- Почему бог должен быть обязательно старым и мрачным?.. А,
таким представляют. Ну, тогда посмотри на во-о-он те портреты...
Юлия поняла, что он пытается ускользнуть от разговора о своем
недомогании и о странно появившемся госте. Подняла взгляд на
раскрытую дверь в комнату. В широкий проем видна стена, портреты в
массивных рамах идут нескончаемой чередой, не все персонажи с
длинными седыми бородами, но все величественные, важные, отцы нации,
мудрые и всепонимающие отцы...
- И кто они?
- Этот величавый старец с мудрый взором, - сказал Олег, - вовсе
не был таким, когда в двадцать четыре года сформулировал свою теорию
относительности. Правда, говорят, он ее целиком или частью спер у
француза Пуанкаре... Да и второй мудрый старец не был им, когда
бравым артиллерийским офицером, дуэлянтом и картежником писал
"Севастопольские рассказы"... Даже этот парень, который у тебя на
кресте, - какая скверная штамповка, - в свои так называемые скрытые
годы... ну, до тридцати лет, когда вдруг стал пророком, знаешь кем
побывал? Нет, лучше не знать... Слабые души, а их большинство, могут
впасть в искушение...
- Искушение?
- Ну да. Найти оправдания для своих... для себя, словом.
- А кем он... был?
- Нет, обойдешься... Ведь зачем из жизней великих убираются эти
житейские мелочи? Зачем на портретах такие величавые, что помереть
со смеху тем, кто их знавал в жизни? Потому что человечек легче
катится вниз, чем карабкается вверх. Брякни толпе в сто человек, что
Некрасов был бабник и картежник, так все возликуют: ага, и этот
такой же, как и мы! Только двое из этих ста призадумаются: ежели он
пил да по бабам, но стал таким великим, то, может, и нам попытаться
сделать что-то нужное для общества? Остальные девяносто восемь
запьют еще больше: классики пили, и нам можно...
- Понятно, - пробормотала она, засыпанная до кончиков ушей
такой лавиной, - но... насчет бога?
Олег скупо улыбнулся:
- Не знаю, стоит ли говорить.... Дело в том, что парняга,
который появился так неожиданно... бог. Ты зашла в комнату, когда он
в носу ковырялся? Все равно он - бог.
Она отшатнулась:
- Олег! Ты мне всякую лапшу на ухи вешал, но это... это уж
чересчур! Бог - это... это... Я даже не знаю, что такое...
Она задохнулась от негодования, закашлялась так, что слезы
брызнули из глаз. Олег легонько постучал по спине, погладил,
чувствуя тихую жалость, когда кончики пальцев пробежали по
выступающим, как у голодного щенка, позвонкам.
- Я тебе скажу, - шепнул он. - Бог - это Творец. Который
сотворил Великое!.. От творцов не требуется, чтобы они творили
ежечасно, ежесекундно. Достаточно сотворить шедевр один раз в жизни.
Эйнштейн всю остальную жизнь - до-о-о-лгую! - ни черта не делал,
только стриг купоны. Но об этом молчим. Почему? Не стоит
разочаровывать обывателя. Обыватель не поймет, ему нужно нечто
сверкающее и незапятнанное. Обыватель не сможет простить
одухотворенной сверкающей балерине страшный позор, что та за
кулисами бежит в туалет, снимает трусики, срет, как простая
грузчица, как просто человек, даже бумажкой подтирает зад... Если
хочешь, вот еще одно определение бога: бог - это тот, кто сумел
создать нечто, намного превосходящее его самого. Создать шедевр,
глядя на который сам изумляется: "Неужели это создал я, обычно такой
тупой и ограниченный?"
Юлия с недоверием посмотрела на веранду. Сквозь тонкую
занавеску видно было две могучие фигуры. Пришелец сиротливо
прижимался плечом к могучему Мраку.
- И что же он... создал?
Олег сказал с досадой:
- Да глупость он создал!.. Сам дурак, дурацкое и создает. Но
что делать, если мир пока только дурацкое понимает и заглатывает?..
Ну, умное тоже воспринимает... иногда, но умное - крупицами, да и то
не весь мир, а отдельные умники, а вот массы... массы слушают нашего
Тарха раскрыв рот!
- Что же он создал? - снова спросила Юлия.
- Песни, - ответил Олег зло. - Просто песни. Без всякого ума и
смысла. Без всякой логики и... Э, черт бы его побрал! Помнишь, я у
тебя что-то намурлыкивал? Привязалось такое, что и за пять тысяч лет
не отвяжется... Так вот этот придурок сочинил ее при мне. Это было
очень давно, мы только-только вышли из Леса...
Юлия с великим почтением повернулась, смотрела неотрывно на
молодого... нет, теперь уже моложавого человека. Мелькнула мысль
попросить автограф.
- Эх, Олег, - прошептала она, - ты правда не понимаешь?.. Его
песни делают людей добрее, лучше. Они меняют людей изнутри. Они не
добавляют ума или знаний... но человек, слушающий его песни, может
бросить автомат и взять в руки твой гребаный учебник математики...
- Фиг он возьмет, - огрызнулся Олег, но в голосе Юлия уловила
колебание.
С веранды послышались шаги. Мрак вел Таргитая, похлопывал,
обнимал, иногда тискал с медвежьей грацией. На кухне усадил за
маленький столик, сел напротив и, навалившись локтями на край, занял
почти половину.
- Ну-ну, давай дальше. А что потом, после мельницы? Я бы
рассказал про свои приключения, да рассказывать нечего. У Олега и то
страстей больше! А вот ты... Где был в последнее время? Что
происходило, что зрел?
Таргитай рассеянно посматривал по сторонам. Чистые голубые
глаза остались такие же ясные, как и в первый день, когда они вышли
из Леса. И лицо такое же детское, в то время, как вон у Олега уже
твердые складки у рта, на лбу глубокая морщина, а от вечного испуга
не осталось и следа.
- Не знаю... Просто бродил. Иногда под ногами горел песок...
только не золотой или серый... а... нет, такого слова не придумано.
Он то как вода, то подобно льду, то... другой раз я плавал как
рыба... но не в воде, а... Олег это умно называет газовыми
гигантами, хотя никаких гигантов я там не зрел... Бывал я на краю
Тьмы... не той тьмы, когда ночь без луны, а большой... когда впереди
ничего... Я летел на волне тьмы, простой тьмы, а та Тьма отступала,
исчезала... Уходил я вовнутрь малого камешка, даже в песчинку, все
глубже и глубже, пока не начинали плясать и дрожать, как
припадочные, малые песчинки... из которых состоит та первая
песчинка... Я зависал в черноте... потом появлялись звезды... такие
махонькие!.. я их мог в горсть набрать сколько угодно... если бы не
были так далеко одна от другой... а потом разбегались все дальше и
дальше... Затем звездочки становились агромадные!.. Я проваливался в
них... пока снова в песчинку... в пустоте... снова звездное небо...
И так много раз!.. Я ви-дел, как звезды рождались из такой малости,
когда одна малая песчинка... ты даже не можешь представить,
насколько малая, сталкивалась с другой, что неслась навстречу... и
тогда вспыхивала такая агромаднейшая звезда, что я даже не знаю... Я
не мог понять, как это получается, ходил обратно, смотрел, как эти
две песчинки, что меньше всяких песчинок, летят навстречу друг
другу.... как лоб в лоб... и как получается такая жаркая звезда, что
сжигает все вокруг... Веришь ли, раз десять ходил обратно смотреть.
Ну, когда песчинки лоб в лоб! Но так и не понял...
Мрак тоже не понял, Таргитай заговаривается или плетет обычную
для дурня дурь, но взглянул на Олега, поежился. Лицо Олега было
смертельно бледным, он смотрел на Таргитая почти со страхом.
Наверное, Олег что-то все-таки понял. Во всяком случае, как был
трусом, так им и остался.
- А нас ты видел? - жадно допытывался Олег. - Нас?
Человечество?.. Ну, огромные космические корабли... э-э...
звездолеты, инолеты... Исполинские строения прямо в космосе... Ну,
дома, понимаешь? Только не дома, и даже не похожие на дома, а...
Мрак перебил:
- Олег, что ты мелешь?..
Олег дернулся:
- А что не так?
- Это же Таргитай, - напомнил Мрак. - Наш Таргитай.
Олег медленно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Да, верно,
это Таргитай. Который в облаках видит сказочные замки, драконов,
прекрасных дев и морских чудищ, но, если ему встретится в космосе
прекрасный звездолет - вершина технической мощи землян или
внеземлян, он не отличит его от обломка астероида.
- Он ходил далеко вперед, - напомнил Мрак. - Я не знаю, что
это... но вперед - это не назад. Значит, впереди у нас что-то есть.
И немало. А значит - подними голову!
Его огромная лапа дотянулась до Таргитая через стол, ласково
шлепнула по плечу. Олег подошел сзади, положил ладони на плечи их
дударя, которого то любили, то готовы были разорвать в клочья, но за
которого шли в огонь и в воду. Как не раз шел он ради них.
Внезапно Таргитай насторожился. По чистому румяному лицу прошла
волна, словно колыхнулось отражение в воде. Синие детские глаза
потемнели, стали лиловыми, затем красными, ярко-желтыми, снова
вернулись к небесно-синему цвету.
- Оснегозе... - сорвалось с его губ. - Оснепризение?..
Больно... Почему мне больно?.. Что не так?.. Почему?.. Как, чтоб не
больно...
Его тело деформировалось, превратилось в мраморное, затем - без
перехода - на его месте вспыхнул чадящий огонь. Олег успел
рассмотреть внизу широкое медное кольцо, толстое и темное, неведомые
письмена по ободку, тут же с невероятной скоростью он превращался то
в сгусток тьмы, то в красный свет, за долю секунды он успел
трансформироваться в сотни тысяч обличий, но вот снова в
человеческом облике, только по его телу и одежде мерцают звезды, а
рука вытянулась через всю кухню, прошла сквозь стену, исчезла...
После долгой мучительной минуты, когда все сидели застывшие,
страшась шелохнуться, дохнуть, Таргитай внезапно стал обычным
Таргитаем, зачем-то поспешно сдвинулся вместе со стульчиком в
сторону, улыбнулся немножко растерянно:
- Чего вы все такие надутые?.. Я что-то не так сказал?
Все молчали, Мрак нашелся первым:
- Да нет, все так. Тебе что, кольнуло что-то?
- Ага, - сказал Таргитай смущенно. - А ты откуда знаешь?.. Даже
неудобно, в каком месте. Но не успел я почесаться, как все исчезло.
Наверное, Лена иголку обронила, когда Мраку портки чинила.
Олег стиснул зубы. Он боялся даже представить, хоть на краткий
миг, какую занозу выдернул Тарх. Вспыхнула сверхзвезда, обожгла?..
Слишком мелко... Вспыхнула, взорвалась галактика из трехсот
миллиардов звезд?.. Или же из Ничто вторглось нечто, начало рушить
пространство-время... Что-то произошло заметное, заставившее лапнуть
место, куда впилась заноза...
- Много непривычного видел? - спросил Олег осторожно. - Ну,
такого, что для песен...
Таргитай оживился:
- Непривычного? Да, много!.. К примеру, когда становишься
совсем маленьким... ну, не маленьким, а мелким, но... смехота,
правда!.. Помнишь, мы снежки лепили?.. Схватишь снега в обе ладони,
сминаешь в шар размером с волчью голову, потом уминаешь до размеров
яблока, потом давишь и давишь, пока не уплотнится до размеров
ореха!.. Снега столько же, но только теперь снежок уже не снежок, а
ледышка!.. Если шарахнешь со всей дури... я помню, как ты меня
однажды... Так вот ухватишь звезду... агромадную!.. лепишь ее как
снежок, она все уменьшается, уменьшается... куда больше, чем если бы
из снега!.. Жмешь, пока вся не в маковое зернышко!.. Но весит
столько же... А я, бывало, нырну в нее, там все плотно-плотно, так
вот я нырну в это плотно, пока эти дрожащие комочки не повиснут в
черноте... Я все вовнутрь, вовнутрь, лезу и лезу... потом вдруг
появляются искорки, растут, каждая превращается в горячие лепешки...
Те летят, будто кто их расшвырял... а когда начнешь всматриваться в
лепешки, оказывается... не поверишь!.. все они из мириадов звезд!..
Этих звезд больше, чем муравьев во всех наших лесах!..
От плиты пошла таранной стеной волна ароматов жареного мяса.
Юлия, разрумянившаяся, с мелкими капельками на верхней губе,
вытащила на листе из духовки нечто коричневое, огромное, истекающее
янтарным соком...
- Гусь! - воскликнул Таргитай по-детски. - На углях, как и
тогда... Как здорово!
Юлия смолчала, что навороченная жаровня с микрокомпьютерами не
совсем угли от костра, ее руки деловито разделывали сочную тушку,
нож блестел, струйки ароматного запаха вырывались с такой силой, что
мелкие капельки заблестели даже на ее щеках.
Затем Юлия увидела, как едят гуся люди из Леса. Жадно,
счастливо, самозабвенно, с костями, потрохами, которые приготовила
отдельно и вложила в тушку вместе с обжаренной гречневой кашей.
Через мгновение, заполненное треском костей, сопения и
чавканья, в тарелках остался только яркий свет люстры. Мрак с
недоумением огляделся:
- А где еда?
- Подаю, - ответила Юлия. - Поглотай слюни одну минутку!
Елена по ее знаку начала таскать на стол ветчину, окорока,
шейку, буженину, все это исчезало, как в пламени лесного пожара, а
Юлия поставила электрогриль на ускоренный режим, запекла еще одного
гуся, спохватилась, изготовила огромные отбивные, со злым
удовлетворением начала замечать, как челюсти мужчин двигаются все
медленнее, ремни распускаются шире, а волчий блеск глаз сменяется
сытым довольством.
Глава 48
Елена шепотом сообщила, что во всех трех холодильниках не
обнаружила ни бутылки вина, не говоря уже о коньяке, водке или
виски.
- Они еще и не курят, - так же шепотом ответила Юлия. -
Заметила?
- Еще бы, - прошептала Елена. - У меня ухи пухнут без курева,
но не могу же я... если даже Мрак, такой огромный, и то не курит!
- Тащи на стол соки, - распорядилась Юлия.
После ужина перешли в большую гостиную. Юлия поглядывала на
Таргитая со страхом и жалостью. В то время как Олег, которому "с
женщинами не везло", и Мрак, который с ними не умел находить общий
язык, все же сейчас с женщинами... надо сказать, хорошенькими, Мрак
вон вовсе лег и положил голову Елене на колени, та чешет ему
лохматую голову, чистит уши, он блаженно хрюкает, а вот Таргитай...
который, по рассказам Олега и Мрака - наверняка пристрастным! -
всегда был увешан бабами, сейчас сидит на непомерно длинном диване
такой одинокий и жалобный...
Словно какая-то месть, подумала она сочувствующе. Одно дали,
другое отняли.
Таргитай со вздохом поднялся. В синих, как дневное небо над
пустыней, глазах была тоска.
- Надо идти...
- Тарх, - сказал Мрак внезапно, - давай с нами, а? Как прежде?
Таргитай удивился:
- А я с вами... Олег, ты зря тогда ту нейтронную... Нельзя
было! Нельзя. Да ты и сам...
Он отступил, от него пошел чистый свет, какого не существовало
в природе. Мрак протянул к нему руку, все услышали, как с губ
Таргитая сорвалось:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг