загорелое лицо стало серьезным и даже встревоженным.
Фарамунд нехотя поднялся. После смерти Лютеции во всем теле
постоянно чувствовал тяжесть. Двигаться себя заставлял, а когда
никого не было поблизости, просто ложился и смотрел в потолок.
Лютеция появлялась почти сразу, он разговаривал с нею, она отвечала.
Разговаривали подолгу, а в последних мысленных общениях уже начали
вместе осваивать бург, а чтобы его обезопасить, она разрешила ему
раздвинуть кордоны его... теперь уже ее земель. И он завоевывал для
нее новые земли, завоевал всю Галлию, но эти завоевания в его мечтах
занимали совсем мало места, а вот беседы с нею, общение с нею, когда
он носил ее на руках, такую легкую и невесомую, а она что-то шептала
ему в ухо, щекотала ресницами, ее тонкие нежные руки обнимали его за
шею...
В его мечты грубо вторгся чужой голос. Он вздрогнул, обнаружил,
что уже стоит в своей комнате, а перед ним встревоженный Громыхало,
в глазах откровенный страх.
- Я что-то говорил? - спросил Фарамунд.
- Да нет, - ответил Громыхало. Он переступил с ноги на ногу. -
Но мы уж давно тут стоим. Ты смотришь сквозь стены, губами
шлепаешь... Неладно с тобой, рекс.
Фарамунд тяжело рухнул на лавку. Локти опустил на столешницу,
чтобы удержать тяжелую голову. Громыхало сел напротив, тревога в
глазах росла.
- Рекс, я не знаю, что с тобой происходит... Но это твое дело,
я не хочу лезть в душу грязными сапогами. А они все грязные,
когда... ну, когда в душу. Я пришел по другому поводу. Мы нахапали
много земель. Нам платят многие бурги и города. Даже слишком
многие!..
- Что значит, "слишком"?
- Конунги окрестных племен уже собирают войска.
- Мы уже трепали их дружины.
- Дружины, но не ополчение, - возразил Громыхало. - Ополчение -
это... народ! А супротив всех... Нет, надо как-то иначе.
Фарамунд вперил взгляд в окно. В темнеющем небе зажглись первые
звездочки, похожие на искорки в глазах Лютеции. Он вздрогнул от
гадкого скрипа, это Громыхало ерзал по лавке объемистым задом.
- Как?
- Мы долго искали выход, - сказал Громыхало.
- Кто это "мы"? - прервал Фарамунд.
- Я, Вехульд, Унгардлик, Телимурд... он привел к тебе две
тысячи кимвров, даже Тревор с нами согласен! А уж ему-то что? Ломали
головы. Наконец пришли к выводу, что тебе надо повторить то, что
собирался сделать сразу.
- Что же вы собирались? - спросил он угрюмо.
- Леги... леги... тьфу, легитимность, как говорят римляне. Ну и
слово придумали! Так они называют... гм... так сразу и не скажешь,
законность, что ли. У тебя меч, у Лютеции - старинный род. В Лютеции
сошлись два знатнейших рода: знатный франкский и знатный римский.
Тебя бы сразу зауважали как здесь, так и в Риме. Но боги забрали
этот прекрасный цветок... и ты остался просто удачливым разбойником,
как и был.
Фарамунд прошептал тяжело:
- Как у тебя язык поворачивается говорить такое?
Легитимность... Зачем мне эта легитимность? Я все делал только для
Лютеции. Для ее защиты. И бурги завоевывал, крепил, чтобы ее беречь,
как драгоценный цветок...
- В Люнеусе сейчас младшая сестренка Лютеции, - бухнул
Громыхало. - Тревор ее забрал из старых краев, там сейчас война.
Теперь не спит, за нее трясется... Старый хрыч! Вокруг столько
народу, а он все трусит, что ее украдут, что пальчик прищемит, что
пчела укусит...
- У него больше никого не осталось, - сказал Фарамунд
безучастно.
- Ты знаешь... Для нас, для него, для всех... Для блага всех,
Фарамунд, говорю тебе как преданный друг и вассал - тебе надо
повторить брак. Теперь с младшей сестренкой Лютеции. Я видел ее...
Их просто не различить!
Фарамунд выслушал без гнева, в душе настолько все выгорело, что
ничто не высекает искру. Усмехнулся наивности старого воина: сердце
да не различит, покачал головой:
- Нет.
- Рекс... это нужно.
- Лютеция, - ответил он. Голос дрогнул, Громыхало с глубоким
сочувствием увидел, как дернулось мужественное лицо рекса, а в
глазах заблестела влага. - Лютеция!.. Только Лютеция... Никто и
никогда не войдет в мою душу. Даже не коснется.
Громыхало развел руками:
- А душа твоя при чем? Это же... как говорят, династический
брак! У тебя меч, у Брунгильды - имя своего рода. Она ж по матери -
из рода Нибелунгов, а по отцу - старинной римской крови, что давала
даже императоров! Соседи заткнутся. А от тебя даже не требуется,
чтобы ты вводил ее в дом.
Фарамунд покачал головой:
- Все равно мне это не нравится. Это похоже на предательство.
- Я же сказал, - настаивал Громыхало. - Тебе не надо будет
жениться по-настоящему. И Брунгильда это знает! И все знают. К тому
же...
Он умолк, покачал головой. Фарамунд спросил резко:
- Что еще?
- Лютеция наверняка просила бы тебя защитить сестренку, -
сказал Громыхало. - Пусть не жениться... хотя и это не исключено...
Лютеция не из тех, кто сам не гам и другому не дам... а просто
сейчас Брунгильду всяк обидит. Недаром же Тревор просил дать людей
для ее защиты! А будь она женой такого могучего рекса... просто
считайся его женой, никто не посмеет даже посмотреть в ее сторону
косо. Хоть все будут знать, что брак - династический, но протянуть к
ней лапу, это значило бы оскорбить тебя! А на это не всяк рискнет,
не всяк...
Заунывный, тревожащий душу рев донесся едва слышно, но
Громыхало оборвал себя на полуслове. Фарамунд увидел, как мохнатые
брови сдвинулись на мясистой переносице.
- Кого это черти принесли?
- Пойдем, - предложил Фарамунд, - встретим в холле.
- Не хочешь звать за стол? - спросил Громыхало понимающе.
- А ты хочешь?
- Еще чего, - возмутился Громыхало. - Мы те, кто с оружием в
руках доказали свою доблесть...
И стали знатными, подумал Фарамунд. А остальные - простой люд.
Простолюд. Простолюдины.
В холл ввели одетого богато, даже чересчур богато, воина. Шлем
он нес на сгибе локтя левой руки, короткие волосы отливали ранней
сединой, но лицо было моложавым, полным жизни.
Громыхало смерил откровенно презрительным взглядом позолоченные
доспехи, слишком длинные шпоры, широкий пояс, где в ножнах висел
кинжал, рукоять нелепо украшена крупными драгоценными камешками.
Фарамунд равнодушно взглянул на гостя. Тот поклонился:
- Меня зовут Армекс, я - управляющий благородного конта
Петариуса. Мой хозяин, конт Петариус - человек высокой крови и
больших знакомств, у него знатная родня. К тому же он состоит в
дружбе и союзе со всеми владетельными хозяевами окрестных бургов и
городов. Мы все видим быстрый рост вашей мощи... Некоторых это
пугает, некоторых... некоторых - нет. Но раз уж вы стали хозяином
двух бургов и такого большого города...
Громыхало буркнул:
- У рекса Фарамунда побольше, чем два бурга. Но это неважно,
продолжай.
Армекс бросил на него быстрый взгляд, снова поклонился
Фарамунду:
- У нашего хозяина ни слуги, ни его военачальники не смеют
говорить раньше своего... своего вождя.
Фарамунд с усмешкой отметил, что управляющий избегает называть
его рексом или любым титулом, предпочитая именовать просто вождем,
словно вожака крохотной разбойничьей шайки.
- Везде свои обычаи, - обронил он. - Твой хозяин - гот?
- Благородный конт Петариус из старинного рода лангобардов...
- А я - франк, - прервал Фарамунд. - Что велел сказать твой
хозяин?
- Благородный конт Петариус, - сказал управляющий, - через три
дня дает большой пир. Съезжаются владетельные хозяева бургов,
земель, вожди племен. Эти пиры, благородный Фарамунд, необходимы!..
Сейчас весь мир пришел в движение, и, поверишь ли, от пира к пиру
состав гостей обновляется почти наполовину!..
В голосе управляющего впервые прозвучало неподдельное волнение.
Фарамунд покачал головой, но наткнулся на острый взгляд Громыхало,
развел руками:
- Ты прав, мир сошел с ума. Все двигается, течет, только леса и
болота пока еще стоят на месте. Но кто знает, вдруг и они завтра?..
Потому надо крепить союзы. Скажи своему хозяину, что я польщен.
Скажи, благодарю... Однако... Вы все здесь успели пустить корни, я
только-только появился. Значит, это мой долг и обязанность угостить
окрестных владетелей в своей крепости, постараться понравиться...
э-э... сдружиться! Посему вот мой ответ: за две недели я обещаю
приготовить бург для встречи высоких гостей. Передай своего хозяину,
что я приглашаю его на пир!
Вестник поклонился, лицо было непроницаемо. Был он обрадован
или оскорблен ответом новичка, Фарамунд сказать не мог.
После его ухода Громыхало с облегчением выдохнул:
- Фу-у, пронесло... Ты хорошо ответил. А теперь надо не только
крепость подготовить, но и самим подготовиться. К примеру, больше
полудюжины сопровождающих за ворота не пускать...
- Почему?
- А мы с дюжиной человек не захватывали бурги? - напомнил
Громыхало.
- А-а-а... Ты прав, количество ограничим. Скажем, дюжиной с
каждым приглашенным. А ты не опозорь насчет вина!
Через две недели в бург съезжались нарядные всадники. Громыхало
беспокоился напрасно: хотя пригласили не только Петариуса, но всех
окрестных хозяев, но никто не пытался брать большую свиту. Напротив,
двое: Улард и Цугардлих, явились вовсе без свиты. Громыхало это
расценил как оскорбление, но Фарамунд отмахнулся.
- Ну что ты ко всему цепляешься?
- Да мне все одно, но другие скажут...
- Сильному не скажут.
Сам он встречал гостей в большом зале. Гости входили
по-разному: Петариус явился первым, веселый и благожелательный,
он-де просто любопытен и желает со всеми дружить, Улард вошел
хмурый, суровый, долго рассматривал Фарамунда в упор, затем коротко
поклонился, тут же позволил слуге отвести себя за стол, на
отведенное ему место.
А Занндрид, конунг племени тевкридов, известный не только
хорошей дружиной, но и на редкость длинным рядом предков, из
которого последние четыре были конунгами, сразу же поинтересовался:
- Надеюсь, у вас есть достаточно великие предки... чтобы войти
в круг благородных правителей этих земель?
Держался он надменно и снисходительно. Фарамунд почувствовал,
что, если он это стерпит, то с ним так же будут обращаться и другие
владетельные соседи. Затихли даже свои, смотрят испытующе. Если рекс
стерпит или увильнет от вопроса, просто отведут взгляды, его
авторитет не пошатнется. Его знают, ему верят. Но все же, все же...
Фарамунд окинул красавца конунга с головы до ног холодным
взором:
- Мне великие предки без надобности. Я сам - великий предок.
Уши стоявших поблизости гостей вытянулись. Сегодня же его слова
разойдутся по замку, а завтра - по окрестным землям. Они вызовут
недоброжелательство знатных родов, и симпатию со стороны
простонародья, искателей удачи, всех сильных и недовольных своим
положением. А здесь, где знать только начала складываться, когда
самые знатные насчитывают шесть-семь поколений предков, лучше
опираться на безродных, но сильных.
Конунг побагровел, напыжился, ладонь его опустилась на рукоять
меча. Фарамунд легонько улыбнулся, глаза сузились как у коршуна. Он
даже выдохнул с облегчением, а взглядом и всем видом поощрял конунга
вытащить меч, раз уж коснулся таким красноречивым жестом.
Вокруг замерли. Конунг замер, внезапно заколебавшись. С ним и с
гостями прибыло воинов втрое больше, но за спиной этого нового рекса
- настоящие звери. Говорят, даже едят сырое мясо, настолько жаждут
крови. Когда преследуют противников, то всегда распарывают у
захваченных в плен животы и жадно жрут еще теплую живую печень.
- Прошу за стол, дорогие гости, - сказал Фарамунд громко. - Не
часто удается собраться вместе сильным и доблестным людям!
Улард по-прежнему рассматривал его в упор, не раскрывал рта, а
Цугардлих ответил после паузы:
- Я думаю, мы в хорошем месте собрались.
- Здесь все к вашим услугам, - заверил Фарамунд.
Слуги торопливо расставляли по столу горячие блюда. Кувшины с
вином, серебряные кубки уже стояли перед каждым местом. Цугардлих
сделал слуге жест, непонятный Фарамунду, но явно понятный слуге. Тот
ухватился за кувшин, Цугардлих проследил, как темно-красная струя
падает в его кубок, затем широкая ладонь почти закрыла светлое
серебро, он поднялся, властный и уверенный, словно это он принимает
гостей, его зычный голос мощно разнесся по залу:
- За здоровье и благополучие доблестного Фарамунда!.. Надеюсь,
он окажется таким же хорошим соседом, а мы сможем долго наслаждаться
его обществом!
Гости поднимались, звонко чокались кубками. Вино плескало на
стол, Фарамунд прислушивался к шуму, улыбался, кланялся, благодарил,
а в голове, как юркая змейка, вертелась мысль, что даже ему,
неискушенному в поисках подспудного смысла слов, заметны
предостережение и угроза насчет хорошего соседа, а также попытка
выяснить его дальнейшие планы. Мол, как долго он задержится здесь.
Не пойдет ли захватывать бурги и города дальше. Не пора ли
объединить силы и остановить его сейчас...
- Я тоже надеюсь, - ответил он ровно. - Я не собираюсь уходить
из этого бурга...
Голос его прервался. Все увидели, как разом помрачнело его
лицо, щеки прорезали скорбные складки, а губы затвердели. В глазах
внезапно появилась нечеловеческая тоска.
Он торопливо осушил кубок, слуга тут же почтительно наполнил, и
Фарамунд выпил до дна снова. Гости, чувствуя неладное, отпивали из
кубков, осторожно опускались на скамьи, словно у тех подпилены
ножки.
Петариус наклонился к соседу, шепнул что-то. Хотя он не смотрел
на Фарамунда, тот ощутил, что речь о нем. Сосед слушал, потом его
глаза отыскали Фарамунда, во взгляде были удивление и сочувствие.
Петариус шепнул другому соседу, слева, и так пошло по кругу, но
Фарамунд сидел за столом в глубокой печали. Он чувствовал
присутствие Лютеции, слышал ее имя... гости повторяли его шепотом,
но оно звучало в его черепе, видел, как из пространства проступает
ее неземной облик...
Глава 23
В разгар пира приехал Тревор. Редьярд остался в Люнеусе, с
жаром укреплял бург, командовал своими и теми воинами, которых им
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг