Вместе шляпы с павлиньими перьями на его голове теперь блистал
позолоченный шлем великого Александра Македонского, которого на Востоке
звали Искандером Зулькарнайлом, в переводе для малограмотных - Двурогим, и
изображали с бараньими рогами. У этого тоже рога смотрелись по бокам шлема
красиво: толстые, свернутые в кольцо, рифленые, с тонкими как мышиные
хвосты кончиками.
- Да что-то не хочется, - пробормотал я. Грудь моя слегка опала,
бараньи инстинкты завизжали, придавленные ребрами, но я расслабил горы мышц
еще как мог, и внутри вспикнуло, затихло. Кровавая пелена сползла с моих
глаз, я смотрел на герцога, принцессу и придворных с каменным лицом,
которое пусть истолкуют как тупое, как варварское, да как хотят, чтобы
Он довольно хохотнул, многозначительно посмотрел на принцессу. Оба
обменялись понимающими взглядами. Он толкнул коня, проехали красивые и
надменные, обливая меня водопадами презрения.
Воевода недовольно хрюкнул. Я перехватил его укоризненный взгляд.
Старый воин все еще не понимает, почему я не дам в рыло этому знатному
отпрыску.
Навстречу по пыльной выжженной солнцем дороге сиротливо брела
крохотная девчушка. На детских ножках шлепали огромные стоптанные башмаки с
чужой ноги, из прорехи выглядывал грязный палец. Недетски серьезные глаза
печально и с немым укором взглянули исподлобья. В груди у меня
перевернулось. Я приготовился соскочить на землю, схватить милого ребенка
на руки, согреть, взять с собой на коня, увезти куда-нибудь в тепло,
накормить...
Воевода сказал предостерегающе:
- Нет.
- Почему? - не понял я.
- Рано.
- Как же рано, - пробормотал я. - Она ж вся покрыта пылью... И не ела
уже дня два... Бедный ребенок...
- Если хочешь спасти, - буркнул он с равнодушием прошедшего по жизни
человека, который видел как горят города, чума сжирает население с тысячами
подобных сироток, знает как эти детишки мрут при каждом недороде, засухе, в
половодье, - то дождись зимы.
- Зимы? - ахнул я.
- Да. Самых лютых морозов.
- Она ж не доживет до зимы!
- Доживет! - сказал он равнодушно. - Ей предначертано замерзать в
сугробе под окном богатого дома, по ту сторону которого в тепле вокруг елки
танцуют сытые и нарядно одетые дети богатых родителей...
Девочку миновала наших коней, конец огромного платка волочился по
земле, оставляя в пыли след, словно проползла худая змея.
- Рождественская сиротка, - пробормотал я. - Бедный ребенок...
- Бедные дети, - согласился он равнодушно.
В той сторону, куда он вперил взор, по дороге шла точно такая же
сиротка, только платок на ней был совсем серый, потерявший цвет, но с
такими же дырками. А дальше угадывались их целые стайки, группки,
По обе стороны дороги стояли стены темного как ночь леса, а еще чаще
дорожка вовсе ныряла в такие чащи, что приходилось ехать по одному. Лучники
держали стрелы наготове, а мужчины не выпускали из рук мечей. Из темной
чащи то ли дело доносился рев туров и зубров, словно под землей гремел
тяжелый гром, из кустов сверкали глаза волков и неведомых зверей. Воевода
все напоминал, что опаснее волков и странствующих отрядов орков вольные
рыцари, чьи небольшие замки высятся то здесь, то там, с высоты холмов как
орлы наблюдали за окрестностями. Правда, во время последней войны артане с
их доблестным королем Додоном разрушили большую часть этих крепостей, но за
всем не уследишь, а достаточно сильные разбойники заново отстраивали эти
замки. В этих краях путникам всегда надо быть начеку, а после заката
солнца, так и вовсе в этих краях устраивались на ночлег в кольчуге и не
выпуская из рук оружия.
Однажды деревья отступили за наши спины, а мы выехали в широкую
долину. В двух верстах поднимался, окруженный мощной крепостной стеной,
высокий замок. Со всех четырех сторон высились опасно тонкие в сравнении с
его суровой мощью башни, не то сторожевые, не то магячьи. На шпилях весело
трепетали по ветру красные прапорцы, в окнах-бойницах поблескивали не то
инструменты магов, не то начищенные доспехи стражей.
Прапорцы трепетали в самом деле весело и задорно. Я смутно удивился,
что ветер вроде бы в спину, вот как конский хвост задувает, а прапорцы
почему-то трепещут справа налево, потом сообразил, что так красивше, ведь
приземленные законы физики или целесообразности не очень-то разгуляются в
прекрасном мире магии.
Дорожка повела в сторону замка, затем раздвоилась, одна веточка так и
потянулась к воротам, а другая резво побежала дальше, где за полсотни верст
блестели крыши другого замка, еще крупнее, на высоком холме.
Я поинтересовался:
- Но откуда все это?
- Что? - не понял воевода.
- Ну, еда, питье, одежда, кони, замки... Чтобы прокормить одного
феодала, нужно с десяток простых крестьян. Как и на любого ратника,
кузнеца, стража ворот... Здесь, в этом замке, не меньше сотни...
- Триста пятьдесят человек, - ответил он с гордостью. - Все ветераны,
умелые с любым оружием. Там мой старый друг служит, я все о них знаю!..
Жрут и пьют, как лошади.
- А челядь есть?
- А как же! Повара, конюхи...
- Челядь хлеб не выращивает, - прервал я. - Чтобы прокормить этот
замок...
- Замок?
- Ну, пусть людей в этой крепости, нужна целая армия селян, что пашут,
сеют, разводят скот, пригоняют в замок... Но я не увидел ни единой хатки
простого люда!.. Не увидел огромных засеянных полей, без которых просто не
жить этим могучим замкам...
Воевода посмотрел на меня с великим отвращением, словно вместо
мускулистого дурака-варвара, такого понятного и потому приятного, увидел
мудрого мыслителя-зануду:
- Да кто на это обращает внимание?
Я вздохнул, трезвея:
- Ты прав.
- Это не наше дело, - напомнил он.
- Согласен, - сказал я.
Когда замок остался за спиной, я поехал прямой и с глазами на далекой
линии горизонта, страшась оглянуться еще больше, чем жена Лота: а вдруг
увижу нечто хуже, чем огненный дождь? Пустоту?
Глава 25
По синему небу медленно двигались кудрявые как барашки, подсвеченные
оранжевым, облака. Звонко пел жаворонок, а когда я пытался его рассмотреть,
взгляд зацепился за парящего в высоте орла. Неподвижный, словно
нарисованный на синем куполе, как в церквях рисуют парящих ангелов, он, как
мне показалось, не столько высматривал зайцев или кроликов, сколько следил
за нами.
Послышался настигающий звон подков. По легкому стуку я определил, что
меня догоняет легкая как зайчик игрушечная лошадка. Нахмурился, женщина -
враг природы, красивая - вдвойне, но деться некуда, терпеливо ждал. Краем
глаза видел как рыжая лошадка принцессы резво пошла рядом, а сама
прекрасная Грюнвальда, красивая и легкая, даже привставала на стременах,
чтобы выглядеть выше.
Она смотрела вдаль, я видел ее точеный профиль, но тоже смотрел вдаль,
и со стороны мы классически подходили под определение влюбленных, что
смотрят не как бараны друга на друга, а вместе в одном направлении, конечно
же - общего светлого будущего.
Все-таки ее классический профиль с точеным носиком, тугой по-детски
припухлой щекой, просто завораживал, Я поймал себя, что уже смотрю не
вдаль, как надлежит настоящему мужчине, а как ненастоящий пялюсь на нее, не
могу оторваться, смотрю и смотрю. Она взглянула несколько удивленно,
бесцеремонный варвар истоптал ее взглядом, щека слегка порозовела.
Длинные густые ресницы, изогнутые как самый высокогорный трамплин для
прыжков, бесценные для жизни в песках, служили бы прекрасной защитой от
летящего в лицо песка, сейчас несколько нефункциональны здесь... да-да,
нефункциональны, напомнил я себе. И эта эффектная загнутость ресниц... она
крайне необходима для жизни кочевника, когда просыпаешься со смерзшимися
ресницами, но зачем во дворце, когда вокруг сотни слуг и служанок?
Она ощутила, что мой взгляд потвердел, изменился. Ее тонкие, черные
как ночь брови взлетели в удивлении, а зрачки расширились. Я с трудом отвел
взгляд, на моей дубовой варварской роже, надеюсь, мало что изменилось.
Все еще глядя прямо перед собой, она спросила звонким детским
голоском:
- Твое имя - Рагнармир?
Голос ее был по-прежнему надменный, и такой хамский, что у меня
зачесались руки если не дать ей по харе, то хотя бы ответить так, как
отвечают девкам с Тверской, когда те предлагают свои услуги чересчур
откровенно:
- Да, принцесса. Тебе не холодно?
Ее синие глаза с интересом пробежали ощупывающим взглядом по моей
фигуре:
- А тебя это волнует?
- Конечно, - буркнул я. - Ехать через лес, а там ветки, колючки... Мне
не хотелось бы, чтобы наш отряд останавливался вытаскивать колючки из твоих
розовых ягодиц.
- Розовых? - удивилась она. - Почему, розовых?
Пока она изгибалась в седле, пытаясь рассмотреть свои ягодицы, в самом
деле оттопыренные, я с надеждой смотрел на мост впереди, надеясь, что
из-под него выскочат разбойники, ушкуйники, тати... хотя тати вроде бы не
сидят там с кистенями наготове. По крайней мере я бы ускакал вперед, а там
не знаю, что сделал бы с ними, если бы представил, что это не бедные тати,
а принцесса передо мной с ее напыщенным дураком...
- А правда, - спросила она, - что ты сразил самого Громоблещущего
Низвергателя Королевств и Тронов?
- Брехня, - ответил я равнодушно.
Она оживилась:
- Вот и я так сказала! Низвергатель - великий воин. С ним не совладать
и отряду варваров.
Я промолчал. От принцессы веяло свежестью чистого вымытого здорового
тела. Тонкие ремешки не закрывали грудь, только чисто символически
прикрывали розовые соски, а сама грудь, как две полные чаши, красиво и
вызывающе покачивалась в такт конскому шагу.
Прогрохотали копыта крупного коня, я опять же, не оборачиваясь, видел
как подъезжает ее бессменный защитник. Слева пахнуло запахом розового
масла, герцог даже в походе следит за внешностью.
- Что случилось, принцесса? - спросил он ревниво. - Это варвар снова
оскорбил вас?
Я не помнил, чтобы я оскорблял ее раньше, но смолчал, смотрел в точку
над конскими ушами, где смыкался небокрай с земнокраем. Я чувствовал
испытующий взгляд принцессы, но пауза длилась как кроманьонская эра,
наконец принцесса бросила насмешливо:
- Он только что признался, что вовсе не убивал Низвергателя!
Герцог хмыкнул, я перехватил странный взгляд, который он бросил в мою
сторону.
- Я тоже не верил этим слухам, - сказал он довольно. - Разве что в
спину, а то и вовсе сонного...
Мой конь ржанул и пошел вперед лихим наметом. Я не состою у них на
службе, просить позволения удалиться не обязан. Раньше бы обиделся,
вспылил, исходил бы бессильной злостью, но с такими глыбами мышц чувствуешь
себя странно защищенным даже от оскорблений. Говорят же, что самые злобные
собаки - мелкие, а всякие там гиганты сенбернары - одно добродушие.
Волк сидел впереди на тропке, довольный как крокодил, утащивший
антилопу, а на ветке сверху нахохлилось черное порождение ночи. Ветка,
несмотря на толщину оглобли, заметно прогнулась и потрескивала. У волка из
раскрытой пасти капнула красная капелька, Не глядя, он подхватил языком, в
желтых глазах были насмешка и благожелательная сытость напополам с
неосознанным превосходством.
-Ну как? - спросил он, когда мы приблизились.
Конь попытался достать его копытом, волк с готовностью показал клыки,
и конь передумал. Или отложил для более удобного случая.
- Меняемся? - предложил я.
Шерсть на спине волка поднялась как у дикобраза иглы:
- Ни за каких зайцев!.. Вы уже мимо трех хороших ручьев проехали, не
заметили. А это пернатое в одном даже рыбешку поймало. Правда, дохлую.
Кверху пузом плавала.
Ворон даже не соизволил ответить, тяжелый и сытый. Когтистые лапы с
такой силой обхватили ветку, что оттуда срывались прозрачные капли. На
когтях прилипли крохотные волоконца, при виде которых у меня тоже поднялась
шерсть на спине. Я бы их назвал, скорее, остатками человечины, чем
рыбятины.
- Где следующий? - спросил я.
Волк оживился:
- Ты о добыче?
- Ручей где?
Волк повернул голову. В двух полетах стрелы особнячком красовалась
роща с кудрявыми, неправдоподобно красивыми, как нарисованными, деревьями.
Солнечные лучи пронизывали ее наискось, кроны искрились как усыпанные
изумрудными камешками, а между стволов угадывалась тень, прохлада.
- Ладно, - согласился я. - Раз уж вы так устали... Привал на ночь.
Можете не убегать далеко, вы мои спутники.
Волк даже попятился, а ворон буркнул:
- Ты сам еще откаркайся! Скоро заклюют.
- С чего ты взял?
- Мне сверху видно все...
Сзади послышался настигающий стук копыт. Волк отступил еще, прорычал:
- Мы лучше поохотимся... Только разошлись!. Поговорим после.
- Всегда после... - проворчал ворон с неохотой.
Однако оттолкнулся от ветки, та затрещала и пошла к земле, но ком ночи
уже снялся в воздух, пошел в сторону леса, тяжелый как цементовоз. Стук
копыт сменился шагом, сиплый голос воеводы, чем-то похожий на волчий,
проревел за моей спиной:
- Ишь, зверюки... Я такого толстого кабана с крыльями отродясь не
видел.
С ним были принцесса и герцог, в трех шагах остановилась стража.
Принцесса капризно наморщила носик:
- Он с ними разговаривал?
- А что удивительного? - ответил за меня герцог. - Все животные
понимают друг друга.
Воевода нахмурился, старый вояка опасается ссор в походе, но я только
выпрямился, раздвинул плечи и улыбнулся широко и по-варварски беспечно.
Когда такой торс, такая грудь как в латах, а зубы белые и ровные, то лучше
просто пошевелить плечами, а рот открывать пошире, тем самые напоминая, что
у герцога зубы-то серые и кривые.
- Да, - ответил я воеводе, игнорируя остальных. - Мы такие животистые!
Зато с нами едут натуры настолько возвышенные, настолько одухотворенные...
Что, наверное, и за кусты никогда не ходят, а если и ходят, то листья
выбирают пошире и помягче.
Воевода в недоумении вытаращил глаза, перевел взгляд на одухотворенные
натуры, звучно хлопнул себя по лбу:
- Привал!.. Коней не расседлывать!
Я простер длань, чувствуя что похож на того на коне, что на площади
Скобелева:
- Вот в той роще прохлада.
- А тут что, не прохлада?
- Там родник, - добавил я.
Стражи по мановению руки воеводы галопом помчались в рощу. Мы ехали
следом неспешно, а когда там повыгоняли даже зайцев и ежей из засады,
вступили и сами под полог из зеленых ветвей. Воздух оказался не только
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг