слов. Наконец черная пелена отступила, оставив в ушах слабый звон, а в
теле странную слабость.
-- Анну... к Самуилу? Они обманули меня?
Тавр хмыкнул сочувствующе:
-- Чего ждать от ромеев? Обманывали всегда. Но тут есть одна
странность.
-- Ну-ну?
-- Твой друг Олаф прислал весточку.
Он протянул Владимиру клочок бумаги. Владимир приоткрыл полог шатра,
чтобы падал свет, впился взглядом в замысловатые значки. Они с Олафом
придумали однажды для тайных сношений. Просто играли, никто всерьез не
думал, что такое понадобится на самом деле!
-- Ну что там? -- спросил наконец Тавр в нетерпении.
В голосе доверенного боярина была ревность. Владимир медленно поднял
голову. Тавр поразился заблестевшим счастьем глазам князя. Бледное лицо
медленно наливалось жизнью.
-- Анна... все еще во дворце.
-- Как это? -- не понял Тавр.
-- Я сам еще не сообразил... Но ромеи снова задумали какой-то обман!
Он стремительно повел конное войско навстречу Самуилу. Тот не успел
развернуть свои войска, как Владимир обрушился спешно, стремясь
воспользоваться выгодным положением своих войск. Старые дружинники успели
подумать, что он подобно своему блистательному отцу умеет одерживать
победы благодаря умелому наскоку, внезапности.
Сражение было в разгаре, когда подоспели пешие полки. Не
останавливаясь, прямо с ходу они устремились в сечу. С этого момента уже
всем было ясно, что никакое мужество не спасет болгар. Владимир одерживал
победу так же уверенно, как в этих же краях побеждал его отец.
И опять Владимир запретил преследовать убегающих, а к тем, кто
отступал, сохраняя ряды, велел послать гонцов. Напутствовал:
-- Пусть подбирают раненых! Помех чинить не будем. И все свои святыни
могут взять, даже если они христианские.
Бирючи ускакали. Владимир после некоторого колебания сказал Тавру:
-- Вели послать гонца к Самуилу. Я приглашаю его для личной встречи.
Тавр вскинул брови:
-- Зачем?
-- Хочу предложить мир.
-- Мир? -- ахнул Тавр.-- Это он должен просить мир! На любых
условиях.
Владимир поморщился. Голос стал сухой:
-- Шли гонца.
Переговоры о встрече длились недолго. Удивленный и заинтригованный
Самуил согласился встретиться в середине долины. Его будут сопровождать
трое воинов, как пусть сопровождают и князя русов, но воинов оставят за
сто шагов, чтобы не слушали.
Тавр неодобрительно мотал головой, как конь, которого достали слепни,
Войдан понимающе сопел.
Владимир выехал на встречу, взяв с собой Кремня, Мальфреда и Рогдая.
Тавр сказал вдогонку в сердцах:
-- Дурень ты все-таки... Кольчугу не одел!
Воины за спиной Владимира были закованы с головы до ног в железо, но
он скакал в простой белой сорочке, распахнутой на груди. Сзади земля
гремела под тяжелыми конями, одинаково добрыми в стремительном беге и в
натиске на стену из щитов и копий.
Когда он был уже почти на середине долины, встревожился, из далекой
стены деревьев показался всадник. Он был на легконогом коне, тускло
блестел железный шлем, посверкивали бляхи доспеха. Он придержал коня,
глядя на русов.
Владимир торопливо распорядился:
-- Назад! Все -- назад! Иначе заподозрит предательство или засаду.
Кремень знал уже требовательную нотку в голосе князя, когда спорить
-- голову потерять. Молча повернул коня, ударил в бока шпорами. Рогдай и
Мальфред с гиком понеслись следом.
Владимир с трепетом смотрел на приближающегося всадника. Самуил ехал
один, из леса очень нескоро показались двое всадников, но остались там.
Когда он приблизился, Владимир сказал первым:
-- Благодарю тебя, что поверил! Я вижу, ты даже не взял гридней.
Самуил угрюмо смотрел на него черными, как ягоды спелого терна,
глазами. Он был молод и красив, но лицо было усталое. Доспехи были помяты,
кое-где недоставало бляшек, сорванных ударами русских мечей и копий.
-- Приветствую и тебя, князь русов,-- голос Самуила был сильный, но с
хрипотцой усталости.-- Что ты хотел? Потребовать нашей сдачи?
Владимир сглотнул комок в горле. Показалось, что он поступает дико,
вызвав болгарского царя на такой разговор. Две огромные армии сшиблись,
долина залита кровью, ручьи разбухли и переполнились от крови, а он будет
говорить совсем-совсем не о битве...
-- Самуил,-- сказал он, голос внезапно осел, в нем появилась
просительная нотка,-- я хочу говорить с тобой не как с болгарским царем, а
как... мужчина с мужчиной.
Брови Самуила взлетели, в глазах появилось удивление. Усилием воли он
заставил себя держаться невозмутимо:
-- Прошу тебя, говори.
-- Самуил... Есть на свете женщина, которую я люблю. Без которой не
могу жить. Ради которой готов уничтожить мир, если он загородит мне ее.
Безмерное удивление в глазах Самуила вспыхнуло снова, но теперь он
уже не мог погасить жадный блеск глаз.
-- Кто она?
-- Это греческая царевна Анна,-- выдохнул Владимир.
Самуил вздрогнул, будто его ударили. Некоторое время пристально
смотрел на взволнованного князя русов. В глазах медленно появилось
понимание:
-- Потому ты и привел свои войска...
-- Да! На самом деле мне не нужны здесь земли! Я не Святослав, что
жаждал сюда перенести стольный град. Я устрояю землю русскую. Это ромеи
меня просили помочь...
Самуил сказал тяжело:
-- В обмен...
-- Да! Мне обещали руку Анны.
Самуил некоторое время смотрел пристально в лицо князя русов. В
глазах болгарского царя затеплились симпатия.
-- Ты опоздал,-- сказал он сочувствующе.-- Я вчера получил послание,
что Анна уже едет со всем двором ко мне. А с ней митрополит и его свита.
Владимир сказал негромко, теперь уже он смотрел с сочувствием:
-- Самуил, ромеи нас всегда обманывали... Ты уверен, что это
настоящая греческая царевна?
Самуил вздрогнул. Черные глаза хищно сузились:
-- О чем ты?
-- О том, что она выехала, я узнал две недели тому. Но мне также
сказали, что Анну видели не раз во внутренних покоях дворца. У меня там
служит близкий друг, он не соврет... Он знает, что для меня это может быть
разницей между жизнью и смертью.
Голос Самуила стал зловещий:
-- Князь русов... а ты не стал ли ромеем? Не собираешься ли сам
затеять какой-то хитрый обман?
-- Поверь!
-- Как я могу поверить?
-- Но я... постараюсь доказать!
-- Докажи,-- потребовал Самуил.
Владимир вздохнул:
-- Ладно, Самуил... Но я верю твоей воинской чести. То, что я скажу,
пусть останется только между нами двумя. Обещаешь?
-- Клянусь,-- сказал Самуил твердо.-- Ни отцу, ни сыну, ни священнику
на исповеди!
-- Тогда слушай... У настоящей греческой царевны под левой грудью
есть изумительная крохотная родинка... розовая, нежная, просвечивает
насквозь... А вторая родинка на ягодице... на правой. Тоже розовая,
налитая светом... И больше на всем ее теле нет других отметин. Ее тело
нежное, как шелк...
Самуил пристально смотрел на его покрасневшее лицо. Великий князь
русов, великий воитель и полководец, покраснел как отрок, а голос его
дрожит как у нашалившего ребенка.
Невеселая улыбка раздвинула плотно сжатые губы болгарского царя:
-- Похоже, ты изучил ее хорошо... Каким образом?
-- Самуил, я два года служил этериотом, а потом ипаспистом при
дворце. Там я вторично встретил Анну... да-да, был и первый раз... Ярило
возымел над нами власть, и мы любились друг с другом, уединялись где
могли, прятались от глаз людей... Нам обоим грозила смерть. Мне уже точно!
Но я был тогда лишь простым воином, охранявшим дворец.
Лицо Самуила дергалось. В глазах горел гнев, кулаки сжимались.
Владимир не успел встревожиться, весь был в воспоминаниях, а когда обратил
внимания на болгарского царя, тот уже взял себя в руки:
-- Проклятые ромеи! Нет, до чего подлые...
-- Самуил,-- напомнил Владимир,-- что ты ответишь мне?
Самуил обратил к нему перекошенное яростью лицо:
-- Я тебе верю, разве не видишь? И завидую!
-- Самуил, поверь... Она не могла быть с тобой счастлива...
-- Знаю! -- гаркнул Самуил.-- Завидую, потому что ты любим и любишь!
Нет, даже больше тому, что ты любишь... Тот, кто любит, тот богаче того,
кого любят. А я... Что я? Пусть приезжают! Я им устрою встречу.
Он повернул было коня, когда Владимир вскрикнул:
-- Самуил! Я хочу сказать, ты... очень ненавидишь меня?
-- За что? -- прорычал Самуил с гневным удивлением.-- За то, что
привел войска? Но как должен поступить настоящий мужчина? Это твоя
женщина, ты боролся за нее! И любая женщина должна быть горда, когда за
нее бьются два такие могучие государства!
Владимир ощутил, как гора рухнула с плеч:
-- Но у нас все началось с боев... А эта страшная битва...
Самуил признался:
-- Крови пролито немало... У меня половина войска осталось на поле...
Уж воронье нажрется! Но ведь мужчины рождаются для битв... Нет, у меня нет
к тебе обид. Ты поступил так, как должен быть поступить. Мы должны драться
за своих женщин!
В неожиданном порыве он потянулся к Владимиру. Тот открылся только
перед ним, противником на поле боя. Они обнялись, и оба ощутили надежную
защищенность и доверие, ибо говорили о самом ценном, что есть у мужчин.
Когда разомкнули объятия, Владимир сказал неожиданно:
-- А теперь, когда мы... поняли один другого, я хочу предложить тебе
вечный мир и дружбу. Мои войска пойдут с твоими! Ромеи знают, что твои
войска разбиты, тут мы их и поймаем. А как все сделать, давай обсудим за
чаркой вина и кружкой кавы.
Самуил ошеломленно смотрел на раскрасневшееся лицо князя русов. Тот
преподносил одну неожиданность за другой.
-- Ладно,-- сказал он ошарашенно.-- давай... Я верю тебе. Только
сперва я сообщу своим. А то там всполошатся, если я поеду с тобой в твой
лагерь!
Глава 39
Самуил дождался пышного прибытия невесты. С ней прибыл
константинопольский митрополит, огромная свита духовных лиц, слуг и
служанок. Самуил раздирался сомнениями. Невеста была очень хороша, знала
все обычаи двора. Держалась с достоинством, величаво. Самуил оказался в
затруднительном положении. Увидеть невесту обнаженной он мог надеяться
только в брачную ночь, но для этого пришлось бы пройти через церемонию
венчания. Гречанка уже стала бы его женой. Но если в самом деле просто
шлюха?
Время шло, подготовка к венчанию шла полным ходом. Самуил дергался,
не знал как поступить, наконец, вспомнив отчаянные глаза русского князя,
решился на отчаянный шаг.
Владимир встревожился, когда поздно ночью всполошилась стража,
загремело оружие. Затем при свете факелов увидел группу вооруженных
воинов, что шли к его шатру. В середине вели высокого человека с
непокрытой головой, за спиной у того был легкий плащ.
Владимир вышел навстречу:
-- Самуил? Случилось что?
Глаза Самуила были замученные:
-- Князь, у меня к тебе необычная просьба... Ты не мог бы приехать ко
мне в гости? Это всего сутки верхами!
Владимир ощутил недосказанное, мановением руки отпустил стражей,
пригласил в шатер:
-- Заходи. Здесь не твой дворец, но поговорить можно.
Оказавшись внутри, Самуил оглянулся по сторонам, сказал шепотом:
-- Послезавтра венчание! А я все никак не могу ничего придумать. Как
посмотреть эти родинки?
-- Не представляю,-- признался Владимир.
-- Я хотел подослать свою верную няньку,-- признался Самуил,-- чтобы
она посмотрела при купании. Но проклятые ромеи моих слуг не подпускают и
близко!
-- Это подозрительно.
-- Да, но еще не доказательство.
-- Ты прав. Я тоже не люблю, когда чужие видят, как я ковыряюсь в
носу или чешусь, перекосив рожу... На людях мы должны быть гордыми и
надменными.
Оба невесело засмеялись. Самуил сказал:
-- Да уж, почтение пропадет, ежели увидят нас с глупыми рожами. Что
позволено простым людям, того не хотят видеть в нас. Может, потому чертовы
греки и не допускают в свои покои...
Заснули только под утро, так ничего и не придумав. Сувор приготовил
каву, разбудил обоих. Самуил пил быстро и невнимательно, глаза его
блуждали поверх голов.
Когда им подвели коней, послышался топот копыт. Примчался на
взмыленном коне Добрянко. Завидев князя, улыбнулся хищно, в глазах было
хитрое веселье. Владимир сказал Самуилу дрогнувшим голосом:
-- Погодь малость...
Самуил сказал умоляюще:
-- Владимир, ты мне дороже брата! Умоляю, поскачем. Сейчас решается,
жить мне или умереть в позоре.
Владимир выхватил из руки Добрянко свернутый в трубочку лист. Тот был
так густо переплетен шелковыми шнурами и запечатан хитроумными печатями,
что почти не оставалось свободного места. Владимир принялся было ломать
трясущимися пальцами печати, но опомнился, протянул Самуилу:
-- Взгляни!
Тот с недоумением принял свиток. От него еще исходил тонкий дразнящий
запах. Повертел в руке, догадался:
-- Это... от нее?
-- Да,-- прошептал Владимир. Губы прыгали, будто готовился
заплакать.-- От нее самой...
Самуил некоторое время смотрел в сияющее лицо русского князя. Отвел
взор, голос был невеселый:
-- Даже, если бы мне прислали настоящую Анну, я бы отдал ее тебе... Я
же вижу, как ты ее любишь. Счастливый!
-- Я? -- переспросил Владимир.-- По-моему, счастливы те, кого любят.
Самуил покачал головой:
-- Ошибаешься. Любить могут и ничтожного человека. У вас тоже
говорят: любовь зла -- полюбишь и козла. А вот тот, кто любит, он
богаче... Богат не тот, кто берет, а кто дает. Любящий -- дает! Благовония
могут обманывать, но это, если не обманывают мои глаза, в самом деле
печати императорского дома... Только странные... Ах да, это же не
государственные печати, а личная печать сестры императоров...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг