жен у него теперь насчитывалось сотни две или три, он не подсчитывал, и
все они жили несравненно богаче, чем простые наложницы.
Потом его метнуло к двери, но с порога он обернулся:
-- Пока живи! Если солгала, умрешь очень медленно.
Он лавиной скатился с лестницы, прогрохотал сапогами с крыльца.
Заспанный гридень вывел коня. Владимир птицей взлетел в седло. Ворота едва
успели отворить, он понесся как ветер. Не скоро услышал позади грохот
конских копыт. Догонял, судя по стуку, конный Кремень с двумя
дружинниками.
Дом Троянды располагался через три улицы ближе к Днепру. Владимир
спрыгнул с коня у ворот, едва не прибил замешкавшегося воротаря, тот
трижды переспрашивал, не признавая князя спросонья.
Грозный, как черная буря, он ворвался в дом, распугав домочадцев.
Троянда еще не спала, что разъярило еще больше. Она любила поспать, всегда
засыпала с заходом солнца. Выскочила на середину горницы трепещущая,
бледная, с округлившимися глазами. Руки прижимала к груди, губы
шевелились.
-- Раздевайся,-- проревел Владимир голосом, которого сам не признал.
-- Княже!
-- Раздевайся, тварь!
Испуганно, трясущимися руками она расстегнула крючки на одежке.
Платье соскользнуло на пол. Она осталась голая, стыдливо закрывалась
руками. Владимир впился глазами в сильно округлившийся живот. С тех пор
как привез, все было недосуг зайти, потешиться. Да и новые девки и молодые
бабы как-то заслонили эту боярскую дочь, пышную и сладкую, такую сочную и
сдобную в ту ночь, когда он ввалился в ее комнату, еще забрызганный чужой
кровью после боя.
-- Что у тебя с животом? -- спросил он задушенным голосом.-- Пошто он
растет так? Тебя пучит, аль как?
Она смотрела в пол. Живот ее выдавался вперед явно. Брюхатая. Месяце
так на шестом. А он последний раз был у нее почти год тому.
-- Ну? Кто это был?
Неожиданно она подняла голову. Ее затуманенные страхом глаза нашли
его лицо, голосок ее был дрожащим:
-- Тебе никогда не узнать... Даже если будешь жечь меня на медленном
огне. Даже если привяжешь к дикому коню. Потому что нашелся ясный сокол,
который залетел и в мою тесную темницу.
Владимир обвел взглядом хоромы. Это темница? Да увидела бы в какой
тесноте и бедности живут наложницы! Тварь неблагодарная.
Горячая кровь ударила в голову с такой мощью, что виски заломило.
Шатаясь, он отступил к двери, страшась, что голова разлетится вдребезги.
Сжал обеими ладонями голову, прохрипел:
-- Я узнаю, кто это был. Я все равно узнаю!
-- Никогда!
-- А потом вы умрете вместе.
Ее лицо просветлело. Не стыдясь уже наготы, не соромясь живота,
спросила дрогнувшим голосом:
-- Правда? Обещаешь?
Пятясь, он вышел, ногой захлопнул дверь. Внизу у входных дверей,
Кремень вполголоса беседовал с гриднями. Метнул острый взгляд на князя,
тот был черным, как головешка после пожара:
-- Стражу поставить?
-- И пошли за волхвами.
К утру он уже знал имя своего оскорбителя. Троянда молчала и под
пытками, но другие жены, то ли из зависти, то ли еще почему, наперебой
рассказали все в подробностях, кто ходил, как ходил, когда было и как
пробирался к жене великого князя.
Сын боярский Буден, отважный витязь и умелый кулачный боец, он сейчас
с отрядом в дозоре, вернется недели через три. Владимир хотел было
дождаться, повременить с казнью, но ярость душила, и уже к полудню Троянду
потащили к жертвенному камню.
С нее сорвали одежду, оставив только цветную ленту, которыми
подвязала волосы. Младшие волхвы бросили ее на каменное ложе. Несс взял
священный нож:
-- Во имя Перуна!
Он покосился на великого князя. Владимир сидел на огромном коне во
главе небольшой дружины. Лицо его было как из дерева, в глазах застыла
жестокость.
Так и не дождавшись знака, Несс приложил лезвие жертвенного ножа к
вздутому животу женщины. Снова покосился на князя, не подаст ли знак
пощадить, тот смотрел мрачно и жестоко.
Троянда вскрикнула, но дальше лишь сцепила зубы, кровь потекла из
прокушенных губ по подбородку. Жилы напряглись на руках и ногах. Дюжие
помощники Несса навалились с тяжелым сопением, держали. Несс погрузил руку
в кровавое месиво живота. Послышалось чавканье, хлюпанье, звук рвущейся
ткани. Он выпрямился, выдрав из чрева матери красное крохотное тельце,
залитое кровью. Ребенок слабо шевелил крохотными ручками. Из распоротого
чрева матери медленно текла широкая струя тяжелой густой крови.
Освобожденно вздувались, распираемые воздухом, внутренности, вываливались
наружу.
Троянда закусила губы. Глаза ее неотрывно смотрели в синее
безоблачное небо. Несс швырнул ребенка в пламя, снова взял нож. С
бесстрастным лицом он поднес лезвие к яремной жиле женщины, чуть помедлил,
отодвинулся, чтобы не забрызгаться струей крови.
Красная струйка ударила с такой силой, что попала в огонь. Там
задымилось, зашипело. Запах горящей плоти стал сильнее. В толпе кто-то
охнул, послышались голоса, в которых звучало осуждение. Гридни с топорами
наголо бросились в народ.
Владимир хмуро повернул коня. Это приструнит остальных жен и
наложниц. На какое-то время.
Сувор внес большую чашку кавы, а следом явился Борис. Придирчиво
принюхался, поморщился. Запах слабоват, старый гридень щадит любимого
князя. Не доверяет крепкому чужеземному настою. Теплое пойло принес, а не
каву. Дурень, ибо сердце и желудок приучаются так же, как и мышцы.
-- Добрый вечер,-- сказал он, глаза его обыскивали лицо князя, но
Владимир держал на нем личину приветливой доброжелательности. Борис кивнул
с удовлетворением. Личина не обманула, но волхв явно успокоился. Раз уж
князь прикидывается, значит держит себя в кулаке даже в собственном
тереме. В разгул и пьянство не ударился, как о нем говорят.
-- Давно не видывал тебя, отче. Садись, отдохни. Сувор, пусть
принесут нам еще кавы. Есть будешь?
-- Благодарствую,-- ответил Борис.-- Только чашку кавы. Настоящей!
На этот раз Сувор заварил покрепче, принес сам, другим не доверил. Да
и хотел услышать, что скажет Борис, научивший тайнам горячей кавы. Но
Борис смолчал, хвалить не стал.
Сувор, бурча под нос, удалился. Борис отхлебнул осторожненько,
прислушался, затем сказал неожиданно:.
-- Не мельчи, княже. Если надо, будь жесток.
Владимир помолчал, чувствовал, почему волхв сказал именно это.
Признался нехотя:
-- Мне почему-то это все труднее! То ли слабею душой, то ли столько
уже крови пролил, что сам захлебываюсь...
-- Да, ты смягчаешься как человек, что уже удивительно...
-- Почему?
-- Человек обычно ожесточается. Но ты даже если и смягчаешься как
человек, то не должен смягчаться как князь. Особенно, как великий князь
всей Руси! Для дела надо быть и жестоким. Если надо. Думаешь, русский
народ не жаждет, к примеру, крепкой засечной черты? Да больше тебя жаждет!
Ты в далеком Киеве отсидишься, а его в полон на аркане уведут! Но такова
уж наша порода: хорошо лежать на сене, щупать девку и пить бражку, спать
подолгу, а то и просто лежать брюхом кверху на солнышке, жмуриться... Хоть
и знает, что надо встать, надо работать... Вмешайся в борьбу простого
человека с самим собой! Стань на сторону его совести! Да не просто встань,
а с кнутом. Если понадобится, то и с мечом!
-- Думаешь, поймут?
Борис взглянул с кривой усмешкой. Владимиру стало стыдно своего
глупого вопроса.
-- Потом,-- сказал Борис наконец,-- когда кончишь строить. А до этого
прими и проклятия, и плевки, и ругань... Не все и с твоим отцом
добровольно в походы шли! Зато вернувшись, как хвастались боями в
Болгарии, Хазарии, показывали раны, полученные от ромеев, ясов, касогов!
Только боль и раны принесли из дальних походов, а горды как! Ибо в великих
деяниях участвовали.
Владимир кивнул:
-- Спасибо, снял с души камень. Не самый большой, но все же снял. Или
приподнял.
Волхв взглянул искоса, сказал безжалостно:
-- А не оценят, то тебе что? Ах-ах, расстроился... Ты должен жить
иными мерами. Всякому не угодишь.
-- Даже если всяк, это целый народ?
-- А что народ? Если поступать так, как жаждет народ, то нас сегодня
к вечеру куры загребут. К примеру, никакой народ не хочет платить налоги
ни на войско, ни на храмы, ни на оружие для защиты от врага... А какое
государство проживет без войска? Надо делать не как народ хочет, а хотят
самые умные из народа. А ты умеешь, княже, умеешь даже в голытьбе
различить смышленого! Ты же за спесью да чванством иного родовитого зришь
дурость скота безрогого... Потому у тебя советники один другого лучше.
Он посмотрел на князя, заколебался. Владимир подтолкнул с подозрением
в голосе:
-- Ну-ну, говори...
-- Не хотелось бы тебя портить тем, что примешь за лесть... Но ты
окружаешь себя умными да сильными, потому что сам не размазня. Чего-то да
стоишь! А будь ты дурнем, тебе было бы обидно, что стоящие рядом тебя
превосходят. А тогда, сам понимаешь... Ладно, помни, княже, что человек
велик не родом или ростом, а только деяниями! Кто бы запомнил древних
египтян, ежели бы великие пирамиды не поставили? Надрывались, кости
трещали, жилы рвались, тысячи и тысячи людей пали и не поднялись, но
великое чудо сотворили! Это все враки, что, мол, рабы пирамиды отгрохали
Мол, когда какая плита застревала, то бросали под нее живьем раба, и плита
лучше скользила по мясу и крови... Рабам такое не сотворить даже под
бичами! Это сделали свободные и гордые. И даже те, кто падал под тяжестью
камня, пели славу тому делу, которое только что проклинали! А если кто и
бросался под застрявшую плиту, то сам, по своей воле. В этом и есть диво
человека. И в эти минуты он бывает равен богам нашим!
-- Чудные мы создания,-- пробурчал Владимир отстраненно.-- Что ж,
пирамиды, так пирамиды... Они от дури великой натаскали столько камней в
пустыню, а мы полезное дело сотворим...
Волхв покачал головой, в запавших глазах вспыхнули и погасли огоньки:
-- Не хули чужой народ, твой не хулим будет. Не от дури делали!
Как-то собрался войной против Египта один грозный царь, повелел всему
Египту стать рабами, отдать ему молодых девок для потехи, как вон ты
делаешь... Египет же хотел избежать войны. Пригласили послов того царя,
показывают им сокровища: мол, на это злато можем сколько угодно оружия
купить и армию снарядить... Послы смеются: у нас, мол, в земле этого
золота еще больше! Только копни. Египтяне повели их на высокую башню и
показывают оттуда города и множество людей на полях, а послы и тут
говорят: наш царь свистнет -- народу сбежится втрое больше! Тогда повезли
их в пустыню и молча показали пирамиды. Послы враз присмирели. Как
пришибленные походили вокруг, замерили на глазок, а потом вдруг бух в ноги
египтянам! Плачутся, простите нашего дурака царя, не подумал, разве ж
можно бороться с таким народом, что способен совершить такое дело?
Владимир кивнул:
-- Уразумели... У нас тоже нечто похожее было. Древний наш царь
Иданфирс, чтобы узнать сколько у него воинов, велел каждому принести по
наконечнику стрелы. Когда волхвы сочли все, он велел отлить жертвенный
котел.
-- И получился он,-- с улыбкой закончил волхв,-- в три роста высотой,
стены котла в ладонь толщиной. А варили в нем целиком быков, когда
освящали великие походы.
Владимир развел руками:
-- Прости, ты лучше меня знаешь те времена.
-- Волхвы, чьи записи мы читаем, служили и при Иданфирсе. А их
деды-прадеды, что тоже оставили нам весточку, освящали второй Змеиный
вал...
-- Второй Змеиный?
Волхв скупо усмехнулся:
-- Когда-нибудь расскажу. Скажу лишь, что его вырыли для защиты от
несметной орды Аттилы. Потому и не сумел покорить нас, а уговорил войти в
союз. Наши дружины вместе с гуннами и германцами сражались в Галлии,
стояли под Римом, дрались на Каталаунских полях...
-- А первый Змеиный?
-- Первый тоже не был первым. Когда рыли его, то шли по руслу, что
уже только угадывалось. Всегда наши пращуры обороняли землю от кочевников!
Но вот мы есть, а насильники исчезают как дым, память о них растворяется в
веках.
Владимир помрачнел:
-- Одни уходят, другие приходят.
-- Иди этой дорогой. Русь пребудет в веках, вырастет, рассеет свое
семя, а ныне грозные торки, берендеи, урюпы, хазары, печенеги, половцы,
что терзают нашу землю, рассеются тоже, и следа их не останется, и семени
не быти, и само имя их исчезнет.
Он перевел дух от долгой речи, лицо побледнело, шрамы выступили
резче. В глазах стоял немой вопрос. Владимир сказал нехотя:
-- И до тебя дошли разговоры о засечной черте?
-- Да. Я сразу подумал о третьем Земляном Вале.
Владимир покачал головой. Волхв умен, радеет о земле Русской, но
теперь уже видно, что он, князь Владимир, несмотря на свою молодость,
видит дальше этого немолодого и знающего старые книги человека.
-- Рано,-- сказал он сожалеюще.-- Не потянем.
-- Русь велика!
-- Пупки развяжутся. Сперва надо сил накопить малость.
Глава 23
По всей Европе встрепенулись, начали присматриваться к новому
объединению племен. Возникло на востоке, в самой середке котла, откуда
тысячелетиями выплескиваются волны новых неведомых народов...
Жрецы, хранящие древние тайны, знают, что между реками Рось и Днепр
находится бессмертное сердце мира. С каждым ударом выплескивает волну
горячей крови, что в людской плоти мчится на юг ли, запад, восток или
север, оседает на новых землях, давая начало новым народам, и это
множество племен, образованное одним сердцем, составляет могучее
объединение племен, что называется всякий раз по-разному. Обычно по имени
самого могучего племени. Но ведь могучим может быть недолго, затем уйти по
разным причинам, и вот уже верх берет другое племя, а в дальних странах
ученые мужи отмечают исчезновение одного народа и появление другого...
Но племя, взявшее верх, может двинуть всю эту силу на завоевание
новых земель, может остаться на месте, крепя мощь и распахивая земли, а
может сорваться с места и всей массой отправиться в поход за солнцем, как
уже бывало в древние времена, когда погоня за солнцем привела в жаркую
Индию, где много диких народов, хилых и малорослых, темнокожих и
совершенно нагих... Иные племена там и остались, разве что отгородились от
диких людей строгими варнами, запрещающими не только вступать в браки, но
даже прикасаться к местным, другие племена дошли до самого берега, края
Мира, где вода была горячая, а местные дасии говорили, что дальше вода
вовсе кипит и становится густой, как смола, часть племен все же вернулась
на прародину к рекам Рось и Днепр...
Но чего теперь ждать от нового объединения племен? По слухам, верх
взяло малое племя рось, что испокон веков жило на берегу реки Рось и по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг