тут же запретить? Да что там могут, явно запретят!
Крылов затаил дыхание. Дед уже начал уставать от блеска
фотовспышек, от вида протянутых в его сторону микрофонов.
- А кто сказал, - проговорил дед медленно, - что я... что меня
кто-то подстрекал? Для тех, кто в танке, повторяю: над моей жизнью
может властвовать любая тварь, от уличного бандита до президента
страны! Но над своей смерть властен я сам. Никто у меня отобрать ее
не может. Да - я скиф. Да, смерть - последний аргумент. Понимайте
это, каждый в меру своей... или своего. Я сказал.
Телеведущая на всякий случай улыбнулась пошире, сказала:
- Зрители нашего телеканала предпочли бы, что бы вы передумали!
Телеоператор хмыкнул. Крылов с болью думал, что и сама
телеведущая предпочла бы, чтобы этот старик выхватил из-за пояса
длинный кинжал и медленно вспорол себе живот, чтобы выползающие
кишки крупным планом...
В глазах защипало, заволокло дымкой. На губах стало солоно, он
слизнул, ощутил как по щекам ползут щекочущие струйки.
Дед светло улыбнулся:
- Наша ошибка в том, чтобы смотрим на смерть, как на будущее
событие. Большая часть смерти уже наступила! Ну, для вас всех,
несколько меньше половины. Увы, то время, что вы прожили - в ее
владении.
Он взял со стола шприц. Объективы телекамер выдвинулись,
показывая крупным планом стол, дряблые старческие руки, едва-едва
вздрагивающие пальцы.
Ведущая спросила почти жалобно:
- Но вы понимаете, что вы... что за вами могут пойти и еще...
некоторые?
- Надеюсь, пойдут не только некоторые, - ответил дед. Он сильно
устал, действие кофе уже проходило, розовый оттенок кожи начал
сменяться бледностью. - Надеюсь, у многих хватит мужества... Эх, мне
бы застрелиться, как делали русские офицеры в старину!.. Или
харакири... Нет, я тоже изнежен сладостями цивилизации.
Он держал шприц левой рукой, правую вытянул по широкому
подлокотнику. Старческие вены прятались под серой морщинистой кожей,
похожей на спину высохшей ящерицы. Острое жало натянуло кожу. Та
выгнулась комической ямкой, сопротивляясь, не поддаваясь вторжению
постороннего предмета, словно чуяла, что это не просто царапина, что
за этим простым уколом придет нечто ужасное, против чего кожа и
назначена: бдить, охранять, не пускать чужое, а буде проникнет -
уничтожать не месте, по мере надобности вызывая подкрепления из
глубин организма. Но ЭТО, чувствовала кожа, ей не удержать...
Ведущая спросила дрогнувшим голосом:
- Как... Как вы можете на это решиться? Решиться на т а к о е ?
- На самом деле в мире нет смерти, - ответил дед. Ведущая
распахнула прекрасные подведенные глазки, теперь интервьюированный
заговорит о сверкающей трубе, о неземном свете, а загробной жизни,
но дед закончил совсем прозаически: - Мертвецы не просто вмешиваются
в нашу жизнь или действуют с нами, как живые! Они ведут нас. Вы
этого не знали?
Игла погрузилась до половины. Большой палец левой руки плавно
нажал на поршень.
Дед смотрел на Крылова с любовью и нежностью. Крылов видел как
рука деда дрогнула, он пытался поднять ее, погладить внука по
голове, но слабо шевельнулись только пальцы.
Крылов чувствовал, что слезами заполнена вся грудь, горькими и
едкими слезами, Все печет как будто в грудь засунули раскаленную
наковальню, он вздрагивал, в глазах расплылось. В глазах деда
появилось страдание, он страдает за него, понял Крылов, он и сейчас
думает только том, как уберечь его от без и холодных ветров...
Слезы взломали запруду, из груди вырвался вопль, из глаз
брызнули слезы. Он упал на колени, всматривался сквозь горячие
потоки, бегущие из глаз, в бесконечно родное лицо деда. Веки деда
дрогнули, глаза заволакивало пеленой. Он все еще смотрел в лицо
внука, под руками Крылова тело быстро остывало, смертный холод
сковал члены.
Затем дед словно бы понял, что у внука не хватит силы закрыть
ему глаза. Тяжелые набрякшие веки дрогнули, медленно пошли вниз,
словно тяжелый занавес, возвещая конец.
Грубые корявые рыдания вырывались из Крылова, будто прорывали
его. Ему было больно, рот кривился, горячие следы катились по щекам,
обжигали как кислота. Ему хотелось умереть, все так страшно, гадко и
несправедливо, почему люди умирают, почему деду не жить вечно, что
за сволочность в мире!..
Над ним шелестели телекамеры, под опущенными веками часто
вспыхивали короткие злые молнии.
Жизнь продолжалась, чужая и равнодушная.
Глава 31
Да, у него теперь освободилась еще одна комната. Вся
двухкомнатная в его полном распоряжении. Не надо вскакивать ночью в
страхе, что дед забыл закрыть вентиль газовой плиты, не перекрыл
воду в ванной... Проклятый квартирный вопрос!.. Из-за него половина
всех ссор с родителями. Но почему у него такая тоска и это ощущение,
что он совершил неслыханную подлость?
Только ли потому, что он одной ногой все еще в прошлом веке? И
наполовину все еще русский? Хуже того - русский интеллигент?
И в то же время он ощущал, что странным образом, душа деде
переселилась... или перелилась в корчмовцев.
Не в силах сидеть дома, без деда это как в могиле, вышел на
улицу, пошел бесцельно, только бы со всех сторон шум, гвалт,
толкотня, шум машин, выкрики, чтоб по дороге приставали хоть
наперсточники, хоть гербалайфники, чем-то да заполнить горечь
невосполнимой потери.
Возле лотков с мороженым все так же останавливаются дети и
взрослые, люди покупают газеты, чипсы, хот-доги, останавливаются
поговорить, и никому нет дела, что деда у него больше нет. И сколько
бы он не твердил себе, что рано или поздно деда все равно не стало
бы, только успел бы пострадать, теряя память, прикованный к постели,
мучаясь от старческих болей... все равно острое чувство вины не
оставляло его. Что бы там не говорили друг другу о своей скифскости,
все равно он пока что оставался русским.
Задумавшись, почти вздрогнул от взрыва радостных криков. Гвалт
и шум доносились со стороны проезжей части. Люди, оставляя лотки с
мороженным, устремлялись к бордюру.
Прямо по проезжей части двигался крупный мужчина в белых в
горошек брюках, обнаженный до пояса. Он был в старых растоптанных
кроссовках, незашнурованных, а сами шнурки волочились по асфальту.
За этим демонстрантом двигалась веселая толпа молодежи. Крылов
заметил и двух-трех угрюмых бабуль с самодельными плакатами в руках.
Лицо человека показалось знакомым, он напряг память, с трудом всплыл
обрывок какой-то телепередачи, где говорилось о стремительном
падении рейтинга популярного певца Шмандеровского. В эстрадном мире
падение бывает еще стремительнее, чем подъем, и в обзоре говорилось,
что для Шмандеровского нужны экстраординарные меры, дабы... Дальше
Крылов не слышал, палец уже привычно нажал на следующую кнопку, и
так нажимал до тех пор, пока не замелькали кадры какого-то
документального фильма о диких животных Африки. Похоже, этом
Шмандеревский начал эти, экстраординарные...
На тротуаре метался еще кто-то в хорошем темном костюме, в
таких посещают вечерние спектакли, хватал прохожих за руки, совал в
руки листовки, убеждал, пытался чуть ли не силой столкнуть на
проезжую часть в ряды митингующих.
Крылов вздрогнул, узнал Алексея.
Шмандеровский двигался медленно, широко расставив ноги, словно
в заднице готовился прорваться огромный чирей, шнурки волочились,
театрально выбеленные, толстые, заметные как на фоне серого
асфальта, так и грязных растоптанных кроссовок.
- Граждане! - вскрикивал он время от времени красивым голосом
эстрадного певца. - Я вступил в движение за равные права для лиц с
замедленным развитием! Это наша самая обездоленная часть!.. Мы
обязаны!.. мы должны!.. Люди же мы?..
Масса за народа за ним больше хохотала, ухмылялась, строила
рожи. Крылов не заметил дебилов, если не считать дебилами этих
веселящихся подростков, что наткнулись на "крутейшую" развлекуху, о
чем можно рассказать во дворе подросткам своего двора.
- Я, - кричал Шмандеровский, - и есть человек с замедленным
развитием!.. Да, я добровольно вливаюсь в ряды движения, прошу
считать меня отныне человеком с замедленным развития!
Из задних рядов сторонники или просто искатели новых
приключений заорали весело:
- Дебилом!.. Дебилом!
- Тупарем!- Юсовцем!
- Кукукнутым!
Шмандеровский театрально вскинул руки к небу, прокричал, как
король Лир:
- Пусть даже дебилом!.. Да, можете считать меня дебилом!.. Меня
- Шмандеровского! Я пойду на все, я встану в их ряды, только бы
добиться от равнодушного общества больше внимания к их нуждам, к их
исканиям и сомнениям, к их творческим порывам, взлетам и
терзаниям...
Крылов вспомнил, что когда фашисты оккупировали Норвегию, они
издали указ, чтобы все евреи носили на рукаве повязку с желтой
звездой. Интеллигенция была в шоке, но король Норвегии, чистокровный
норвежец, первым одел такую повязку и вышел на улицу. Он гулял по
всем людным местам, и все граждане видели и могли оценить поступок
своего короля. После чего почти все население страны одело такие
повязки, и фашистское командование, скрепя сердце, вынужденно
отменило свой приказ.
Красивый и мужественный поступок, но сейчас дыхание у Крылова
остановилось, этот клоун, и вся эта шайка клоунов, обгадила
достойное наследство, испакостила, сделала отвратительную
карикатуру...
Алексей увидел, метнулся к нему;
- Привет!.. Ну как?.. Круто я им всем засадил?.. По самые
помидоры!
По лицу его текли мутные струи пота. Накрахмаленный воротник
рубашки потемнел, даже пиджак, как показалось Крылову, промок и
пропах потом.
Крылов смолчал, он своими скифами сделал то же самое, засадил
обществу, поинтересовался:
- А как ты уломал Шмандеровского?
- Уломал? - удивился Алексей. - Да он сам ко мне напросился!..
Сейчас во все дыры лезет, ему надо быть на газетных полосах хоть
где-то в уголочке!..
- А со шнурками он сам придумал?
Алексей оскалил зубы в широкой усмешке:
- Заметил?.. Моя находка! Если честно, то эти эстрадные звезды
в самом деле не умеют себе шнурки завязать... так что их даже без
булды можно принимать в мою партию... или движение. Черт, все еще не
определюсь! Думаю, провести среди творческой интеллигенции агитацию.
- Самым тупым, - сказал Крылов саркастически, - вручать звезды
тупости первой величины, а кто посмышленее - второй, третьей...
Алексей обиделся или сделал вид, что обиделся, политик
обижается только к месту, взглянул вслед шествию, там вроде бы
народу прибавилось, крикнул насчет свидимся и умчался вдогонку,
живой и подвижный, как ртуть.
Крылову в этом "свидимся" почудилось "поквитаемся", развернулся
и побрел обратно к троллейбусной остановке теперь еще и с ощущением,
что вляпался в дерьмо Мони прямо на центральной улице города.
В квартире было пусто и мертво, как на поверхности Луны. Он
бездумно сел за компьютер, щелкнул по пробелу, под кожухом квакнуло,
включился, начал стандартную самопроверку перед запуском.
В это время зазвонил телефон. Говорить ни с кем не хотелось, но
Крылов трубку снял, сейчас войдет в Интернет и тем самым обрежет все
телефонные разговоры...
- Алло!
Из мембраны донесся приветливый женский голос:
- Здравствуйте! Это секретарь директора консорциума Вера
Голубева. Могу я поговорить с Константином Крыловым?
- Можете, - буркнул Крылов.
- Простите?
- Говорите, - разрешил Крылов. Девица, хоть и не в танке, но
понять не может, что у него нет штата секретарш. - Это я -
Константин Крылов.
- О, простите... Я не совсем понимаю особенностей русского
юмора. Пожалуйста, не вешайте трубку, с вами хочет поговорить
директор...
Некоторое время из мембраны доносились мелодичные переливы на
разные голоса, Пространство словно раздвинулось, сквозь щель Крылов
увидел огромный офис, массу оргтехники, LCD-шные экраны, стильно
одетую молодую женщину, что переключила телефон за толстую дубовую
дверь, где сидит Сам...
В трубке раздался могучий бас, и видение исчезло:
- Здравствуйте. Господин Крылов, не могли бы вы уделить мне
пару минут для разговора?
- Валяйте, - ответил Крылов.
В трубке послышался смешок:
- Да нет, разговор не телефонный. Было бы разумнее, если бы вы
приехали к нам. Это близко, мы в самом центре...
Крылов прервал:
- Так это всего лишь разумнее! А мне это на фиг?
- Но, - сказал голос, чуть сбавив довольства, - это в ваших же
интересах...
- Я знаю свои интересы, - отрезал Крылов.
Он уже понес трубку к подставке, но из мембраны донеслось
громко:
- Э-э, погодите!.. Вы слишком горячий политик. Признаюсь, резон
в ваших словах есть. Во-первых, вы в самом деле знаете свои интересы
лучше, во-вторых звоню вам я, а значит - что-то мне нужно,
во-третьих... это вообще может быть какой-то шутник, умеющий
подделывать голоса. Может быть, мы встретимся на нейтральной почве?
Скажем, в том маленьком кафе под открытым небом, что напротив вашего
дома?
Крылов подумал, что это в самом деле могла быть шутка, вон
Откин умеет подражать голосам, а при встрече в кафе риска нет: может
смотреть в окно, и только когда там за стол сядет этот "директор",
приметы узнает заранее, он может выйти из квартиры...
Он посмотрел в окно. Ветерок погнал вдоль тротуара столбик
пыли. Солнце светит в упор, полотняные зонтики от жары не спасают.
- Нет, - ответил он. - Если честно, то я в самом деле занят,
это не отговорка. Хотите, приезжайте ко мне, я продиктую адрес.
Извините, но мне попросту некогда бриться, завязывать галстук...
В трубке послышался смешок:
- Галстук вы последний раз одевали три месяца и двенадцать дней
назад. А вот бриться... Согласен, через полчаса буду.
В трубке щелкнуло, Крылов открыл было рот, чтобы продиктовать
адрес, но из мембраны пошли частые гудки. Пальцы вздрогнули, когда
опускал трубку на рычажки. Неприятный осадок от разговора царапал,
смерзался, как цемент на морозе.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг