Женщина лишь чуть скосила глаза, чаша в ее руках не дрогнула. Томас с
сомнением посмотрел на цепи, скованные невесть из какого металла, если это
металл, ибо похоже скорее на паутину, если можно вообразить паука размером
с корову. Будь цепи булатные, этот рыжий сам давно бы порвал, понятно. Вот
какое сложение. Да и кто бы не порвал...
-- Если порву,-- спросил Олег с сомнением,-- что будешь делать, Локи?
-- Отомщу,-- прохрипел рыжеволосый.-- Я им всем отомщу страшно!
Женщина осторожно убрала чашу и, держа на вытянутых руках, опрометью
бросилась к дальней стене. Из пасти змеи черная капля упала на голову
прикованного. Локи рванулся, взвыл, забился с судорогах, закричал. Томас
видел, как молниеносно меняются выражения боли, ненависти, страдания,
жажды отомстить, сокрушить, уничтожить...
Еще две капли успели упасть на мокрые волосы, женщина вернулась
бегом, торопливо подставила чашу под четвертую каплю, успев подхватить на
лету в последний миг железным краем. Томас присел на корточки, оглушенный
ревом, неистовым криком, в котором жажды мести было больше, чем страданий.
-- Ты видишь? -- вскричал Локи.-- Видишь, что сделали?
-- Мерзавцы,-- выругался Олег.
-- Освободи!
-- Ты еще не остыл,-- сказал Олег сожалеюще.-- Ты сам был не совсем
прав... Зачем Бальдра убил?.. Ну не ты, а кто стрелу слепца направил? За
эти тыщи лет мог бы и одуматься. Ну, не раскаяться, это чересчур
по-христиански, есть теперь наверху такая рабская вера, а как бы
одуматься, перестать думать о таких мелочах, как убить кого-то,
обворовать... пусть даже верховных богов, выманить сокровища...
Локи рванулся, каменная стена затряслась, а земля по ногами дрогнула.
Голос прикованного был страшен:
-- Это тебя всегда мотало, как собачий хвост, из стороны в сторону! А
мужчина, бог он или человек, не меняется!
Олег отступил на шаг. Томас чувствовал, как в голосе калики
проскользнуло сожаление:
-- Ну, тогда виси. Я живу в мире, который жаждешь сжечь в Рагнареке.
Если это и случится, то не я ускорю конец света.
Он поспешно пошел прочь. Страшный крик ударил в спину с такой силой,
что Томаса швырнуло вдоль стены:
-- А ты? Вспомни, что сам творил?.. Во что превратился, рыжий?
Оглушенный Томас смутно слышал, как оскорбленный Олег пробурчал
что-то вроде "сам рыжий" или "от рыжего слышу", затем выступ скалы скрыл
их. Томас смутно догадывался, что женщина невольно подсказала им дорогу:
страшный яд за столетия, если не больше, прожег каменные стены.
Он сказал дрогнувшим голосом:
-- Чудится мне, что она это проделывает долго.
-- Не то чудно,-- буркнул калика, не оборачиваясь,-- а что женщина!
Пес, что лизал цепь Амирани -- понятно, но пес -- человек преданный...
Томас оскорблено смолчал.
Глава 13
Олег потянул воздух носом, остановился. Томас тоже быстро огляделся.
В горячем воздухе, полном запахов серы и горящей смолы, появился другой
запах, странно знакомый. Тут же исчез, но калика поднял палец, повертел
головой, быстро пошел между скалами.
Томас, боясь привлечь внимание грохотом железных подошв, крался почти
на цыпочках, от чего заныли мышцы голени так, что едва не вскрикнул от
внезапной судороги. Запах появился снова, даже не запах, а аромат, так бы
его назвал Томас, исчез, сдвинутый волной воздуха, но калика уже шагал
уверенно, и когда Томас услышал запах в третий раз, тот уже не исчезал,
становился крепче, как запах старого вина.
Калика остановился, Томас едва не столкнул его с уступа. Чуть ниже,
едва не касаясь темными панцирями подошв калики, пробегали быстрые,
блестящие, как уголь на изломе, тела. Длинные сяжки нацелено щупают
воздух, шесть сильных ног несут быстро и ловко, а предостерегающе
разведенные челюсти грозят неприятностями всякому, даже черту, это Томас
понял с холодком по спине.
У муравьев, что бежали справа налево, в жвалах было пусто, лишь
острые зазубрины блестели хищно и угрожающе, а несли обратно уже знакомые
Томасу блестящие комки. Сердце учащенно заколотилось, в крупных комьях,
размером с человечью голову, сразу выхватил взглядом тусклый блеск, из-за
которого крестоносное войско можно было заставить снять осаду с одного
города и бросить на другой.
Олег оглянулся, в зеленых глазах блеснула злость:
-- Если и сейчас кинешься выколупывать этот презренный металл...
Томас судорожно сглотнул, глаза как прикипели к мелькающим
самородкам, каждый с голубиное яйцо, а таких в каждом комке по несколько
штук:
-- Что ты, что ты... Просто приятно увидеть этих зверюк!
-- Да ну,-- буркнул Олег саркастически.-- То-то в прошлый раз
надрожался...
-- Так то там, наверху. А здесь, в сравнении, это же просто зайчики.
Олег не слушал, уходил быстро, Томас почти не отставал, а когда
навстречу потянуло прохладным воздухом, сперва не поверил, ад горазд на
обманы, но становилось прохладнее в самом деле. Калика вдвинулся в новую
щель, шел с оглядкой, и Томас, изнывая от липкой жары, ринулся навстречу
прохладе.
Стены резко ушли в стороны. Впереди открылся блистающий лед. Если и
проникал сверху слабый лучик лунного света, то здесь дробился в сотнях
глыб, переламывался, отражался, и все пространство было залито холодным
мертвенным светом. Глыбы льда стояли ровными рядами, иные лежали, но всюду
вместо привычного Томасу камня блестел лед.
Он с наслаждением вдохнул всей грудью, поперхнулся, закашлялся:
-- Наконец-то! Клочок рая!
-- Согласен,-- откликнулся Олег,-- но все же не отставай, не
отставай.
Он целеустремленно двинулся через ледяное пространство. Томас снова
набрал морозного воздуха, ликующе и с такой силой пропустил через грудь,
чтобы добрался до самых дальних кишок. Усталость начала испаряться, как
снежинка на горячей рыцарской ладони.
Олег был уже на середине зала, впереди маячил черная нора, может быть
выход, а может чего похуже, когда сзади раздался встревоженный вопль:
-- Сэр Олег!.. Это же... это женщины!
В полупрозрачных глыбах виднелись обнаженные женщины. Застывшие,
замороженные, как лягушки на зиму, они смотрели кто с немым укором, кто со
страхом и надеждой, кто с вызовом, но почти не было тех, кто застыл в
тупом оцепенении, обреченности. Томас брел, спотыкаясь, глаза не
отрывались от прекрасных женских лиц. Он готов был поклясться, что именно
здесь собраны самые красивые женщины мира. Или же их делало самыми
красивыми особенное выражение лица, глаз...
-- Не отставай,-- бросил калика раздраженно.
-- Олег! Это женщины,-- повторил Томас упавшим голосом.-- Здесь, в
аду...
-- Верно,-- согласился Олег саркастически,-- а где им еще быть?
Томас пробормотал с жалостью:
-- Какой огонь у каждой в глазах! Я не думал, что его смогут затушить
все ледники мира...
-- Ледники -- да,-- согласился Олег,-- но грубое слово может. Не
отставай! Или ты только на коне герой?
Томас, спотыкаясь, брел за ним, глаза не отрывались от прекрасных
женских лиц, а на их тела старался не смотреть, чтобы не оскорблять их
достоинство, ибо явно же не сами разделись, ад не только терзает, но и
унижает, затем стал замечать короткие надписи, что въелись в лед либо у
головы, либо у ног.
-- Олег, за что их?
Олег пробурчал, не оглядываясь, глаза его были упорно направлены в
пол:
-- За грехи.
-- За прелюбодеяние?
-- Хуже.
Томас удивился:
-- Еще хуже?
-- Это ж твое христианство! Вера рабов -- опора государственности. Их
сюда за пренебрежение высшими интересами. Ну, их много, не перечислишь.
Любовь поставили выше, из-за чего высшие интересы пострадали.
Томас возмутился:
-- И за это в лед? За любовь?
-- Охладить пыл,-- пояснил Олег равнодушно.-- Мол, слишком расточали
пыл и жар не по тому адресу. Надо -- Родине, племени, религии... а они --
мужчинам.
Он прошел вперед, а Томас замер, восторженно смотрел на одну
вмороженную женщину:
-- Какая красавица! Я даже не знал, что такое возможно!.. Какое
совершенство... Олег! Мне чудится, что она постоянно следит глазами за
тобой. Сэр Олег, это просто невероятная красавица... Ее глаза в самом деле
поворачиваются за тобой...
-- Уловка скульптора,-- пояснил Олег мрачно.-- Если нарисовать
портрет, чтобы зрачок стоял посредине, то почудится, что портрет следит за
тобой всюду... А со скульптурой можно тремя способами...
-- Невероятно,-- прошептал Томас.-- Если их ставил сам Сатана, то он
гений... хоть и гений Зла! Но почему я вижу, что следят глазами именно за
тобой?
-- Шире шаг,-- огрызнулся Олег.
Ноги скользили, он пробирался осторожно, глядел только под ноги.
Железные сапоги рыцаря почти не скользили, он жадно всматривался в
прекрасные лица, сердце билось мощно и сильно, а кулаки сжимались в
бессильной ярости. Мир несправедлив, если таких красивых в ад! Другое
дело, некрасивых, те все равно становятся ведьмами, а еще ведьмами
становятся те, кому мужья достались не по любви, но эти могли бы стать
ангелами...
Калика скользил, пытаясь пробраться через глыбу льда, черный зев вот
уже рядом, когда Томас догнал, железные сапоги впивались в гладкий лед как
железные когти, на миг они оказались рядом. Томас уважительно отступил,
давая дорогу, сам впервые поскользнулся, замахал руками, мощной пятерней
угодил в плечо Олега. Тот качнулся и, пытаясь удержать равновесие,
растопырил руки. Пальцы коснулись ледяной глыбы, в которой проступало
обнаженное тело.
Сухо щелкнуло, затем звонко затрещал лед. Осколки брызнули с такой
силой, будто их разбросало взрывом, или по глыбе льда ударили боевым
молотом. Они еще не успели упасть на пол, когда миниатюрная женщина
бросилась Олегу на шею. Голос ее был хриплый от волнения и близких слез:
-- О, Олег!.. Я не могла и подумать, что ты тут же ринешься за
мною!.. Как я была не права! Прости меня... Я такая дура, такая дура!
Томас ошалело смотрел на эту невысокую женщину, настолько ладно
сложенную, что такое полагал невозможным, с удивительно прекрасным лицом,
огромными темными глазами. Волосы ее были черны как ночь, ниспадали на
грудь и спину черным водопадом. Это была та самая, которая... Боги, мало
им Сатаны с его воинством!
Стиснув челюсти, он снял с плеч зеленый плащ, отобранный у призрачных
монахов, и, мокрый от чудовищных усилий, набросил на удивительную женщину.
Это зачтется за подвиг, подумал он хмуро, ибо глаза вылезают из черепа,
чтобы видеть ее еще и еще.
-- Поспешим отсель, сэр калика,-- сказал он, разрываясь между
сочувствием и острой завистью.-- Пойдем, здесь холодно.
-- Холодно? -- пробормотал Олег.
По его лбу катились крупные капли пота. Он затравленно зыркал по
сторонам, лицо медленно принимало обреченное выражение. Женщина, ее зовут
Гульчей, наконец вспомнил Томас, прижималась к нему испуганно и счастливо,
что-то верещала на своем птичьем женском языке, Олег вроде бы не обращает
внимания на ее щебет, привыкает быстро, хотя лицо все еще такое, словно
вместо хмельного меда хлебнул уксуса.
Поспешим отсюда, повторил Томас про себя с потрясенной завистью, а то
еще кого коснешься. Так что это совсем не мерещится, что вмороженные в лед
женщины провожают взглядами! И самому бы не задеть... Яра не поймет, да и
калике с двумя...
Олег полез в дыру, можно идти чуть пригнув голову, женщина шла
следом, а Томас прикрывал от опасности сзади. В дыры на плаще
соблазнительно просвечивает ослепительно белое тело, хотя такая
черноволоска должна быть смуглотелой, а пятна крови наверняка
подсказывают, какие великие подвиги пришлось свершить, чтобы освободить
ее, единственную и неповторимую!
Олег что-то втолковывал женщине, та не слушала, смотрела влюбленными
глазами. Томас обогнал, все-таки настоящий воин он, Томас Мальтон из
Гисленда, а эти двое... всего лишь двое, хоть и опасные.
Впереди расширялся каменный зев, там гремело, пахло серой и горящей
смолой. Через несколько шагов гора осталась за спиной, тучи нависали
темнолиловые, в них грозно вспыхивали огни, на выжженную землю падали злые
отблески.
Олег затравленно огляделся, махнул рукой, и все трое перебежали вдоль
стены. Тропка была узенькая, Гульча пошла вперед, стараясь быть полезной,
как самая маленькая и незаметная, а Олег обернулся к Томасу:
-- Вот видишь!.. А они говорят!
-- Что? -- не понял Томас.
-- А то,-- сказал Олег голосом неправедно обиженного.-- Увидь нас
кентавры... или еще кто, что скажут? Сразу разнесут, что Олег опять в ад
за бабой... Еще добавят для интереса, что грязный, нечесаный, пьяный
вдрызг, с дураком железнолобым...
Томас, который кивал, соглашаясь с каждым словом, опомнился:
-- Ну, это уже чересчур! Так наговаривать на святого человека... Я
без шлема уже давно, а лоб у меня как лоб. А кентавры... Да вон скачут.
Если глаза у них зоркие...
-- Зоркие, зоркие,-- рыкнул калика раздраженно.
Томас, оберегая репутацию друга, догнал Гульчу и поправил на ней
плащ, пошел рядом, хотя чувствовал, что с большей безопасностью нес бы в
руках большую ядовитую змею.
Небо грохотало, потому он не услышал тяжелого конского топота, а
когда увидел тускло блестящие под луной шлемы, сердце сжалось в недобром
предчувствии. Навстречу неслась рыцарская конница. Лица рыцарей Томас не
рассмотрел, забрала опущены, но даже по посадке чувствовал, что враг
бросил на них ту мощь, с которой им не справиться.
Он остановился, крикнул приглушенным голосом:
-- Олег!.. Рыцари!
Олег оставил Гульчу, во мгновение ока оказался рядом:
-- Ах, черт... Рыцари смерти...
-- Смерти? -- не понял Томас.
-- Лучшие из лучших, что попали сюда,-- сказал Олег с тоской.-- У них
был выбор: сидеть в котлах или же... Да, этих не уговорить, не обмануть...
Что делать будем, Томас?
Томас не знал, что есть выбор, но по настойчивому взгляду Олега
понял, что у него есть выбор, лапнул себя за пояс:
-- А, мышь!... Ты говорил, перенесет через озеро с лавой?
-- С великим трудом,-- ответил Олег сразу,-- но перенесет.
-- А троих?
Олег покачал головой. Взгляд зеленых глаз был сочувствующим:
-- Нет. Даже не дотащит до середины.
Томас краткий миг смотрел на золотой амулет, затем в темноте как
яркая молния блеснула его белозубая улыбка:
-- Так что же мы решаем?
-- В самом деле...
-- Позови эту женщину,-- попросил Томас,-- я сам ее еще боюсь.
Олег помедлил:
-- Томас....
-- Да, сэр Олег.
-- В этот раз нам не выбраться.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг