Бадри заорал, перекрывая грохот:
-- Но умрешь и ты!
-- А ты мне приготовил другое?
Края осыпались, в бездну падали целые глыбы. Бадри и Олег оказались
на одной, что быстро уменьшалась. Посланец Тайных стиснул челюсти, во
взгляде была ненависть. Он простер к Олегу стиснутые кулаки.
-- Надеешься спастись? Не выйдет!
Он потряс кулаками. Прогремел гром. Томас вскрикнул в ярости и
отчаянии -- земля под ногами злого демона и калики превратилась в песок.
Оба одновременно взмахнули руками и обрушились вниз вместе с грудами
песка. Взметнулось облако удушливой горячей пыли.
Ноги Томаса внезапно отклеились от земли. Он упал от неожиданности,
вскочил, подбежал к краю пропасти. Внизу было только облако пыли и пепла,
туда все еще обрушивались камни. Земля подрагивала, края пропасти медленно
сдвигались, словно края раны под рукой умелого лекаря.
Томас с ужасом смотрел в раскаленный провал. Оттуда вылетали клубы
дыма, выстреливались столбы огня. Края почернели, оплавились, как воск на
солнце. Под ногами стоял затихающий гул.
Яра дрожала, как осиновый лист. Глаза ее были большими и пугливыми.
Она косилась на провал, но отшатывалась при клубах черного дыма.
Томасу показалось, что слышит запах горелого мяса. Страшное
одиночество пришло и навалилось с такой мощью, что захотелось плакать.
Вздрогнул, сказал хрипло:
-- Я не думал... что ад так близко!
-- Что такое ад?
-- Пресвятая Богородица! -- прошептал Томас. -- Ты не знаешь, что
есть ад? Бедный калика... Он был стоек в своих заблуждениях. Хоть за это
ему можно чуть меньше углей...
Он отступил, потому что глыбы все еще откалывались, исчезали в
пропасти. Опустошенно вдвоем наблюдали, как из желтого пыльного облака
вынырнули острые верхушки изломанных камней. Стоял хруст, стены
сдвигались, перемалывая глыбы.
Вскоре стены сомкнулись. Сжатие было таково, что наверх выдавило
горячее крошево камней, песка и пыли. От них несло гарью. Теперь бывший
разлом еще больше напоминал затянувшуюся рану с застывшей корочкой
наверху.
Томас без сил опустился на землю. Яра подошла и встала рядом. Томас
ощутил, что страшное одиночество все же начинает рассеиваться, как
утренний туман под солнцем. Она коснулась его плечом, и одиночество
исчезло. Были только боль и горечь от потери верного друга и отважного
компаньона.
-- Прощай, -- прошептал Томас. -- Пусть зачтутся тебе твои добрые
дела, калика... Ты жил, как язычник, но доброго сделал больше, чем иные
христиане...
Он повернулся к Яре. Мокрые дорожки блестели на ее щеках, голос
прерывался, но в нем была крепнущая сила:
-- Сэр Томас, я знаю, что ты хочешь сказать. Нет! Калика предвидел и
это. Он мне велел строго-настрого, если с ним что-то случится, я не должна
оставлять тебя... пока ты не довезешь меня к моему жениху. А это тебе по
дороге. Ты проедешь прямо через его земли..
Томас отшатнулся.
-- Мы вдвоем тебя едва-едва защищали!.. Прости, но со мной ты в
большей опасности, чем одна. Или с кем другим.
-- Томас, -- она впервые назвала его по имени, -- святой отшельник
мне вчера рассказал о чаше. И о том, как важно для тебя и всего мира
принести ее в Британию. И рассказал, что за тобой охотятся сильные и
беспощадные враги. Ну и что же? Все равно ты самый сильный. При тебе мне
надежнее.
-- Калика так и сказал?
-- Он знал, что может умереть... Боюсь, он даже предвидел свою
гибель. Потому он так...
-- Предвидел? -- не понял Томас. -- Но зачем? Может, лучше было бы
как-то избежать?
Молчание было тягостным. Яра опустила голову. Слезы снова побежали по
еще мокрым дорожкам.
-- Думаю, он просто устал. Устал жить. Он все время нес какую-то
тяжесть. Нам даже не вообразить какую. И у него все время рушилось,
ломалось, получалось не то, к чему стремился. Он устал от неудач,
разочарований. Он уже хотел уйти! Но сумел уйти так, чтобы даже не
потратиться на свои похороны. И унес с собой твоих главных врагов.
Томас остро взглянул на нее. Она кивнула.
-- Но остался еще один... Пусть проще, но ты его не знаешь. Он ждет
тебя где-то впереди.
-- А ты знаешь?
-- Калика дал мне свои обереги. И показал, как пользоваться. А помогу
тебе так, как никто не поможет. Я укажу на того, кто попытается ударить в
спину!
Томас потряс головой.
-- Ни за что! Подвергать твою жизнь такой опасности? Да что я буду за
мужчина? Что за рыцарь? Тебя саму охранять надо, а ты берешься охранять
меня! Да я со стыда сгорю, мне другим рыцарям на глаза нельзя будет
показаться!
-- Меня охранять? -- не поняла Яра. -- Что, я выгляжу такой слабой?
-- Конечно, -- сказал Томас убежденно. -- Ты слабая женщина, хрупкая
и нежная. А я, мужчина, должен тебя защищать.
Яра оглядела себя, посмотрела на рыцаря с подозрением, подозревая
злую шутку.
-- Хрупкая?
-- Хрупкая! Вон у тебя какая нежная, как шелк, кожа. Сколько едем по
солнцу, ветру, сколько спим на земле, сколько тебя царапали ветки, а кожа
все такая же нежная и тонкая, как у сказочной принцессы. И кости у тебя
тонкие, как у птички. И росту ты... лишь с недомерками что-то стоишь, а
рядом с настоящими... как я или сэр калика, все равно тонкая, как березка,
и стройная, как сосенка. Сильный удар тебе перешибет, как соплю, все-таки
жалко...
Яра, которая слушала с открытым ртом, опомнилась так резко, что даже
вздрогнула. Смягчившееся лицо снова затвердело, а в низком хрипловатом
голосе, от звуков которого сердце Томаса екало, снова зазвенел металл:
-- Сэр Томас, я не хрупкая и не слабая, какими жаждешь видеть женщин.
Наша женщина, росская, коня на скаку остановит, в горящую избу... А как
иначе? Если кони все скачут и скачут, а избы горят и горят?
Глава 6
Томас покачал головой.
-- Не могу. Рыцарская честь не позволяет.
-- Сэр Томас! Я не из племени англов. Ты не отвечаешь за меня. Я из
племени росичей, а у нас женщины все еще свободные. Какими были у вас до
прихода веры Христа. Ты не отвечаешь за меня, пойми! Я сама по себе. Я
женщина -- слабая, когда готовлю обед мужчине, но если сажусь на коня --
воин! Разве ты не слыхивал про амазонок?
Томас проворчал, чуть поколебавшись:
-- Кто о них не слышал. Но это в том мире... гнусном язычестве.
Яра прямо взглянула ему в глаза.
-- Ты настолько не хочешь меня взять с собой... что готов рискнуть
чашей?
Томас ощутил, как будто его стукнули по голове боевым молотом. Чашу
он обязан донести любой ценой. От этого зависит больше, чем человеческая
жизнь, даже многие жизни. Быть или не быть целому народу, которому
начертано совершить... перевернуть... создать... Словом, от усилий его,
Томаса Мальтона, зависит будущее целого народа, а то и всего мира. И тут
никакая добавочная помощь не будет лишней.
Томас решительно отстранил обереги и посох в ее руке.
-- Нет. Мне, воину Христа, не гоже знаться с язычеством.
Она сказала потерянно:
-- Тогда мы погибли. И чашу не донести. Он доверил посох только тебе.
И только ты можешь вызвать к жизни те заклятия, которые он вложил в посох.
Томас покачал головой.
-- Неужели он и это предвидел? Он не мог обращаться к магии... по
своим рыцарским принципам. Я их так называю, а он именовал как-то иначе,
сложнее. А я, не будучи связанным его обетами, могу...
-- Так чего же тебе еще?
Томас вскрикнул в муке:
-- Но не могу по своим обетам!.. Я -- воин войска Христова!
Она посмотрела пристально, внезапно предложила, вспомнив калику, его
насмешки, даже воспроизведя его интонации:
-- Церковь лишь возрадуется, когда ты вызовешь демона... и подчинишь
его. Заставишь выполнять богоугодные дела.
Томас смотрел с сомнением.
-- Да?.. Но если бы я знал, как с ними общаться. Рассказывают,
благородный рыцарь Денелон с ними даже в кости играл и пьянствовал, когда
его настоящие друзья оставили... А я только драться могу. Даже с демонами
готов, хотя их, как я слышал, кроме святой воды и креста ничего не берет.
-- Надо попробовать.
-- Но как?
-- Не думаю, чтобы калика оставил тебе посох, которым трудно
пользоваться. Покажи... Видишь, тут вырезаны значки...
Томас с неудовольствием отстранился.
-- Я и своей-то грамоты не очень... а тут еще буквы вовсе не
людские...
-- И не кириллица, -- сказала Яра со вздохом. -- Те бы я прочла...
Томас с сочувствием смотрел на ее помрачневшее лицо. Яра закрыла
глаза, шевелила губами.
-- Это черты и резы. Мой старый учитель знал этот язык. Но меня уже
не учил, этот остался языком волхвов и ведунов. Но я была любопытная, я
подсматривала тайком... Неужели вещий Олег и это предусмотрел?
Томас смотрел неверяще.
-- Ты сумеешь прочесть?
-- Вряд ли... Но я попытаюсь. И, сэр Томас, разве ты не видишь
двойную выгоду? Я могу быть тебе полезной в дороге, а когда ты доставишь
меня по пути во владения моего жениха, то получишь... богатое
вознаграждение. И сможешь рассказывать, что захватил его при разделе
добычи в захваченном Иерусалиме!
-- Что ж, -- сказал он, ненавидя себя за такое решение, -- я вынужден
согласиться. Но этот путь намного опаснее, чем был раньше...
-- Я выдержу, -- пообещала она.
Он выругался про себя, с ненавистью глядя на ее нежную шею. Пальцы
заныли от желания схватить эту шею и стиснуть так, чтобы хрустнули
позвонки. Неужели она не понимает, насколько это все опасно?
-- Там ждут не только сбитые в кровь пятки, -- пообещал он. -- Но
если даже распорешь свое толстое брюхо, не приходи за помощью.
-- А разве приходила я? -- удивилась она. Глаза ее были невинные,
Их короткому миру пришел конец, оба это знали.
Вдвоем они изловили коней, третьего взяли как запасного, сложили на
него запасные мешки. Времени в обрез, даже если больше ничего не случится.
Тайным нанесено лишь временное поражение. А ответный удар может быть
страшным. Теперь там знают их настоящую мощь.
-- Хорошо, -- повторил Томас тяжело, чувствуя, что делает роковую
ошибку. Может быть, смертельную. -- Ты едешь со мной до земель твоего
жениха. Но будешь выполнять все мои желания. Понятно?
В ее глазах мелькнул испуг, тень колебания. Он поднял руку, чтобы
отправить ее обратно, но она сказала быстро:
-- Я согласна. Если только твои желания не будут касаться...
-- Стоп! -- сказал он яростно. -- Я сказал, все желания. Значит, все
желания. И выполняешь их беспрекословно. Быстро, сразу.
Она посмотрела в его суровое лицо долгим взглядом. Томас был уверен,
что откажется, он только сейчас понял, что его требование можно
истолковать совсем иначе -- дуры-женщины ухитряются понять иначе, даже
если ясность требований исключает неверное толкование. Но в ее лиловых
глазах блеснули странные искорки.
-- Хорошо, сэр Томас, -- сказала она ровным голосом. -- Я клянусь
выполнять все твои требования. И желания.
Он стиснул зубы. Все еще надеялся, что откажется, но просчитался.
Ответил, пряча глаза:
-- Клятва вассала принята. В свою очередь клянусь, что с моей стороны
не будет никаких действий... которые... гм... можно было бы истолковать...
как порочащие честь и достоинство... моего вассала.
Опять в ее странных глазах он прочел то же непонятное выражение.
Сердясь на себя, вдвинул меч в ножны, забросил перевязь через плечо.
-- Аминь, -- сказала она. -- Поспешим, сюзерен? Кони есть, можно
выбрать. Калика был бы очень недоволен, не поспей мы в твою Британию. Его
жертва была бы напрасна.
Некоторое время ехали по опушке леса. Когда далеко замаячили высокие
башни замка, дорога резко свернула в лес, а дальше пошла петлять среди
самых жутких буреломов, завалов, продиралась сквозь чащи, пряталась по
низинкам и лесным овражкам.
Томас удивленно покачал головой.
-- Представляю, что здесь за хозяин!.. Один человек такую тропу не
проложит. Это ж сколько народу избегает такого владетеля?.. Нет, такое
можно встретить только на Руси.
Яра наморщила лобик.
-- По-моему, мы уже вышли из Руси... Иль не вышли? Говорят здесь так
же, мы племена одного корня -- "от можа и до можа", как говорит мой
дядя...
Томас передернул плечами.
-- Не напоминай мне о своем дяде!
-- Странно, ему понравилось с тобой общаться.
Томас вскинул руку, призывая ее к молчанию. Впереди спрыгнул на
тропинку, загораживая путь, крепкий мужик в зеленой одежде. Из кустов
справа и слева вышли еще двое. Томас быстро оглянулся. Дорогу к
отступлению загородили двое с топорами.
Первый, спрыгнувший с дерева, вытащил из ножен короткий, но явно
острый, судя по блеску лезвия, меч. Он был вожаком, чувствовалось по
движениям, по тому, как смотрели на него другие.
-- Кошелек или жизнь? -- предложил он насмешливо.
-- Так сразу не решишь, -- ответил Томас. -- Жизнь такова, что вопрос
трудный... Может быть, мы посидим у костра за кувшином вина, отведаем
подстреленного вами оленя, поговорим?
-- У тебя есть еще и вино? -- обрадовался вожак.
-- Я говорил о вашем вине, -- объяснил Томас, закипая. -- Один мой
друг научил меня не брезговать общением с разной рванью. Мол, все
человеки, но мое христианское смирение не простирается так далеко и не
длится так долго. Если есть у вас вино, отдавайте, а за это я отпущу вас
целыми.
Вожак захохотал. На рыцаря смотрели с интересом. Вожак предложил
миролюбиво:
-- Люблю смелых людей. Но я уже вижу, что ты настоящий мужик! А это
значит, что пока ты дрался на войне, тебя обобрали до нитки. Только бабы
все еще вешаются тебе на шею, но тут мы помочь завсегда рады.
Томас грозно сдвинул брови.
-- О чем ты лепечешь?
-- Оставь женщину, а сам можешь уйти целым.
Томас с неудовольствием покосился на Яру:
-- Они что, маленькие шахраи?
-- По-моему, -- проговорила она медленно, -- это не самая худшая
болезнь...
-- Но заразная!..
-- Ну, -- протянула она, -- и кроме Шахрая есть на свете настоящие
мужчины. Которые замечают!
Он вытащил меч, огрызнулся:
-- На свете слишком много свихнувшихся! Только скажи слово -- и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг