повод и отправить Васильева в Россию. Не то, что он любил этого
самоуверенного льстивого дурака, которого видел насквозь, просто не мог
позволить, чтобы русские офицеры проливали свою кровь в бессмысленных
ссорах, а не на службе Его Императорскому Величеству. Ну и, конечно же,
это уже не вслух, чтобы избежать воплей многочисленной родни, что не
уберег, не охранил, не защитил. И так защищает его больше, чем
собственного сына!
Суворов намеревался после короткого отдыха двинуть русские войска во
Францию, пройти ее с боями и захватить революционный Париж, чтобы гидру
свободомыслия раздавить если не в зародыше, то прямо в гнезде. Отчаянно
возражали австрийцы, они панически боялись присутствия русских войск. Где
русские войска появлялись, там они и оставались, а земли вскоре вливались
в состав Великой Российской Империи. Пока русские войска крушили Казанское
царство или якутских царей и захватывали их земли, это не очень тревожило
Европу, хотя стремительное усиление России все же нарушало хрупкое
равновесие сил. Но когда Петр сокрушил Швецию и захватил побережье
северных морей, а свое царство объявил империй, Европа начала
беспокоиться. Когда же Екатерина в ряде турецких войн отхватила огромные
территории, обеспечила выход и к южным морям, где спешно начали строиться
верфи для военных кораблей, то в европейских дворах пошли разговоры о том,
что как-то надо остановить стремительный рост евроазиатской державы.
Узнали и о том, что вынашиваются планы по захвату всего Кавказа с его
бесчисленными народами, царствами и княжествами, завоевание Бессарабии,
выход к Дарданеллам и отвоевание у турков Константинополя, который те
кощунственно переименовали в Стамбул... Еще киевские князья намеревались
захватить Константинополь для себя, ввести его в состав Руси, великому
князю Владимиру осталось лишь протянуть руку, но он удовольствовался
званием базилевса-императора и сестрой императоров Анной, которую ему
отдали под угрозой захвата и разрушения Константинополя. А тут еще
блистательные войска Суворова, которым противопоставить нечего, в самом
сердце Европы -- в Италии! Если захотят остаться, кто их остановит, если
они уже разбили лучшую в мире армию французов? Только не австрийцы,
которых любой петух бьет.
План будущего похода принадлежал Австрии. Австрийскому императору с
помощью европейских королевских дворов удалось настоять перед русским
императором Павлом на своем варианте войны с революционной Францией. Не на
просторы Франции и в блистательный Париж идти русской армии, а в горные
теснины Альп, где голые скалы и бездонные пропасти, обледенелые тропки,
где не всякий горный козел проберется!
Засядько старательно изучал маршрут. Нужно идти в Швейцарию на помощь
русскому корпусу Римского-Корсакова, который вместе с армией австрийского
наследника престола стоял в Муттенской долине.
Швейцарский поход начался в сентябре. Засядько вел свой батальон по
узенькой тропинке, вившейся по обледенелым склонам скал. Часто приходилось
карабкаться по такой крутизне, что даже самые бывалые солдаты закрывали
глаза и шептали побелевшими губами молитвы пречистой деве Марии.
-- Простая оплошность или предательство? -- взволнованно спросил у
Засядько подошедший поручик Лякумович.-- Нигде нет ни продовольствия, ни
лошадей! А ведь австрийцы обещали. Фельдмаршал велел остановиться, искать
еду в окрестных селах.
-- И грузить на казачьих лошадей?
-- Вот именно! Выходит, что мы с самого начала лишились конницы.
Засядько хлопнул его по плечу, сказал успокаивающе:
-- А что может сделать конница в горной войне?
-- Все-таки лошади...-- ответил Лякумович неуверенно.-- В походе
пригодились бы. Ведь беспримерный рейд! Провести такую армию через Альпы!
Подобного еще не было в истории.
Засядько расхохотался.
-- Плохо вы знаете историю, юноша! Здесь не только лошади, но и слоны
проходили. Я имею в виду боевых слонов в армии Ганнибала. Он тоже перешел
Альпы в этом районе. А Карл Восьмой?
-- Что Карл Восьмой? -- спросил Лякумович пристыженно.
-- Осенью 1494 года,-- ответил Засядько,-- французский король Карл
Восьмой с большой армией перешел Альпы и двинулся на Италию. Захватил Рим,
Неаполь... А Франсиск Первый? Не слышал о таком? Тот пересек Альпы со
своей армией в 1515 году. В аббатстве Сен-Дени близ Парижа находится его
гробница, на ее барельефе изображен это поход.
-- Откуда ты все это знаешь?! -- воскликнул пораженный поручик.
-- По работам Пьера Бонтана. В библиотеке училища были альбомы с его
рисунками. На одном из них изображена гробница, которую Бонтан украсил
барельефами в 1555 году.
-- Поразительно,-- пробормотал поручик,-- такая память...
-- Моя память, возможно, была слабее твоей,-- ответил Засядько,-- но
я ее постоянно упражняю, как и мускулы.
-- Господи, да как ты живешь все время в такой узде?
Засядько улыбнулся:
-- А мне нравится! Конечно, сначала сто потов сходит, зато
результаты...
Впереди раздался отчаянный крик. Лякумович бросился вперед, но замер
на полдороге. На их глазах с узкой тропинки сорвались два солдата и
исчезли в глубокой пропасти.
Засядько поглубже надвинул капюшон. Из висящих прямо над головой туч
посыпались тяжелые крупные капли, затем хлынул дождь, превратившийся в
ливень. Солдатам пришлось совсем плохо. Они привыкли переносить тяготы
походной жизни на равнинах, к горным же условиям никто не был готов.
Засядько с болью и горечью отмечал, что люди скользят по обледенелым
скалам, падают, срываются в пропасти.
Особенно трудно пришлось при переправе через стремительные горные
реки. Вода несла громадные валуны, и люди исчезали под ними, не успев даже
вскрикнуть. Пронизывающий горный ветер валил солдат с ног, многие не могли
подняться. Путь армии был густо усеян трупами замерзших, а горы
становились все выше...
Лякумович поскользнулся, удержался на ногах с великим трудом. Весь
дрожа, смотрел с ужасом в бездонную пропасть, куда все еще катились камни.
-- Повезло! -- сказал он проводнику, что шел рядом с Засядько.-- А
если бы сломал ногу? Смогли бы меня стащить вниз к людям?
-- Конечно, монсеньор! -- ответил проводник невозмутимо,-- В прошлом
году я здесь подстрелил кабана. Еще толще! И ничего, спустил.
Он покосился на Засядько. Тот подмигнул, и проводник признался:
-- Правда, в три приема.
Но самое страшное ждало впереди. На перевале засели французские
авангардные отряды. Передовые русские части попали под смертельный огонь
французов. Подступы к перевалу обагрились кровью, склоны были густо усеяны
трупами в русских мундирах. Суворов подозвал Багратиона. Тот, выслушав
фельдмаршала, направился к Засядько.
-- Берите своих людей, пойдем в обход.
-- А здесь есть обход?
-- Ищи. Нужно выбить французов с перевала, иначе здесь ляжет вся наша
армия.
Засядько пошел поднимать солдат, а Багратион подозвал еще нескольких
командиров батальона. Все сознавали, насколько трудная задача им
предстоит. Солдаты молились, офицеры старались не показывать своего
волнения.
Батальон Засядько сделал марш-бросок и оказался перед неприступными
скалами. От земли прямо в синее небо поднималась совершенно отвесная
каменная стена, на которой не было ни травинки, ни трещины, ни выступов...
К Засядько, рассматривавшему стену, подъехал Багратион. Его смуглое
лицо побледнело.
-- Александр Дмитриевич,-- сказал он просительно, и это обращение
здесь прозвучало настолько непривычно, что Засядько ощутил неловкость:
властный и горячий Багратион никогда никого не просил.-- Александр
Дмитриевич, надо как-то взобраться. Иначе... Сами понимаете, мы все тут
останемся. Что погибнем, ладно -- мы к этому готовы с начала ратной
службы, но какой позор падет на русскую армию! А ваш батальон наиболее
подготовлен...
Засядько хотел было в сердцах ответить, что он не рысь, а казак, а
те, как известно, привыкли сражаться в чистом поле, и что по скалам
привычнее лазать всяким там горцам, но, встретившись взглядом с
Багратионом, смолчал. Какой из Багратиона горец, горы видит впервые в
жизни.
Сбросив сапоги и, обвязав вокруг пояса тонкий шнур, подошел к стене.
Трещины и выступы все же нашлись, но совсем крохотные! Разве что ящерица
могла бы удержаться на них. Александр остановился в раздумье. Багратион и
солдаты выжидательно смотрели на него. Не желая показывать перед ними свою
нерешительность, Засядько стал взбираться наверх. В нескольких саженях от
земли ноги соскользнули, и он повис, вцепившись пальцами рук за уступ.
Снизу донесся вопль ужаса. Но он сумел подтянуться, нащупал ногой опору. В
мертвой тишине Засядько продолжал лезть вверх. На большой высоте, откуда
падение грозило неминуемой гибелью, он почувствовал, что дальше двигаться
не может. Руки и ноги дрожали, соленый пот застилал глаза, сердце готово
было выскочить из груди. Он прижался к скале и расслабил мышцы, чтобы
немного отдохнуть. Сильный порыв ветра чуть не оторвал его от камня; еще
один такой порыв -- и он полетит в пропасть.
Засядько скосил глаза вниз. Крохотные, похожие на игрушечных, солдаты
стелили на камни шинели на случай, если он сорвется. Александр горько
усмехнулся: разве подушка спасет?
Передохнув в таком положении, он стал карабкаться дальше. Еще дважды
ноги соскальзывали и он оказывался на краю гибели, но выработанная
цепкость и жажда жизни все-таки вывели на вершину. Вконец обессиленный, он
несколько минут отдыхал, затем подтянул наверх толстую веревку, которую
Багратион привязал к шнуру. Намертво закрепив петлю вокруг огромного
камня, подал знак подниматься. Солдаты крестились и обреченно подходили к
каменной стене.
Багратион приказал оставшимся солдатам подобрать трупы товарищей,
которые не смогли преодолеть преграду даже с помощью веревки, и вернулся к
основным частям.
Не дожидаясь, пока поднимутся все, Засядько взял три роты и повел в
тыл французам. Никто из засевших на перевале не ожидал появления русских с
этой стороны. Произошла короткая схватка. Французы поспешно отступили к
основным своим силам. Засядько поднял на вершине флаг, давая Суворову знак
продолжать поход.
Но еще более грозное испытание ждало русские войска уже после того,
как они перешли Сен-Готард и начали спускаться крутым оледеневшим склоном
к ущелью реки Рейс. Дорога шла берегом по краю глубокой пропасти, что
приводило в отчаяние солдат, привыкших к равнинам России и Украины. В
самом непроходимом месте, где река с трудом пробивалась сквозь сплошные
отвесные скалы, французы устроили редут и прочно закрепились в нем. Это
было в районе так называемого Чертового моста, который французы успели
разрушить.
Батальон Засядько первым попал под обстрел. Пули щелкали по камням,
разили солдат. Одна чиркнула по эфесу шпаги Засядько, который ехал
впереди, но он даже не обратил внимания. Солдаты считали своего капитана
"заговоренным".
Промчался на коне Багратион. Засядько впервые видел генерала в таком
возбуждении. Здесь нечего было и думать о рейде в тыл противника. Через
реку можно перейти лишь по мосту, который не зря называли Чертовым.
Висящий на огромной высоте, он был бы страшен новичкам и целехоньким...
Засядько оглянулся по сторонам, заметил стоявший неподалеку сарайчик.
Почему не попробовать?
-- К сараю! -- скомандовал громко.-- Разобрать по бревнышку, быстро!
У кого уцелели шарфы -- снять, пойдут вместо веревок.
Воспрянувшие духом солдаты бросились к сарайчику. Французы перенесли
огонь на саперов. Засядько, сорвав с себя пояс, стал связывать доски.
Кто-то принес найденную в сарае длинную веревку. Солдаты связывали жерди,
которые нужно было перебросить через разрушенную часть моста.
Прискакал Багратион. Увидев, чем заняты солдаты, тоже снял свой пояс
и бросил на землю. Пули свистели в воздухе, но князь, не обращая внимания,
наблюдал за работой.
Отчаянная атака русских увенчалась успехом. Французы отступили с
немалыми потерями. Засядько хотел было собрать свой батальон, но
оказалось, что все его чудо-богатыри полегли в ущелье реки Рейс и на
Чертовом мосту, однако спасли армию. Капитан вздохнул: в который раз
приходится комплектовать батальон заново. Но горевать было некогда. Через
восстановленный мост уже двигалась армия.
Затем последовали переходы через хребты Росшток и Паникс. Засядько
было приказано покинуть авангардные части Багратиона и заняться
артиллерией. Там приходилось особенно трудно. Уже бросили по дороге почти
половину пушек, но и оставшиеся солдаты вязли в снегу, падали под порывами
ураганного ветра, гибли под обвалами и лавинами...
Внимание Александра привлек солдат огромного роста. Несмотря на мороз
и лютый ветер, он обливался потом, волоча с двумя помощниками горную
гаубицу. У солдата были нашивки капрала, но держался он с врожденной
гордостью, осанка была явно не крестьянской.
Когда капрал на мгновение выпрямился, вытирая мокрый лоб, Засядько
вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что это сам император Павел:
настолько солдат был похож на царя. Он был такого же огромного роста,
курнос, с пронзительно голубыми глазами и очень светлыми волосами.
-- Взя-а-али! -- закричал капрал зычно и первым ухватился за
постромки. Гаубица поползла дальше. Лякумович толкнул Александра.
-- Узнал?
-- Нет. Кто это?
-- Константин, сын императора. Бравый воин, хоть и молодой. Пожелал
служить простым солдатом. И, как видишь, дослужился до капрала...
Лякумович, снисходительно проводив взглядом сына Павла I, любовно
погладил свои знаки различия поручика.
-- Ничего,-- ответил Засядько неопределенно.-- Бонапарт тоже был
капралом. Ну и как он?
-- Бонапарт?
-- Нет, это чадо императора.
Лякумович оглянулся по сторонам, наклонился к товарищу и прошептал
опасливо:
-- Говорят, туп как пробка. Выше капрала не прыгнет. Ну, капитана.
Однако парень честный и добросовестный. Никакими привилегиями не пожелал
пользоваться, ест только из солдатского котла. Солдаты его любят и ждут не
дождутся, когда он станет императором...
-- Да-а,-- протянул Засядько,-- теперь Суворову наверняка вручат
звание генералиссимуса.
-- Почему?
-- Генералиссимуса дают полководцам, командующим несколькими, чаще
союзными, армиями, или тем, у кого в подчинении имеются принцы королевской
крови... Суворов командует русской и австрийской армиями -- раз, у него в
подчинении сын императора -- два!
Невероятных усилий стоило тащить лошадей с тюками, орудия и зарядные
ящики. Плотные тучи, плывшие над скалами, пропитывали одежду сыростью,
пронизывающий ветер покрывал шинели ледяной коркой. Свирепствовала вьюга.
С гор срывались огромные камни и с грохотом катились вниз, захватывая с
собой солдат. Многие замерзали на привалах, многие падали в пропасти.
И все время в пути губы Александра шевелились. Лякумович, который шел
в нескольких шагах сзади, наконец, собрался с силами и догнал Засядько.
Поручика заинтересовала мысль: что мог шептать железный капитан во время
этого адского похода? Молитву пречистой деве Марии? Или имя любимой
девушки?
Засядько шагал широко, но не поспешно -- экономил силы. Он напоминал
скалу, о которую разбиваются океанские волны. Казалось, дорога сама
стелется ему под ноги. Время от времени он оглядывался, покрикивал на
отстающих и снова шел вперед, суровый и непоколебимый. А губы его опять
шевельнулись.
-- Александр! -- окликнул Лякумович и не узнал собственного голоса:
послышался какой-то мышиный писк.-- Александр, что ты там шепчешь?
Засядько, не удивившись вопросу, молча протянул левую руку ладонью
кверху. За широким обшлагом рукава прятался плотный листок бумаги.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг