берегу Днепра... Это племя, если верить ненадежным записям, которые
подчищаются всякий раз в угоду очередному базилевсу, в древности
участвовало в дальних походах, было в объединении племен, известных под
именем пелазгов, воевало против персидских царей Кира и Дария, храбро
дралось на Каталаунских полях против Рима, иногда исчезало из поля зрения
историков, но, как видно, не пропало из жизни и в конце-концов взяло
верх...
Базилевс Василий хлопнул в ладони. Из-за портьеры показался Олаф,
надежный ипаспист-телохранитель.
-- Позови придворного историка,-- велел Василий.-- Немедля!
Пока историка почти бегом несли под руки, базилевс ждать не любит,
владыка Восточно-Римской империи терпеливо мерил шагами свои апартаменты.
Чего ждать от нового объединения племен?
Историк упал на колени еще от двери, скользнул в поклоне дальше,
пополз к трону:
-- Что угодно величайшему, Блистательнейшему...
Василий выслушал едва ли треть титула, в нетерпении стиснул зубы. Как
в той детской сказочке, когда мать своему любимому сынку дала длинное и
пышное имя, а нелюбимому -- короткое. Когда в колодец свалился нелюбимый,
дети быстро сообщили матери, что стряслось, его тут же вытащили. Когда же
упал любимчик, то пока дети выговаривали все его имена, тот давно утонул,
и даже рыбы съели.
А эти придворные никак не могут уразуметь, когда нужно произносить
все, а когда можно ограничиться лишь одним упоминанием его имени. Но
всякий страшится высочайшего гнева. Дескать, лучше выглядеть глупым, чем
недостаточно почтительным!
-- Довольно,-- оборвал он, не дослушав и до половины.-- поройся в
памяти, поройся в записях, но скажи: что там сейчас на Руси? Почему мне
говорят, что от нее именно сейчас исходит наибольшая угроза?
Историк по его знаку сел на нижнюю ступеньку трона. Глаза его
испытующе пробежали по озабоченному лицу правителя. Тот с досадой понял,
что абсолютной истины не дождаться. История будет препарирована и
преподнесена в том виде, в каком, как историку кажется, нужно поднести
озабоченному базилевсу.
-- Племя Русь или Рось,-- начал историк медленно, все еще
присматриваясь к малейшему изменению в лице императора, но тот сидел
недвижимо, не шелохнув и мускулом,-- славянское племя Русь, что уже
совершало разбойничьи набеги на земли империи... Непомерна твоя щедрость,
мудрый и блистательный базилевс, что ты проявил интерес к этому вроде бы
малозаметному племени! Только ты, величайший и непревзойденнейший, мог
заметить...
-- Оставь мои титулы,-- зло бросил базилевс, в голосе звякнул металл,
историк съежился.-- Говори только о Руси. Там опять перевороты,
убийства... Как и везде. Но что-то меня гнетет. Я чувствую оттуда скорую
угрозу! Что там за люди теперь, каковы обычаи, сильно ли изменились со
времен вторжения в наши земли орд Олега Длинного Меча, которого они зовут
Вещим?
Историк истово закивал, но в его выцветших в подземельях и
книгохранилищах глазах появилось смущение:
-- Великий...-- он осекся.-- Мы могли проследить за этими племенами,
да и то не всегда, лишь когда они ходили в походы, вторгались в наши земли
или земли Востока. А вот времена, когда крепли на берегах своих рек, для
нас тайна. Но это не тайна для иудеев: они издавна проложили там
караванные дороги, еще Аттилу снабжали оружием и роскошью, а когда взяли
верх в Хазарском царстве и превратили его в каганат, то и вовсе следили за
каждым шагом росичей. Прикажи изъять их записи!
Базилевс зло отмахнулся:
-- Ты опять за свое! Их записи для нас недоступны, ибо язык чужд. К
тому же свои записи прячут в надежде, что и мы, и Русь, и все народы
падут, а они переживут всех, и тогда только у них останется подлинная
картина мира. Давай выкладывай то немногое, что знаешь. Особенно про их
воинские дела, военное искусство.
Историк в сомнении покачал головой:
-- О, Величайший! Не всегда воинское искусство есть залог настоящей
мощи. Был блистательный Ганнибал, но где теперь его Карфаген? Был
непревзойденный Александр Великий, но где теперь его Македония? Был
владыкой мира Рим, но вот западную половину империи захватили германцы, а
восточную -- славяне... Почти захватили. Надеюсь, что теперь эти два
народа одного корня, что раньше еще не враждовали, столкнутся в великой
битве за раздел мира... Прости, Ослепительнейший, я отвлекся! Я хотел
сказать, что есть и другой путь. И указал его славянин Управда, что бедным
крестьянином пришел в империю в бараньей шапке и овчинном тулупе и с
посохом, дабы отбиваться от собак.
Базилевс нетерпеливо отмахнулся:
-- Эту историю знает каждый. И что он свое имя попросту перевел на
латинский лад и стал Юстинианом.
-- Гм... Он стал величайшим императором Римской империи, сумев
вышибить германцев из западной части империи, освободив от них Рим и
объединив по своей властью всю необъятную империю. Он много еще свершил
побед, очистил от германцев и всю Африку, но величайшая его заслуга в том,
что впервые провел кодификацию римского права. По заслугам этот кодекс
зовут кодексом Юстиниана, а его имя осталось в слове "юстиция"...
-- В чем его путь? -- потребовал базилевс.
-- Он широко привлекал на службу варваров. Сам славянин, он ставил
своих соотечественников начальниками легионов, командирами эскадр, всего
флота. А те в свою очередь звали к себе друзей, ослепленных такой
карьерой, а вот уже наши ряды пополняются отважнейшими воинами, в ряды
наших мыслителей влилась свежая струя дикарской крови, что жадно
набросились на знания... Эти гипербореи тут же забывают свой народ, язык,
обычаи, и уже служат нам, как не могли бы служить даже себе. Кто, как не
Юстиниан, сумел отразить страшные натиски славян на Севере?
-- Я это знаю,-- прервал Василий увлекшегося историка,-- так что
общее с Юстинианом и этим... новым князем Руси?
Историк развел руками:
-- Он делает все то же. Правда, бедную Русь не сравнить с
великолепием империи, но их новый князь умеет завоевывать народы без
боя... и удерживать без пролития крови! Русы -- победители, но это
единственный народ на свете, который не пользуется своим правом
победителя, не ставит себя выше других. Они позволяют вносить в свои
священные храмы чужих богов. Уже на другой день не делают различия между
победителем и побежденным. И новые народы начинают приносить жертвы и
богам русов, а сами без всякого принуждения начинают зваться росичами.
Конечно, это не дело рук одного князя, это народ таков, но их князь очень
умело этим пользуется. Он принимает всякого гонимого, будь это даже дикий
печенег, чужой верой хазарин, свирепый викинг или беглый раб империи...
Мало народов, в ком сила так хорошо бы сочеталась с душевной щедростью!
Василий долго сидел молча. Его молодое лицо словно бы резко
постарело. Он сам ощутил себя огромной империей, цивилизованной,
утонченной, но переполненной всеми болезнями, которые приносит
цивилизация. Наконец почти прошептал:
-- Да, они опасны...
-- Очень,-- подтвердил историк, в увлечении забыв добавить хоть один
из титулов императора.-- и еще надо подумать, стоит ли так уж навязывать
им учение Христа!
-- Почему?
-- Пока они варвары, мы можем окружать их врагами, натравливать на
них цивилизованные страны. Как на варваров, на них имеет законное право
нападать и разорять любой государь. Если же примут Христа, то встанут в
один ряд с теми, кто уже идет под его стягом. Они получат над нами
преимущество! За счет своей удивительной терпимости к чужим.
-- Но Христос ревнив! Он не потерпит других богов.
-- Славяне -- странный народ. Они и веру Христа переплавят в своем
характере по-своему. И даже если и поставят его на главное место в русских
храмах, то и своих богов не изгонят, а оставят рядом. У них слишком
развито чувство справедливости! Помни, базилевс, они не приемлют рабства.
Даже пленных либо отпускают, либо продают в другие страны, но у себя рабов
не держат...
-- Иди,-- сказал вдруг базилевс.
Увлекшийся историк непонимающе раскрыл глаза:
-- Что?
-- Оставь меня, говорю,-- сказал Василий уже раздраженно.-- Ты сказал
достаточно.
Историк в страхе распростерся на полу, проклиная себя за пространные
речи. Базилевс велик, ему править миром, отвлекать его от дел государства
-- тягчайшее преступление, и только его снисходительность спасает
провинившихся от кары!
Когда в пустынном зале зашелестели легкие девичьи шаги, Василий все
еще сидел на троне в глубокой задумчивости. Он выглядел человеком, из
которого вытянули все кости.
-- Что-то стряслось?
Он не повернул голову, только проследил за стройной фигуркой:
-- Это ты, Анна... Тяжко мне, Анна...
Она как белка села рядом на поручень трона, исхудавшие плечи брата
казались еще тоньше, а редкие волосы под ее пальцами выглядели паутинками.
Он ощутил, как от ее тонких пальчиков пробежали живительные искры. Что-то
отозвалось в его теле, сердце трепыхнулось вяло, он ощутил наконец, что
оно еще качает редкую остывающую кровь.
-- На дворе уже запряжены кони. Большой обоз с христианскими
святынями, священниками, послами, богатыми дарами. Опять на Русь, как в
бездонную бочку... Что-то будет на этот раз? Только что у меня был
историк. Он горячо убеждал не давать Руси учение Христа.
-- Почему?
-- Боится.
Даже не видя ее личика, он чувствовал, как она вскинула соболиные
брови, а на чистом лобике появилась морщинка.
-- Русы готовятся к новой войне с нами?
-- Не то. Что-то мне подсказывает, что героическая эпоха в их
северной стране миновала. На троне сейчас, как сообщили послы, не пылкий
Святослав, а очень дальновидный и расчетливый князь, один из его
сыновей... Такой не ограничится разбойничьими набегами. Он захочет
проглотить империю раз и навсегда!
На миг словно расступились стены, Анна увидела пылкого витязя с
горящими как уголья глазами, услышала его страстный голос. Он тоже явился
с Севера, но не в пример белокурым и белокожим викингам был смуглый и с
волосами темнее вороньего глаза, а темнокарие глаза постоянно полыхали
затаенным огнем. В нем вместо крови текло расплавленное золото, он всегда
был горяч и неистов, в нем было столько огня и мощи... Где затерялся тот
герой? Удалось ли ему вернуться на свою Русь? А если удалось, каково ему с
его огненным нравом быть под тяжелой рукой дальновидного и расчетливого?
Глава 24
На околице раздавался шум, веселые крики. Громко и отчаянно залаяли
собаки. Затем был отчаянный визг, будто псу перебили хребет. Владимир
поморщился, а Кремень тут же выскользнул, послышался дробный топот
подкованных сапог.
Вернулся не скоро. Вопли чуть поутихли, только собаки все еще рычали.
Кремень ввалился растрепанный, на щеке пламенела широкая царапина.
-- Княже! Лесного человека пымали!
-- Что за вранье...
-- Небом клянусь!
Владимир передернул плечами:
-- Лешего, что ли?
-- Может, теперь это и есть леший. Бают, медведь уволок бабу в
берлогу, зиму жил с нею, а на весне разродилась чудищем. Наполовину
медведь, наполовину человек. Летом удалось сбежать, а дитенок так и вырос
с лесным папаней... Недавно медведь то ли подох, то ли убили где, а этого
поймали в сети...
Владимир раздосадованно и в то же время с интересом пожал плечами:
-- Так то, может быть, беглый Варяжко? Придумают же такое...
-- Княже,-- сказал Кремень с укором.-- Я ж сам его видел!
-- Варяжко?
-- Лесного человека!
Владимир увидел в перекошенном лице Кременя то, чего раньше не мог
увидеть -- страх. Кивнул, полез из-за стола.
-- Врешь, небось, но пойду погляжу. Ежели соврал, не сносить тебе
головы. Мне сейчас не до шуток.
Кремень набросил ему корзно на плечи. Владимир чувствовал, как тот
суетится сзади, едва ли не подталкивает в спину.
За воротами уже стоял веселый гул, брехали псы, слышался сиплый
медвежий рев. Кремень крикнул вартовым, те с готовностью отворили ворота.
Во двор ввалилась пестрая галдящая толпа. В середке ревел и пытался
порвать толстые цепи парень -- совершенно голый, темный, весь в белесых
шрамах. Его растягивали в стороны шестеро дюжих мужиков, по трое на каждой
руке.
Лохматый настолько, что лица не видно, лесной человек все старался
опуститься на четвереньки. Руки у него были непомерно толстыми, все в
мышцах, но мужики с проклятиями изо всех сил упирались в землю, тянули
цепи, удерживая лесного зверочеловека на двух ногах.
Медленно дотащили до крыльца, чтобы князь мог получше рассмотреть
диковинку. Стражи держали копья нацеленными в их спины.
-- Что за диво лесное? -- спросил Владимир.
Он сам ощутил, что голос дрогнул. Зверочеловек взревел, рванулся,
слегка потащил за собой всех шестерых. Стражи бросили копья и тоже
ухватились за цепи, удержали. В пасти плененного Владимир увидел острые,
как у волка, зубы, черное небо.
-- Это медвежий сын,-- ответил один из мужиков, он держался за
старшего,-- нарекли -- Медведко. Вчера всем селом ловили. Двоих этот зверь
успел задрать... Силища в ем неимоверная!
Мужики и стражи в самом деле с великим трудом удерживали лесного
человека. Взлохмаченные грязные волосы падали на лоб и плечи. Желтые космы
торчали из-под мышек, весь низ живота был в густой рыжей шерсти. Но борода
и щеки были голыми, видно еще не взматерел, не вышел из щенячьего
возраста. Когда поводил налитыми свирепой мощью плечами, мужики с криками
натягивали цепи.
Владимир сказал четко:
-- Кто ты есть?
Медведко глухо взревывал, смотрел исподлобья налитыми кровью глазами.
Вздохнул, показав звериную пасть, облизнулся, достав и приплюснутый нос
длинным острым языком.
-- Кто ты? -- повторил Владимир.-- Что тебе надобно? Скажи. Я,
великий князь, смогу помочь тебе.
Старший мужик бесцеремонно влез в разговор:
-- Да не разумеет он! Зверь, он и есть зверь. Лесной! Домашняя
скотина и то людскую речь разумеет, а этому хоть кол на голове теши!
Владимир на лесного человека смотрел с содроганием. Тот опустился
было на четвереньки, но мужики с готовностью натянули цепи. Медведко
подбросило под горло, застыл на полусогнутых, страшный, и стало видно, как
непривычно ему стоять на задних лапах, как хочется опуститься на все
четыре, как страшно среди беснующихся зверей на задних запах, что визжат,
кудахчут, стрекочут -- такие непонятные и страшные, а под горло больно
давит страшное, опасное...
-- Кормили? -- спросил Владимир.
-- Только сырое мясо жреть! -- ответил староста словоохотливо.-- Да и
то на четырех только. Ты, княже, взгляни на его ладони! Мозоль в три
пальца. У него и пальцы почти не сгинаются. Это ж не наполовину медведь, а
целиком, взаправдашний! Только что личина людская.
-- Говорить может?
-- Ни в какую,-- мотнул головой староста.-- Только реветь! Да и с кем
бы говорил в лесу? Звериную речь разумеет, а человечью забыл... То исть,
она ему и не была дадена за ненадобностью. Заместо ее получил зверячью.
Это ж только в сказках Ивашко и людскую речь знает, и звериной владеет! А
на самом деле: или -- или.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг