Я прокричал через встречный ветер:
- Чего изволить?
- Потрапезовать... Дав и твоему благородному роголобу... или
роголобцу.
- Ага, - крикнул я. - А ты пристроишься так уж, вынужденно?
- А что мне одному остается?
Единорог начал замедлять бег, когда на горизонте возникла небольшая
роща, а через несколько мгновений мы уже въезжали под сень высоких
раскидистых деревьев. С высоты седла я углядел ручей, а волк первым
плюхнулся на бережок, долго и шумно лакал.
Ворон перелетел на самую низкую ветку, та наклонилась еще ниже,
угрожающе потрескивала, а он свесил голову и всматривался в траву:
- А чем бы нам отобедать?.. Кузнечики всякие скачут... их пусть волк
ловит и ест, он и с ними вряд ли справится... а нам с лордом чего-нибудь бы
посущественнее... Эй ты, серость лесная! Ты бы сбегал олешка задрал!
Волк лакал, не отрываясь еще долго, а когда вскинул голову, в желтых
глазах была ярость:
- Я олешка задеру... Но если ты, пернатое, приблизишься к нему, тебе и
кузнечиков жрать больше не придется!
Ворон каркнул обидчиво:
- Уж и пошутить низзя!.. У тебя, серость, только одна извилина, да и
та снаружи.
- Сердце, - прорычал волк. - Главное - сердце! Благородное сердце
ведет и зовет, а всякие там извилины только в услужении.
Единорог уже вломился в заросли, мощная пасть заглатывала сочные
листья вместе с ветками. Стоял хруст, птичьи крики, хруст яичной скорлупы,
треск орехов. Я прошелся по поляне, выбирая для костра место, вытащил
кремень и огниво.
От первого же удара искры посыпались как из-под точильного станка. На
земле вспыхнули мелкие короткие дымки, сразу в трех местах затрепетали
крохотные язычки огня. Спохватившись, что не собрал сухой травы, щепок и
веточек, я бросился вслед за единорогом, собрал сушняку, а когда наконец
вернулся, огоньки терпеливо горели все там же на голой земле, а получив
подкормку, которую уже и не ждали, вгрызлись в ветки как молодые щенята в
сладкие кости, зарычали, пошли расщелкивать с азартом.
Волк вернулся не скоро, мы успели соорудить рогатины для вертела.
Потом сдирали кожу, пластали мясо, вынимали кости, все это называлось
странным словом "свежевали", потом долго и старательно жарили.
Несмотря на все ухищрения, мясо получилось жестковатым. Как ни
манипулировали с горящими углями, все равно корка спеклась до черноты,
обуглилась, а внутри мясо осталось сыроватым, даже выступала кровь. Волк ел
с рычанием, нахваливал, ворон раскаркался от блаженства, только я ел молча,
ибо что бы не говорили о мясе с костра на свежем воздухе, все же никакие
угли не сравнятся с электрическим грилем.
Нажравшись, слегка отдохнули, а когда ощутили себя посвежевшими,
солнце уже склонялось к темнеющему горизонту. В небе сперва поплыли три
огромные бледные луны, затем начали выступать звезды, сперва самые крупные,
затем целые звездные рои.
Волк лег рядом, в желтых глазах странно отражались пляшущие огоньки
костра. Поперечный зрачок пульсировал, попеременно суживаясь чуть ли не до
исчезновения, затем расширясь так, что захватывал все желтое пятно. Ворон
неспешно и важно расхаживал вокруг костра, деловито постукивал клювом по
обломкам костей, как будто после моих или волчьих зубов останется как капля
сладкого мозга.
Внезапно сверху с дерева раздалось хриплое карканье:
- Доблестные герои! Возьмите меня с собой, я пригожусь...
На толстой как железнодорожный рельс ветке сидел, свесив голову,
крупный черный ворон, похожий на глыбу антрацита. Я только успел приподнять
голову, как мимо меня хлестнуло злобно-язвительное:
- Пшел вон, комок перьев!.. Дурак! Без тебя ступить некуда!
Волк и ворон: один рычал, другой каркал, стали настолько похожими, что
я завернулся в одеяло и поспешил закрыть глаза. В бок хорошо и надежно
пригревало, эти двое уже не подерутся, в темноте видят лучше меня... по
крайней мере один из них, только который...
Утром я спрятал обрывок пергамента и больше не доставал: на горизонте
начала подниматься гора, при виде которой сердце мое тревожно застучало. Я
чувствовал как по коже пробежали легкие мурашки.
Волк унесся по росе, за ним остался темный след стряхнутых на землю
капель, ворон тоже, отоспавшись, взлетел аки орел и пошел кругами как
планер, растопырившись и благосклонно позволяя поднимать себя теплому
воздуху.
Мы помчались галопом, не слишком быстрым, потому что я насторожился
при виде первого же человеческого скелета. В густой траве белел череп,
грудная клетка угрожающе топорщилась поотдаль, берцовых костей вообще не
осталось, но и по тому, что я видел, волосы встали на затылке.
Человек был, судя по всему, если не выше меня, то вровень, грудь
пошире, а череп настолько широк и с крохотными отверстиями для глаз под
выступающими навесами надбровных дуг, что я сразу ощутил всю свирепую мощь
питекантропа. Нагнувшись, я зацепил кончиками пальцев череп, но тот
выскользнул из моих пальцев, тяжелый как двухпудовая гиря. Я успел увидеть,
что внутри черепа либо пусто, либо совсем мало места для мозга. Такая кость
может выдерживать удары хоть булавой, хоть палицей, даже меч рассечет
только кожу, а дальше не разрубит. Череп не составной, как у всех людей, а
литой, как у настоящего героя, что благодаря таким уникальным данным
отважно только вперед, рубит и сокрушает, не терзаясь сомнениями, не
отвлекаясь на мелкие царапины, раны и жалкие вопли.
Зеленая трава уступила место жухлой, чахлой, а земля пошла сухая,
потрескавшаяся от зноя. Сама трава торчала мелкая и злая, с острыми или
колючими стеблями. Белые кости попадались все чаще. Сперва разбросанные,
растасканные зверьем, потом начали встречаться и цельные человеческие
скелеты. Иногда в истлевшей одежде, трижды мы встретили в доспехах. У всех
троих панцири побиты настолько, что понятно, почему на трупах: мародеры
просто побрезговали доспехами, годными после перековки разве что на
подковы.
Ворон часто улетал вперед, возвращался не то, что отяжелевший, но
какой-то благодушный, а если не успевал потереть о ветку свой носорожий
рог, который у него служит клювом, я замечал на блестящей поверхности
остатки слизи.
Потом мы встретили целый отряд павших, даже волк рыкнул в сторону
ворона. Погибли мужики вроде бы совсем недавно, кровь едва-едва успела
свернуться, но на молодых безусых лица страшно и грубо пламенели пустые
глазные впадины. Кто выдолбил так умело, я спрашиваться не стал.
- Какая злая сила их скосила? - пробормотал я. - Враг силен...
Ворон нахохлился, слишком сытый, чтобы вступать в дискуссии, а волк
несся рядом с конем красивыми ровными прыжками, рыкнул, не поворачивая
головы:
- Ты великий мудрец!
- Я? - спросил я несколько озадаченно, но польщено. - Это конечно,
да... несомненно, но ты... откуда ты решил?
Волк явно хотел унестись вперед, но пересилил себя, буркнул:
- Да сразу так определил...
- Что?
- Что скосила злая сила. Наверное, если бы побила добрая, то лежали бы
иначе? С перекошенными рылами, оскаленными зубами, вытаращенными в
смертельном ужасе глазами...
Я открыл и закрыл рот. Для меня было само собой разумеющимся, что
положительные герои и все те, кто на их стороне, мрут красиво и с
возвышенными словами, а злодеи - гадко и в отвратительных корчах, застывая
с выпученными как у жаб глазами.
Павшие лежали в героических позах, сжимая обломки копий и мечей. Лиц
уже не различал, далеко, но железные доспехи блестели под лунным светом
тускло и торжественно, посеченные, залитые кровью, но очень странно, что
победитель не подобрал мечи, ножи, топоры, не снял с павших доспехи - пусть
поврежденное, но годные в починку, а если и не в починку, то на перековку в
нужную в хозяйстве вещь...
Какую, мелькнула мысль. На подковы? Но я пока что не видел ни одного
селения, где пахали бы землю, сеяли хлеб, убирали сено, пасли стада, чтобы
девочка гнала длинной хворостиной на пруд стадо гусей, а те гоготали и
норовили свернуть на тропку к лесному озеру.
- Вон там! - рыкнул волк, и мои смутные мысли смахнуло как клочья
сырого тумана свежим ветром. Волк ускорил прыжки, потом, опомнившись, так
же внезапно перешел на шаг и остановился вовсе. Я натянул поводья, едва не
разодрав единорожью пасть.
Каменистая равнина в двух верстах впереди с размаха расшибалась об
отвесную гору, перегородившую мир. Массивная серая плита, поставленная
стоймя, вершиной царапала облака, а вправо и влево уходила за горизонт.
Стену испещрили темные и багровые прожилки, отчего казалось, что по ней
непрестанно стекает кровь гигантского животного.
По голове меня шарахнуло жесткими перьями. Твердые когтистые мослы
отпихнулись с такой силой, словно это пернатое прыгнуло до облаков, не
раскрывая крыльев, Меня вдавило в седло, единорог зло фыркнул. Волк сел
по-собачьи, вскинул морду к луне. Черные ноздри часто раздувались, внутри
блестело влажным.
- Пахнет жильем, - сообщил он наконец. - Много жилья!..
В неподвижном чистом воздухе поблескивало, словно лунный свет
отражался на крылышках эльфов, есть же среди них и совсем мелкие породы,
как бывают, к примеру, муравьи крупные и муравьи совсем мелкие. Мои ноздри
наконец начали улавливать чужой тревожащий запах, но тут в ночи захлопали
крылья, мелькнула темная тень.
Я напрягся, но ворон углядел вблизи торчащий как чертов палец камень,
рухнул, я слышал жутковатый скрип когтей, словно ножом поскребли по
сковороде, крылья хлопнули пару раз, в мою сторону обратился красный как
вишня глаз.
- Там вход!..
Волк рыкнул ревниво:
- Это знаем. Чуть левее, если взять от этого камня.
Ворон отдышался, прокаркал хрипло:
- Но я заглядывал вовнутрь!
- И как далеко? - поинтересовался волк.
- Достаточно!
Волк прорычал насмешливо:
- Понятно... Мой лорд, если мы что-то хотим узнать в самом деле, надо
ехать. А это, которое в перьях, пусть пока отдыхает. Такое пузо таскать!
Копыта стучали звонко, но теперь мне слышался лязг мечей, стук
костяных рогов, удары боевых топоров по щитам и шлемам, а холодный воздух
ночи холодил кровь и обращал ее в мелкие стучащие кристаллики льда.
Стена разрасталась, заняла половину неба. Затем звезды исчезли, мы
почти уперлись в залитую мертвенным лунным светом гору, срезанную с этой
стороны как гигантским мечом.
В холодном воздухе плыли струи теплого воздуха. Я ощутил запах теплых
тел, свалявшейся шерсти, испражнений, из чего понял с еще большим холодком,
что пещера ведет в глубины настолько дальние, что оттуда чудища даже не
выбегают из присущей каждому зверю чистоплотности.
Захлопали крылья, сверху злорадно каркнуло:
- А я первый заметил!.. Я первый!
Волк прорычал:
- Я тоже чую... уже давно. Там левее должна была большая нора. Или
даже вход в пещеру. Я проведу тебя, мой лорд!
Хриплый голос заорал:
- Нет я поведу! Я первый заметил!
- А я первым нашел!
Под моими коленями начало подрагивать. Я не знал, то ли единорог
начинает трястись, то ли с моими ногами что-то не так, но лучше бы с этой
рогатой лошадью, герою не пристало выказывать даже сомнение в полной и
абсолютной.
Мы ехали вдоль стены, что вырастала из земли под прямым углом, а то и
под точкой кипения, я пугливо задирал голову, если оттуда сорвется глыба,
да еще с самой вершины, а тут еще это услужливое пернатое распорхалось, то
мои роскошные волосы героя точно испортит...
- Вот оно!
Два голоса, рык и карк, слились в одно, даже единорог что-то хрюкнул,
попрядал ушами, словно пчела в хореографическом танце, сообщающая о запасах
меда.
Я осторожно пустил коня вдоль каменной плиты, упершейся в небо. Вся
вздыбленная стена залита неживым светом упырей, а впереди зияет сплошная
чернота то ли провала, то ли входа. Конь вздрагивал, все-таки это его
трясет, я сцепил зубы и заставил Рогача приблизиться к черноте.
Из глубины выкатывались волны теплого нечистого воздуха. По моей спине
бегали мурашки. Тот зверь, который внутри нас, предупреждал меня, что в
глубине пещер находится зверь намного крупнее, опаснее.
Над страшным черным входом грубо и страшно темнели рунические знаки.
Если не русские или китайские, то, понятно, рунические. Помня, что в этом
мире я свой, я напряг зрение, через пару мгновений начал улавливать смысл.
Сперва почудилось, что там обязательно будет "Забудь надежду, всяк
входящий", но в мозгу отпечатались два странных слова "Дэн...эн ...кипер",
которые смутно показались знакомыми, и в то же время холодок страха
пробежал по спине, проник во внутренности и залег там тяжелой глыбой льда.
- Ну держись, - проговорил я пересохшим ртом, - дэнжен... кто бы ты ни
был!
Волк взрыкивал, давал последние наставления, ворон суетливо напоминал,
чтобы все сокровища в мешок, в мешок, если не влезет, чтобы притоптал,
только конь фыркал и старался отодвинуться от мрачного входа. Никто из них
в черноту идти со мной не собирался: волк-де обучен бою в условиях леса,
ворону для полета простор нужон, а конь что, пусть даже рогатый, ему рог
для драк за единорожек даден, а не за презренное злато...
- Почему презренное, - пробормотал я. Занемевшие ноги едва удержали, я
постоял, держась за стремя, Кончики пальцев касались теплого конского бока,
я чувствовал как там мелко-мелко дрожит жилка. Храбрый конь, у меня дрожит
вовсе не жилка. Правда, конь остается...
Меч покинул ножны, как мне показалось, с радостью. Сжимая рукоять, я
чувствовал в руках недобрую тяжесть смертельного оружия. В теле снова
появились жилы. Мышцы взыграли, я пошел во тьму неслышным кошачьим шагом,
чуть пригнувшись и выставив перед собой меч.
Глаза привыкали к абсолютной тьме быстро, я когда я еще чуть постоял,
всматриваясь в кромешную черноту, сперва начали плавать лиловые пятна,
потом смутно проступили очертания стен, низкий свод.
Пригибаясь, я медленно двинулся вперед. Ход был достаточно широк,
глаза медленно отвыкают от солнечного дня, потому шажок за шажком, начал
различать достаточно далеко вперед, то ли светящаяся плесень, то ли
радиоактивные крупинки в камне, но я чувствовал себя в сумерках, когда
цвета потеряны, все серое как жизнь в провинции, но видишь достаточно ясно.
Ход расширился, я шел среди двух отвесных стен, а свод поднялся так,
что терялся в темноте. Спина моя с облегчением выпрямилась. В полной тишине
я слышал только звук своих шагов. Подземный мир казался пуст, даже запахи
ослабели, словно меня черти несли в другую сторону.
Поколебавшись, я занес руки на головой, намереваясь сунуть тяжелый меч
в ножны, осточертело нести на вытянутых руках, как вдруг далеко-далеко
раздался щелчок, словно переломилась сухая веточка. Или лопнула тетива.
Я застыл, напряженно вслушивался, а затем ощутил сквозь подошвы, что
каменный массив слегка подрагивает. Все сильнее и сильнее. Издали донесся
тяжелый грохот, я ощутил как по всему туннелю прошла, взвихрив мои волосы,
воздушная волна, словно незримая подушка перед поездом метрополитена.
Глава 15
С глупо раскрытым ртом я стоял и тупо смотрел по сторонам, потом меня
тряхнуло с такой силой, что в глазах мелькнули бабочки. Уже не оглядываясь,
понял, что в мою сторону катится каменный шар размером со слона. Ноги мои
сорвались с места, я помчался по туннелю, что понижался совсем слегка, но
грохот нарастает, каменный пол под ногами дрожит, стены трясутся...
Оглянулся, вместо одного шара несутся два в ряд! На миг почудилось,
что и такое уже видел, но стены мелькали с такой скоростью, что я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг