительно, от слов "обходить, обманывать" поливал грязью того, кто не
умеет красиво и умело ответить, или же не имел доступа к слушателям.
Да, Сергей Бережанский вполне вписан в это общество. Так называемое
цивилизованное. Могучее полицейское общество, где обыскивают не карманы, а
души и мысли, где строго карается инакомыслие... да-да, здесь
приветствуется свобода половых связей с особями своего пола, с животными,
вещами, все это обществу не грозит, но попробуйте завести разговор о
другом строе!
Когда он вот так клеймит терроризм, говорит красиво и с пафосом,
никто и не подумает возразить, промывка мозгов идет все двадцать четыре
часа в сутки, но все-таки, все-таки... В любом фильме террористы выведены
тупыми и грязными фанатиками. Эти фильмы созданы лучшими режиссерами
Голливуда, там играют талантливейшие актеры, в эти фильмы вложены
несметные деньги. И народец, тупой и не мыслящий, привык воспринимать
террористов именно такими. Со злобными перекошенными харями. Примерно
такими, какие мы видим на каждом шагу как раз у законопослушных граждан,
вот уж тупье, тупее не бывает!
Какие фильмы создали бы сами террористы, будь у них возможности? Ведь
худшие враги любого общества - это тупая масса, на которую и рассчитывает
любая власть. Которым до фени, кто ими будет править: коммунисты, фашисты,
демократы, церковники или феминисты, лишь бы жрачки вдоволь, по телевизору
побольше каналов, и чтоб секс без ограничений.
Да, террористы это те, которые "пока свободою горим, пока сердца для
чести живы, мой друг! Отчизне отдадим души прекрасные порывы". У этого на
трибуне какие уж порывы, когда и души нет, она мешает в роскошном обществе
потребителей. Душа, склонна к возвышенному, а это опасно, опасно... Как
для сытого человечка, так и для сытого общества.
Я осторожненько прикрыл дверь, отступил. Задумавшись, поймал себя на
том, что иду не в аппартаменты Кречета, но не остановился, только заглянул
в столовую, попросил сделать кофе покрепче и подать в кабинет президента,
а мне цековскую чашку для кофе заменить на чашку для чая. Пусть даже
цековскую.
- В розовом зале идет лекция, - сообщил я в канцелярии. - Кто
утверждал тему лекции?
На меня посмотрели с недоумением:
- Лекция?.. Но их всегда... Хорошо, если это для вас так важно...
- Важно, - подтвердил я.
- Придется подождать минутку.
- Я подожду.
Женщина торопливо шелестела бумагами, ибо я нависал над ней как
Пизанская башня, под которой грунт совсем подался, слышно даже
потрескивание в суставах. Дикая пещерная женщина, только что не в звериной
шкуре, все еще бумаги, все еще ручки "Паркер" с золотыми перьями, хотя уже
школьники управляются с ноут-буками, даже дикий Коломиец скоро превозможет
неприязнь гуманитария к технике...
- Ага, вот, - сказала она обрадовано. Ее палец пополз по строчкам. -
В розовый зал направлен това... господин Бережанский, член...
- Я знаю, какой он член, - остановил я.
- Но тут столько написано...
- Это можно пропустить, - разрешил я великодушно. - Сейчас каждый сам
себе придумывает титулы.
Она скромно улыбнулась, скромная тихая женщина, с которой изводил
пошутить вельможа, ее пальцем скользнул в конец списка:
- ... и член... простите... ага, вот разрешение подписано министром
культуры Коломийцем!
- Спасибо, - поблагодарил я. - Спасибо, вы мне очень помогли.
Я чувствовал ее непонимающий взгляд. Коломиец. Если это Коломиец...
то некоторые недостающие цветные зернышки моей мозаики отыскались. Правда,
картина получается не совсем радостная.
Вдоль бесконечного коридора в скромной недвижимости стояли
импозантные мужчины средних лет. Обычно по двое возле каждой двери. Хорошо
одетые, они разговаривали приглушенными голосами, но я чувствовал как их
глаза прощупывают меня наподобие рентгеновских лучей.
Я не знаю, насколько хорошо они понимают политику Кречета, но что
одного такого можно посылать против целого отряда спецназа, это видно
невооруженным глазом. Дверь впереди отворилась, выплыли те самые вахтерши,
что слушали Бережанского, а следом и он сам, важный и милостиво
объясняющий уборщице суть западной системы ценностей.
Я поморщился, сделал вид, что не узнал, но Бережанский сразу же
раскинул руки, вскричал радостно:
- Виктор!.. Виктор Александрович!.. Какими судьбами!
Врешь, скотина, мелькнуло в меня в голове злое. Ты бы никогда так не
среагировал, если бы не знал, что я вхож к Кречету. Это мне мил любой
приятель со студенческой скамьи, неважно стал он президентом
Международного банка или слесарем, а ты никогда не раскинешь объятия тому,
кто тебе не ровня...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг