улещивал! Эх... сколько будешь сидеть? Скалу просидишь.
Не дожидаясь, когда Томас возденет себя, прямо из лежачего положения
оказался на ногах, изогнувшись в спине как гадкая кошка, что помощница
черта, подхватил посох и побрел себе, страждущий за человечество. Томас
поспешно поднялся, сперва на четвереньки, чуть было не пошел в этой позе
-- совсем не позор для рыцаря ходить как лев,-- но руки больно коротки, а
зад высоковат, тоже подхватил меч, щит не снимал, и снова скала поплыла
справа, а каменная тропка пошла круто вздыматься выше и выше.
Калика поджидал его в узком месте, помог перебраться через завал, а
Томас сказал, не сдержавшись:
-- Не печалься. Мы все упускаем какие-то возможности. У нас это
зовется остроумием на лестнице.
-- А у нас, после драки кулаками... Да ладно, чего других винить? Сам
сплоховал. Сдуру подарил ей свой браслет с левой руки! Мол, на ее тонкий
стан. Она одела вместо пояса, гордилась. А потом сообразила, что ежели
забрюхатеть -- какой там браслет, разве что обруч для бочки подойдет...
Перед глазами Томаса замедленными рывками уходила вниз покрытая
каплями его пота, как дерево грибами, гранитная стена. Он прижимался щекой
так, что обдирал кожу. Калику боялся и слушать, это хуже, чем опустить
голову и посмотреть вниз. Такие бездны раскрываются, что уже не оторопь
берет, руки-ноги немеют.
-- А может дозналась, что подруг обрюхатил раньше? -- Доносился
рассудительный голос.-- Эх, эта безрассудная молодость!.. Знать бы где
упасть, соломку бы подстелил. У подруг ни кожи, ни рожи, только и того,
что все сорок стерегли сад с молодильными яблоками...
Голос отдалился, затих. Томас рискнул воздеть взор. Подошвы из свиной
кожи как раз исчезли наверху за краем. Карабкается, язычник проклятый,
гореть ему в огне, как муха по стене. Это ж какое племя вышло из того
сада, спросить при случае. Только не здесь, тут пошатнись -- враз
уподобишься гордым орлам, сложившим крылья. А пошатнешься точно, когда
ответит!
Глава 8
Что-то хрипело, рычало, он дважды хватался за меч, пока сообразил,
что сам дышит как Змей, что из поднебесья рухнул брюхом на эти скалы.
Невольно вспомнилось раннее детство, когда он с отцом зимой шел через
перевал. Ему тогда было лет восемь, если не семь. Ночь застала в пути.
Легли прямо на снег. Он тогда скатал ком снега, положил под голову. Отец
увидел, пинком выбил из-под головы: "Не разнеживайся, сынок"! Теперь он
снова ощутил себя тем же изнеженным ребенком, ибо на взгляд калики,
оказывается, спать можно не только на камнях, не снимая доспехов, но и
стоя как конь, разве что прислонившись к скале, а то и вовсе на ходу.
Он шел, как в забытьи, заставляя себя переставлять ноги, хвататься за
выступы скал, держаться, идти, не плакать и не выть от усталости и боли в
растертых подошвах. Впереди то расплывалось мутное пятно: серое посредине,
красное сверху, то исчезало. Наконец начало увеличиваться, словно калика
остановился, ждал. Томас вяло позвал:
-- Сэр калика!
Пятно сдвинулось, вместо красного появился оттенок темнокоричневого.
Томас горстью смахнул пот, вытер лицо и глаза, а когда посмотрел на
калику, тот уже выглядел как никогда рельефным и четким, но...
Впереди, загораживая дорогу, стояли трое горных великанов. Ростом
всего на две головы выше, они однако были настолько широки, что каждый мог
бы загородить ворота в любом замке. Все трое в звериных шкурах, только
явно сшитых из туров, в руках по дубине из цельного ствола дерева, ноги
голые, но Томас разглядел какая толстая подошва у каждого, конь
позавидует, а жилы на ногах и руках выглядят как змеи, что нажрались и
лениво перекатываются под кожей.
-- Ребята,-- проговорил Олег громко,-- мы с вами не воюем.
Великаны переглянулись, средний из них проревел:
-- Гр... Мы... воюем... со всеми!
Голос его был полузвериный, огромный, как и они сами, такой же
мохнатый, но говорил великан так медленно, что Томас успел остыть и
вытащить свой двуручный меч.
-- Я вижу,-- сказал калика убеждающе,-- что вы прямо-таки
странствующие рыцари!.. Тем тоже только бы удаль показать да силой
померяться. Но с нас ничего взять, заранее предупреждаю. Моя шкура вам
мала, да и железо моего друга... зачем?
-- Мы... убивать,-- заявил второй великан.
Он без торопливости шагнул вперед. Исполинская дубина начала
подниматься. Олег оглянулся на Томаса:
-- Ты как?
-- Беру левого,-- прохрипел Томас.
-- А я -- его соседа,-- сказал Олег.
Дубина великана взвилась над головой, он торжествующе взревел и со
страшной силой обрушил свое оружие. Олег без спешки отступил. Дубина
ударила в камни, плато подпрыгнуло, а Олег очень быстро ударил острым
концом посоха великана в живот. Тот охнул, отступил на шаг, замахал
руками, оказавшись на краю пропасти...
Томас одновременно с каликой ударил мечом своего великана по коленям.
Он чувствовал, что даже измученный и в тяжелых доспехах, двигается быстрее
неуклюжего великана. Великан только протянул в нему огромную ладонь
размером с рыцарский щит, на которой могла бы поместиться дрофа, как Томас
ударил снова, а когда великан пошатнулся, с боевым кличем толкнул его в
грудь.
Оба великана замедленно как во сне, валились в пропасть На широких
звериных лицах не было даже удивления. Они удивятся, успел подумать Томас,
когда грохнутся внизу о камни. А лететь долго, вон облачко проползло на
этом же уровне...
С обнаженным мечом он повернулся к оставшемуся великану. Над головой
тонко свистнуло, Томас ощутил, как брызнуло слизью и кровью, а в глазу
великана появилось длинное перо. Он медленно повалился на спину, и тогда
лишь Томас, соображая со скоростью великана размером с эту гору, понял,
что перо укреплено на пруте толщиной в палец. Стрела вошла в глаз и
пробила череп как спелую тыкву.
В двух десятках шагов со скалы торопливо спускалась, прыгая с камня
на камень, рослая девушка, сильно потемневшая на солнце, с длинной косой,
в легкой охотничьей одежде и голыми коленями. В руке у нее был лук, а
из-за плеча торчали оперенные стрелы.
-- Э..э... спасибо,-- сказал Томас,-- Это было приятно, хотя нам и
самим бы не трудно...
Девушка оглядела обоих коричневыми глазами, в них были тоска и
глубокое отчаяние. Губы чуть дрогнули, но совсем не в усмешке:
-- Я просто не люблю, когда схватка неравна. А так трое -- на троих!
Калика подошел к краю, долго смотрел вниз. Покачал головой, а затем
спросил вдруг, не поворачиваясь:
-- Как тебя зовут, красавица?
Девушка ответила нехотя:
-- Камари. Мое имя в этих краях не знают.
Калика повернулся, его зеленые глаза внимательно пробежали по ее
смуглому лицу. Томасу почудилось, что в глазах безбожного друга
промелькнула такая же печаль, как в глазах этой странной девушки.
-- Да, -- ответил калика,-- ты в самом деле не любишь, когда на
одного... вдвоем или втроем. И у тебя есть на то причины. Верно?
Девушка тряхнула головой, взгляд стал дерзким, но губы вдруг напухли
и задрожали:
-- Да. Я это ненавижу.
-- Камари,-- сказал калика, Томас изумился голосу калики, он не
предполагал, что тот умеет прикидываться таким сердечным,-- когда-то это
имя знали... Еще как знали! Теперь забыли. Но придет время, надеюсь, твоим
именем будут называть девочек. Да что там девочек! Даже коз будут так
звать, а это уже признание... Ты все еще ждешь?
Она насторожилась:
-- Ты о чем?
-- О нем,-- ответил Олег, голос его потеплел.-- Боги, это ж сколько
веков ты бродишь в этих местах?
Томас в изумлении увидел, как вдруг холодная и невозмутимая женщина
задрожала как осиновый лист на ветру. Тоненьким голоском вскрикнула жалко:
-- Ты о нем знаешь?
-- Кто не знает Амирани? -- ответил Олег вопросом на вопрос.-- Когда
я видел его в последний раз, сил у него хватало, ярости -- тоже. Его пса
держит на земле преданность хозяину, Амирани не хочет умирать, пока не
отомстит богам, ты просто хочешь дождаться... Всех нас что-то держит...
какое-то время.
Он впал в задумчивость, почти забыл про невесту неведомого Томасу
плененного богами героя, забыл про Томаса, смотрел в землю, брови
сдвинулись, губы шевелились. Томас сложил пальцы крестом и про себя
прошептал молитву Пречистой Деве. По крайней мере первые три слова,
которые знал.
-- Спасибо, что помните, -- ответила Камари просто.
Она проводила его тоскующим взором, но калика, похоже, уже забыл о
ней, и Томас почти возненавидел его за такую безучастность с людским
мукам. Стена постепенно отодвигалась, а каменная площадка раздвинулась,
превратилась в каменистое плато. Встретили стадо горных козлов, те
подпустили совсем близко, мохнатые и могучие, калика погрозил им пальцем,
они нехотя отодвинулись.
Томас наконец рискнул спросить:
-- Те великаны... они здесь охотятся?
-- Вряд ли,-- буркнул калика.
-- Тогда что?
-- Кто-то их послал встретить нас,-- сказал калика равнодушно.
Томас сурово улыбнулся:
-- Да? Я так и думал. Но этот неизвестный убедился, что и мы чего-то
стоим.
-- Гм... Думаю, ему просто передали нас остановить. Но не
предупредили, что мы, как ты говоришь, что-то стоим.
Томас спросил в спину:
-- Значит, попробуют еще?
-- Конечно. И в другой раз мы так просто не отделаемся.
Голос его был равнодушный, отстраненный. Томас зябко повел плечами.
Ладно, они вдвоем в самом деле чего-то стоят. Уже доказали по дороге из
жарких земель Сарацинии, подтвердили в Британии.
Впереди раздался сухой треск, словно переломили дерево. Красная стена
вздрогнула, по ней пробежала трещина. Посыпался щебень, а у основания
вывалился камешек размером с быка. Калика даже не сбавил шаг, шел, мерно
постукивая посохом. Красные волосы трепало ветром.
Томас прибавил шаг. Сердце клонилось в ожидании опасностей. Калика
обошел камень, Томас видел, как он пригнулся и шагнул в полумрак.
Мелькнули и пропали красные волосы. После паузы послышались удаляющиеся
шаги.
-- Мог бы и подождать,-- вскрикнул Томас.-- Я ж не знал...
Он бегом вдвинулся в узкий ход, натыкался на камни, железо звякало.
Впереди в полной тьме то начинал светиться камень на верхушке посоха, то
пропадал, и Томас в бессильном отчаянии стукался о стены, искал дорогу
наощупь. Губы шептали молитву Пречистой Деве, но когда в рот попал комок
такой гадостной пыли, словно это было окаменевшее дерьмо летучей мыши, он
прервал молитву такими словами, что почувствовал, как даже спина
покраснела, а весь низ съежился.
Наконец спереди послышалось нетерпеливое:
-- Ты там не спишь?
-- Сэр калика!
-- А что там, не могу понять.
-- Я ж не вижу в темноте!
-- Эх черт,-- сказал калика сокрушенно,-- как я мог забыть? Прости,
сэр Томас.
На этот раз он пошел всего в двух шагах, заботливо оглядывался, и
Томас начал верить, что калика не знал или забыл, что люди не видят в
темноте, они не совы и не летучие мыши. И не ведьмаки проклятые!
Он прислушался, почудились далекие удары. Калика двигался с
осторожностью, пригибался, поворачивался боком, с трудом протискивался в
узких местах.
Далекий стук превратился в тяжелые бухающие удары. Земля под ногами
начала вздрагивать. Калика чуть ускорил шаг, исчез, Томас увидел как
впереди открывается огромная мрачная пещера. Спотыкаясь, он почти бегом
выскочил, ахнул.
На той стороне слабо освещенной пещеры чернел другой такой же ход,
калика шел к нему вдоль стены. А в середине пещеры огромный потный гигант
пытался вытащить из земли кол. Под мокрой от пота кожей вздувались толстые
мышцы, передвигались как бобры под шкурой, воздух был пропитан потом,
тяжелым смрадом.
У ног гиганта лежал тощий облезлый пес. Увидев чужаков, он угрожающе
раскрыл пасть. Плечи Томаса передернулись от жалости и отвращения.
Беззубые десны сочились кровью, от зубов не осталось даже пеньков.
Передними лапами держал цепь, устало и исступленно лизал ее, и Томас
потрясенно увидел, что толстое железо звеньев истончилось как сосулька на
солнце, будто пес лижет их уже не одно столетие. Гигант не оборачивался,
весь багровый от чудовищных усилий, и кол хоть и медленно, со скрипом, но
выдвигался из земли, твердой, как сама скала.
Калика обернулся:
-- Сэр Томас, пойдем. Не могу смотреть...
-- Что с ним?
-- Не помню, то ли кол сам войдет в землю, то ли этот бугай его сам
ненароком вобьет, вон какой неуклюжий, то ли еще чего... Иначе бы давно
освободился, а Сизиф вкатил бы свой камень!
Томас сказал дрожащим голосом:
-- Похоже, он поссорился с мужиком покрепче себя.
Олег вдвинулся в щель, исчез, только доносились осторожные шаги в
темноте. Томас крикнул ему в спину:
-- Неужели это тот, кого она ждет?
-- Да,-- был затихающий ответ.
Томас, повинуясь вдруг вспыхнувшему чувству, обернулся:
-- Амирани! Она ждет.
Плечи гиганта застыли. Он все так же держал кол, не давая погрузиться
обратно. Томас сказал громче. настойчивее:
-- Ее зовут Камари. Она научилась стрелять из лука. Она живет здесь в
горах. Теперь я понимаю, почему все скалы окрест с округлыми краями! Она
все время ждет, что ты вытащишь этот проклятый кол, и потому хочет быть
рядом, когда выйдешь.
Гигант взревел, мышцы спины вздулись еще страшнее. Пещера наполнилась
скрипом и скрежетом. Кол пополз все выше и выше, медленно истончаясь, и
Томас уже мог вычислить, какой он длины. Со свода посыпались мелкие
камешки. Томас попятился, кол пошел вверх быстрее, пес с изумленно
радостным визгом попятился, и тут выступ закрыл пещеру с прикованным
героем. Томас повернулся и бросился догонять калику.
Олег заворчал, когда рыцарь ткнулся ему в спину, спросил недовольно:
-- Что там за рев?
-- Амирани...
-- Я знаю, как его зовут. Чего ревет?
Томас прислушался, губы его раздвинулись в усмешке. Потом сообразил,
что калика не видит, пояснил с радостным изумлением:
-- Он тоже ее не забыл.
-- Ну?
-- Иначе бы не стал так... Откуда и силы взялись.
Сзади грохот и треск не ослабевали, а будто бы даже стали громче. В
спины толкнула волна спертого воздуха. Снова был треск, будто трещала
раздираемая надвое скала.
Калика наконец пробормотал с недоумением:
-- Чего это он разбушевался?
-- Скалу ломает,-- определил Томас.
-- До скалы не дотянуться,-- хмыкнул калика.
Томас сказал победно:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг