Шадрины.
А Россоха в глазах Олега прочел, что хоть старые родоплеменные
связи и нарушены, но все же человек жаждет принадлежать к племени.
Будь это город, вуз, улица или полк в армии. С ними он как бы в
родстве, чует к ним тепло, гордится их успехами. Старое не уходит,
только меняет шкуру... Так что "Башню-два" строить рановато. Многое
еще рановато, но делается, однако "Башня-два" - чересчур...
Не понимая их взглядов, Юлия рассерженно вырубила ящик вовсе. В
наступившей тишине Олег выбрал из всех деликатесов огромное яблоко,
с хрустом вонзил зубы. Брызнули капельки сока. Россоха умело
накладывал палочкой жареные ломтики мяса.
- Ты не стал вегетарианцем?
- Что-то требует яблока, - буркнул Олег.
Россоха вскинул седые, словно запорошенные инеем, брови.
- Вот как? Ты никогда не прислушивался к себе.
- Приходится, - ответил Олег с досадой.
Глаза Россохи изучали его внимательно, но с печалью.
- Давно это у тебя?
- Недавно.
- А не... прости, а не такое же... не того же порядка, что и у
меня с часами?
Лицо Олега посуровело, взгляд словно бы ушел вовнутрь, а голос
стал хриплым, будто и сейчас сдерживал приступ боли.
- Толчок дали мы, но теперь мир и без нас меняется
стремительно. Многие из нас, которые раньше вели, становятся
ведомыми. Иные, не выдержав бега, отстают вовсе, гибнут...
Юлия не понимала странных разговоров, ела тихонько и молча, но
гребла на свою тарелку из всех блюд, пожирала, как лесной пожар, и
нагребала еще.
Да, ответил Россоха взглядом, и Олег прекрасно понял язык
мимики. Кто-то из отставших гибнет от старости, кто-то от болезней,
хотя не знал их тысячи лет, кто-то влезает в глупейшие акции по
переселению тюленей из Баренцева моря в Саргассово и гибнет по
дороге...
Юлия протянула руку:
- Кто мне подаст вон то блюдо?.. Честно говоря, я сама не знаю,
что это за маленькие фиговинки, как говорит Олег. Роман, вы тоже
такой же бандит, как и Олег?
- Бандит? - удивился Россоха.
- Ну да, - ответила она с невинной улыбкой. - Раз он к вам
пришел, значит, вам доверяет. Вы тоже давите, душите, режете,
убиваете?.. Надеюсь, хоть на стороне справедливости?
Россоха удивился еще больше:
- Справедливости?
- Ну да, - объяснила она. - На стороне законности. На стороне
Добра, наконец!
Россоха застыл с вилкой в руке. На зубчиках исходил янтарными
пузырьками жареный ломтик мяса. Капельки медленно поползли по
металлу на пальцы.
- Добро, - проговорил он медленно. - Зло... Сколько живу,
столько слышу это, порожденное леностью ума: борьба Света и Тьмы,
борьба Закона и Хаоса, Добра и Зла... Ха, как будто находится на
свете придурок, который заявляет, что он-де борется за победу Зла!..
Представляете, как это стало бы удобно? Где-то в определенном месте
собираются отвратительные рожи... к тому же перекошенные ненавистью
и... ага, испещренные пороками, обязательно - низкими пороками,
представляете?.. на их знамени написано крупными буквами: "ЗЛО", и
вот они наступают, неся это самое Зло. Правда, ни они сами не могут
объяснить, что же они такое будут с этим Злом делать, да и
противники, то есть сторона Добра не в состоянии проблеять, против
чего же они борются. Супротив Зла - понятно, но что это Зло творит?
Какие его действия?
Юлия сидела, опустив глаза в тарелку. Олег толкнул ее локтем:
- Ты чего?.. Это он не в тебя камни бросает.
- Не в тебя же, - буркнула она.
- Как раз в меня, - ответил он серьезно. - Просто он такой
деликатный. Издали подводит к тому, что я, возможно, не совсем прав.
Она вскинула голову, посмотрела на Россоху, на Олега:
- Что, надо было дать себя убить?
- Нет, дать построить "Башню-два".
После обеда, как настоящие мужчины, они оставили женщину делать
то, что, по их мнению, она только и умеет: убирать со стола грязную
посуду, а сами изволили удалиться. Юлия видела через распахнутую
дверь, как Россоха сел за комп. От экрана на его красивое
благородное лицо упал бледный свет, четче обозначились глубокие
морщины, многоярусные мешки под глазами, мясистый нос, торчащие из
ноздрей седые волосы. Ей даже показалось, что они шевелятся, как
щупальца актинии в поисках добычи.
Олег некоторое время потоптался с ним рядом, прошелся вдоль
охотничьих трофеев, побродил по комнате несколько минут бесцельно,
так показалось Юлии, затем его могучая фигура показалась на пороге.
Она покорно дала себя обнять за плечи.
По эту сторону дома дорожка опускалась прямо в озеро. Сквозь
прозрачную воду видны были аккуратно уложенные плитки, что уходили
дальше и дальше, в глубину, словно хозяин иногда уходил ночевать под
водой. В двух шагах от кромки неподвижной воды лежало громадное
старое бревно с облупившейся корой, гладкое, как круто сваренное и
очищенное от кожуры яичко.
Ни он, ни Юлия не видели, что Россоха, оглянувшись, быстро
вывел на экране другую панель, быстро простучал по клавишам,
дождался ответа, снова быстро-быстро набрал длинный шифр, а когда
мигнул огонек соединения, наклонился к встроенному микрофону и
бросил несколько коротких фраз.
Глава 19
Некоторое время сидели на бревне молча. Плечи соприкасались,
Юлия чувствовала жар его сильного тела. Она прикидывала, лечь ли ему
на колени - мужчинам это нравится, у них сразу начинает усиленно
работать фантазия в одном направлении - или же пусть он положит
голову ей на колени - в этом случае она сможет ему чесать голову и
уши, все животные это обожают, к тому же ее грудь снизу выглядит
вообще бесподобной...
Олег тяжело вздохнул:
- Ладно, Россоха прав. Ты умная и сильная. Тебе можно
рассказать все.
Юлия подавила вздох разочарования, сделала понимающее лицо,
кивнула. Некоторое время молча смотрела на тихое озеро. Затем,
понимая, что она должна спрашивать, сказала негромко:
- Так кто же ты?
- Такой же человек, - ответил он с готовностью, словно полгода
репетировал ответ, - как и ты. Ничего особенного. Я уже говорил, что
сейчас даже правительства стран не имеют такой власти, как всякие
там транснациональные компании, международные банки...
- Наркокартели, - добавила она. - Это я уже поняла. Ты кто? На
наркодельца не очень похож...
- А на кого? - полюбопытствовал он.
- Ну... Ты чуточку поблагороднее. С виду, конечно.
Он усмехнулся:
- Не знаю, приложимо ли это слово к нам. Нет, мы конечно же
считаем себя образцом благородства... хотя не все, понятно, но наша
деятельность настолько непривычна и шокирующа, что я бы не рискнул
проводить опрос на улице...
Она зябко повела плечами. Свежестью дохнуло то ли от озера, то
ли от его тела пошло ощущение угрозы.
- Да ладно тебе, - ответила она тихо. - Все знают, что вы там в
своих тайных службах режете, душите и пытаете всех и друг друга! Все
знают, все привыкли. И что в других странах тоже убиваете
противников, пытаете, режете, душите...
Олег смотрел на поверхность озера, но внутренним взором следил
за ее лицом. Страшная ночь... или две?.. не изгладились из ее
памяти, но ее психика упорно затаптывает жуткие и оскорбительные
воспоминания вглубь, а побледневшее и с заметными кровоподтеками
лицо по-прежнему чистое и невинное, по радужной оболочке глаз виден
запас здоровья на долгие-долгие годы. Это настоящая, здоровая,
сильная, живучая женщина среди миллионов больных, изнеженных,
слабых, болезненных, неустойчивых, беспомощных...
Да, он помнит, как с таким же любопытством и интересом смотрели
молодые девушки, когда на помостах вешали разбойников, рубили головы
смутьянам, а особо опасных врагов четвертовали... Щечки оставались
румяными, а голоса щебечущими, когда они проходили между рядами
посаженных на колья воров... Эти - выжили и дали потомство, которое
сейчас правит миром. Изнеженные цветы - завяли.
- Не совсем то, - ответил он. - Есть еще хуже... Точнее,
непривычнее. Словом, есть некая наднациональная структура, как
теперь говорят. Обладает большой властью и возможностями. Ее люди
внедрены во все властные структуры мира, как в финансовые, военные,
масс-медиа и прочее-прочее. Возглавляет ее Совет Тайных... Это и
есть наша организация. Можно даже с большой буквы - Организация. Мы
беремся решать те проблемы, которые не решается даже упомянуть вслух
правительство, любое правительство, из боязни... ну, из боязни!
- Ни фига себе, - сказала она. Теперь, когда он явно не
собирался класть голову ей на колени, она ощутила некоторый интерес
к разговору. - Значит, вы считаете себя настолько крутыми, что
правительства всех стран для вас вроде кур на дороге под колесами
ваших автомобилей?
Он сказал:
- Зачем же так? Вон группка зеленых берется спасать пингвинов,
которых не спасает правительство. Значит ли это, что зеленые круче?
Мы тоже беремся решать проблемы, о которых все знают, но... стыдливо
закрывают глаза. Даже когда понимают, что в таком виде цивилизация
обречена. И вот-вот рухнет. Но проклятые "права человека", умело вам
навязанные, оказались настолько крепкими, что...
Он раздраженно умолк. Она спросила осторожно:
- Какие такие проблемы?
Он явно мялся, не решаясь что-то сказать. Она ощутила, что
деятельность их Организации, судя по его смущению, в самом деле вряд
ли пользовалась бы одобрением у большинства людей.
- Возьмем, для примера, - сказал он, - такую проблему... Раньше
женщина рожала с десяток детей, а то и больше. Словом, всю жизнь
рожала. Когда десять, а когда и двадцать. Я не говорю, что это
хорошо или плохо! Просто мир был другим, противозачаточных не знали,
женщина всякий раз рожала... Пятеро из таких детей мерло еще до
годовалого возраста. Еще пятеро - не достигнув пятнадцати лет. В
половую зрелость таким образом входили только совершенно здоровые,
иммунные ко всем болезням люди. С их детьми история повторялась...
Но вот пришла наша великолепная медицина. Сама по себе медицина...
просто медицина. Она точно так же может отбирать детей здоровых, а
нездоровых... А-а-а, уже морщишься? Так вот, сейчас нынешняя мораль
велит сохранять жизнь любому больному, дебилу, уроду. Медицина,
послушный инструмент нашей морали, сохраняет. Уже треть населения
планеты состоит из больных и умственно неполноценных. А размножаются
они быстрее здоровых: делать-то больше нечего, а пособия выплачивают
о-го-го какие! Здоровые завидуют. Не такая бы и беда, если бы
размножались только среди своих! Увы, вступают в брак и с
полноценными людьми, внося больные гены в общих детей. Сейчас
человечество на той опасной грани, когда генетический аппарат
настолько загажен болезнями, что вот-вот возврат к здоровью станет
невозможным. И что же? Все руководители стран это знают. И все
ученые. Но... молчат. Потому что заикнуться о евгенике - это
прослыть фашистом, мракобесом, человеконенавистником... слово-то
какое! Что делается во вред человечеству, то объявлено любовью "к
каждому отдельному человеку", а в чем в самом деле спасение
человечества, то это именуется че-ло-ве-ко-не-на-ви-стни-че-ством!
Она спросила язвительно:
- Потому вы, такие добренькие "вообще", готовы делать то, за
что не берется ни одно цивилизованное правительство?
Он мирно усмехнулся:
- А нам не нужны голоса избирателей. Голоса рядовых
избирателей.
- У тебя странная индосинкразия к рядовым!
- Рядовым не нужны звезды, - ответил он серьезно. - Рядовым
нужен свой огородик. А голос рядового, увы, почему-то приравнен к
голосу нерядового. Но рядовых везде больше... Так любой правитель,
как бы ни хотел к звездам, будет издавать законы об улучшении
огородиков, дабы не растерять голоса. Править миром должен тот, кто
не зависит от благорасположения извозчиков и слесарей. К этому,
кстати, и двигается мир, но медленно, медленно...
Она не поняла, что он имел в виду, потому и спросила, как может
спросить женщина, которая изо всех сил показывает, что она без
всяких там комплексов:
- Что ты имеешь в виду?
- Не столько мудрости недостает, - сказал он невесело, - как
смелости. Человек по природе своей - конформист. Все неконформисты
были изгнаны еще в пещерное время, где и погибли в лапах саблезубых
и пещерных. Оставались только те, кто... уживался. Так
сформировалось общество. Из уживчивых! Но беда уживчивых, что им
очень легко навязать любую идею, любые взгляды, любое поведение...
если доказать, что это на пользу общества. Сейчас из-за таких
человечество уже страдает...
Она спросила живо:
- А кто навязал?
Он отвел глаза, голос стал угрюмым:
- Да мы и навязали. Не сейчас, давно... Наше тайное общество
насчитывает тысячи лет.
Она радостно подскочила, глаза заблестели как звезды.
- Я всегда верила, что существуют эти... теософские знания!
Древняя мудрость, раскопки Атлантиды, инопланетяне, магия
гиксосов... Масоны клянутся, что их обществу две тысячи лет, правда?
А всякие там розенкрейцеры...
Он поморщился, но голос оставался мягким.
- Правда? Гм... Нужно было увеличить народонаселение... ну,
наши расчеты показали, что без определенного количества народа
технологический рост сильно затруднен... Пошли самым простым и
коротким путем: сделали ставку на трусость. Провели мощную
пропагандистскую кампанию: мол, это не трусость, а естественная
реакция организма, стыдиться не надо. Внушали, что человеческая
жизнь - самое ценное на свете, для ее сохранения ничего не жалко.
Можно даже поступиться честью, достоинством. Помню, дурни
радовались, что так быстро и легко внедряется эта идея в жизнь...
Забыли, что с горы катиться легче, чем карабкаться на гору! Сейчас
начали расхлебывать эти последствия: медицина спасает жизнь дебилам,
стариков десятилетиями держит на искусственном питании с
принудительной вентиляцией легких, не давая спокойно и с
достоинством уйти в мир иной...
Она насторожилась, на ее лице появилось неприятное выражение.
- Ты о чем?
Он невесело усмехнулся:
- Вот-вот. Для тебя это тоже аксиома: главная ценность - жизнь!
Любая. Даже жизнь преступника. Дошло до нелепости: сохраняются жизни
рожденным полными идиотами, уродами, двухголовыми... Идею, которую
мы забросили в мир, гипертрофировали... А ведь для выживания вида
человек должен быть способен отдать жизнь за идею, за честь. Офицер,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг